Играя плотью, не имея плоти - Никон Арьин

Никон Арьин

Играя плотью, не имея плоти

Часть 1. КОЛОНИАЛЬНОЕ ШОУ

«Стерх» медленно отваливал от консолей. Роботы на стартовой площадке торопливо прятались в свои норы и задраивали за собой люки. По бокам огромного черного корабля засветились несколько небольших (сранительно с тушей всего «Стерха») реактивных двигателей. Если приблизиться к ним, то под пламенем дюз вполне можно по-быстрому сварить пару сотен тонн какого-нибудь хромоникельмолибденового сплава; но на непроницаемом фоне «Стерха» они выглядели не больше горящей спички в руке черного зулуса из условной африканской колонии. Экспедиционным кораблям, к числу которых принадлежал «Стерх», приходилось в начале каждого полета несколько часов отдаляться от места старта на реактивной тяге, чтобы произвести второй, настоящий старт в более-менее чистом вакууме и тем самым избежать неконтролируемых ядерных процессов в окружающем пространстве.

Звездолет медленно, но уверенно набирал ускорение.

«Стерх», межзвездный корабль десантно-спасательной службы, отвечал всем требованиям дальнего космоса. Независимые энергетические установки, работающие по принципу вакуумной нестабильности Оккама, могли в течении сотых долей секунды развить мощность, сравнимую с выдаваемой за это же время небольшой звездой типа Солнца. Нанотехнологии обеспечивали миллионнократную надежность всей размещенной на борту (и за бортом) техники «Стерха». Вычислительные цепи, встроенные в молекулярную структуру практически каждого предмета и объединенные в единую вычислительную сеть, превращали громадный корабль в точно такой же по размерам компьютер. Человеческий экипаж из ста пятидесити отборных специалистов и боевиков превращал бездушную глыбу вычислительных цепей, энергетических установок и боевых орудий в едва ли не самый непредсказуемый и загадочный феномен этой галактики.

Спустя шесть часов, когда «Стерх» удалился на триста тысяч километров, его дюзы одновременно погасли. Спустя еще несколько секунд вокруг его непроницаемого черного корпуса появился светящийся диск нежно-сиреневого цвета. Свечение диска постепенно набирало силу, в нем можно было различить спиралевидные завихрения, диск стал вращаться вокруг звездолета. Раскалившичь до нестерпимо-белого света, диск стал стремительно расширяться, словно взрыв вакуумной бомбы. Полыхнула ослепительная вспышка, во все стороны полетели белые раскаленные сгустки то ли света, то ли плазмы, будто бы «Стерх» пытался набросить на вселенную огненный невод. Гипотетический сторонний наблюдатель еще мог различить корпус корабля — по-прежнему абсолютно черный внутри бушующего звездным пламенем кокона, но вот он дрогнул, словно в мареве, раз, другой, сделался нерезким и… исчез, оставив за собой вместо межзвездной пыли чудовищную сумятицу фотонов и хаотически мечущихся атомов с ободранной ядерной оболочкой.

— Илья Курсов, — взгляд капитана Нечетного скользил по серым строчкам на белых пластиковых листах досье. — Специалист по расширенным знаковым системам и информационным образованиям. Девять лет в Космосоставе. Тридцать три года, холост… Спецгриф номер А79792В… Этого мне только не доставало.

Капитан потер подбородок. Новое назначение, новый корабль, новый коллектив, а в коллективе — специалист под наблюдением СБ. Чем же этот Курсов заслужил такую честь? Честной службой на СБ?

Раздался короткий стук и в каюту вошел молодой темноволосый человек в желтой форме исследовательского корпуса. Открытое спокойное лицо, ровный, прямой взгляд, держится с достоинством, но чуть настороженно.

— Капитан?

— Курсов? — Нечетный быстро кивнул в сторону небольшого дивана справа от стола. — Присаживайтесь.

Капитан прижал пальцем уголок досье, строчки исчезли. Он захлопнул черную матовую обложку и положил на нее руки.

— Я человек новый на «Стерхе», — сказал капитан, — поэтому предпочитаю знакомиться с составом синхронно с ознакомлением с личными делами.

— Вполне вас понимаю.

Голос Курсова не показался капитану отягощенным интонацией.

— Это мое старое правило, — продолжил Нечетный. — Тем более, что в этот раз у нас почти экстренное задание.

— Возможно, капитан.

— Скажите, за что вы были удостоены ученого звания четыре года назад?

— Я обнаружил и расшифровал криптограммы исчезнувшей цивилизации в районе Леонова-65, а затем доказал их связь с мегалитическими сооружениями на Минро. Ученое звание получил через два года, после неоднократных проверок и перепроверок.

— Перепроверок? — капитан посмотрел Курсову в глаза. — И давно в вашем личном деле стоит спецгриф?

— Вы же видели, — Илья на мгновение прикрыл глаза, — с самого начала.

— Вам что-то известно о событиях в Трип-колонии?

— Не более, чем другим. Только начальная информация.

— С данным составом уже работали?

— Да, с этой командой у меня шестой рейд. Почти со всеми знаком лично.

— Илья, скажите честно — сейчас вы на «Стерхе» как ученый или как человек, связанный с СБ?

— Капитан, мое искреннее желание поддерживать субординацию все же не может удержать меня от встречного вопроса: это что — допрос?

— И все-таки, вы могли бы мне ответить?

— Я исследователь, а давний интерес СпецБюро к моей персоне я могу объяснить только особенностями моей работы. Это специфическая область науки и засекреченные исследования в ней велись с самого начала одновременно со всеми разработками. Поймите, образ секретного агента не сослужит мне хорошей службы во взаимоотношениях с командой, в особенности, если он мне навязан насильно.

— Хорошо, вы свободны, — Нечетный включил монитор рубки с легким раздражением. — Напоминаю: через час сбор в главном отсеке для просмотра записи событий в колонии.

Курсов бесшумно скрылся за дверью.

Десантники-штурмовики в своей компании давно называли людей из исследовательского подразделения «ботаниками». Вообще особенной неприязни между ними не было, но саркастически-насмешливая атмосфера была неизменным атрибутом взаимоотношений внутри слаженного организма команды «Стерха». Исключением не был и небольшой пилотный состав корабля.

«Ботаники» сидели в своем рабочем отсеке и перемывали кости пилотам:

— Глебу вряд ли позавидуешь. Новый капитан накануне рейда может оказаться чем-то сродни бабе на корабле.

— Ну, Глеб-то ладно, он старший пилот, а вот Помилов всю дорогу только о бабах и думает. Прямо генетический сублимант какой-то! Вообще фамилия Нечетный хотя и к лицу новому капитану, но все-таки наводит на мысль о нестабильной инварианте…

— Пилотный состав с легким бредом отношений на экстренном задании — это, конечно, номер. Так и представляешь себе: прилетаем на эту замызганную колонию, расследуем геноцид или что там у них, короче, как всегда — экстремистский абсурд, а капитан тем временем записывает в свой толстый блок, кто из нас есть кто.

— Да что он, ребенок, что ли? И так ясно: десантура — есть десантура, технари — это крабы-технари, ну разве что мы, банда яйцеголовых носителей докторских степеней.

«Ботаники» дружно заржали, прихлебывая «Спасский тоник». Вообще яйцеголовые носители докторских степеней не обязаны были носить единую униформу, тем паче цыпляче-желтого цвета. Это был их сугубо внутренний прикол: когда вся команда судна была одета кому во что нравится — и десантура, и крабы, и небольшой медперсонал, — научные спецы по давней своей договоренности держали свой «желтушный» фасон. Имели на это полнейшее право. Почему когда-то ими был выбран именно желтый цвет? На это одни из них отвечали, что, мол, просто как-то кинули жребий, руководствуясь аттрактивной теорией эволюционирующей вероятности, другие что-то врали по поводу новейшей гипотезы относительно спектрального анализа, третьи, и их было большинство, говорили, что это цвет Вечности, Спокойствия и Духовных практик. Четвертые с пятыми и шестыми, устав от разного рода отмазок, говорили — так проще отличать своих в чересчур разношерстной и пестрой космобригаде. Прочим было просто не до этого и они носили свою форму гордо, не отвечая на разные глупые вопросы.

Беседа о нынешней ситуации на «Стерхе» продолжалась.

— Наш новый капитан серьезно углубился в досье, сразу видно — ответственный человек…

— Если б его назначили к нам на судно не так скоропостижно, возможно он держался бы проще. И уверенней.

— Слышали, наш прежний кэп уже вышел из восстановительной клиники. Теперь будет жить только на Земле.

— Конечно, такое облучение — не шутка. Вообще Курант — странное место. Чувствую, с ним еще возни будет не меньше, чем на сотню лет.

— Еще бы. Как орала вся пресса: «Курант — крах антропной феноменологии!». А нашему Чилимову просто крупно не повезло. Теперь, наверно, будет в каком-нибудь инфоуровне работать или где преподавать.