Суть Времени 2012 № 9 (19 декабря 2012) - Сергей Кургинян

Газета Суть Времени

№ 9/2012 от 19 декабря 2012

Колонка главного редактора

Главное

Мао Цзэдун спросил Сталина: «Что является тем самым главным, от чего зависит все остальное?» Сталин ответил: «Главное, чтобы народ работал»

Сергей Кургинян

Геральдисты знают, как это делать. Наше дело какое?

Мы воспринимаем то, что Вы указом озвучиваете.

В детстве мне рассказали впечатлившую меня притчу о конфиденциальной беседе Мао Цзэдуна со Сталиным. Якобы во время этой беседы Мао Цзэдун спросил Сталина: «Что является тем самым главным, от чего зависит все остальное?» А Сталин ответил: «Главное, чтобы народ работал».

10 декабря 2012 года. Уважаемый мною герой России Магомед Толбоев предлагает президенту РФ возродить звание Героя Труда.

12 декабря 2012 года. Президент РФ поддерживает Толбоева в своем Послании Федеральному Собранию.

Юрий Бялый обсуждает в рубрике «Концептуальная война» вопрос о краже нашего бытия постмодернистским врагом. Он утверждает, что враг крадет у нас реальность вообще и социальную реальность в частности. И подсовывает вместо нее суррогаты, состоящие из знаков, не связанных с бытием. Что такое Герой Труда? Это высшая награда, то есть наградной знак. Вы понимаете? ЗНАК. Как этот знак связан с той реальностью, в которой мы живем? И связан ли хоть как-то?

Я не абсолютизирую ленинскую теорию отражения. Но мы должны понимать, что сейчас вопрос о том, отражают ли знаки реальность вообще и нашу социальную реальность в частности, — это политический вопрос № 1.

Да, Бялый прав! Постмодернизм (с Бодрийяром, Делёзом, Дерридой, Гваттари и другими) — это наш враг. Враг этот и впрямь хочет принудить нас отказаться от бытия, смысла и многого другого.

Но Магомед Толбоев — не Делёз, а Путин — не Деррида. Говоря о знаке («Герой Труда»), Магомед Толбоев хочет трансформации реальности. Как он говорит, «возрождения традиций, стимулирующих передовую огромную работу». Он говорит, что героизму есть место на трудовых фронтах…

Моя задача не в том, чтобы все это осмеять. Пусть это делает Латынина. Но моя задача не может быть и в том, чтобы этим восхищаться. Пусть этим занимаются уважаемые мною члены Изборского клуба.

Моя задача в том, чтобы это ОСМЫСЛИТЬ. А также в том, чтобы обратить внимание читателя на вопиющее отсутствие подобного осмысления. То есть на неспособность о-страннить. «Остраннить» — значит увидеть странное в очевидном.

Вы не видите ничего странного в рассматриваемом мною сюжете? И впрямь не видите? Вы не понимаете, что речь идет не о частностях, что я не придираюсь, не злопыхаю, так сказать? Что я бью тревогу по поводу того, что концептуальная война, объявленная нам постмодернистским врагом, в существенной степени лишила общество способности к осмыслению и остраннению? А между тем именно такая способность — главное оружие в концептуальной войне.

Вооружайтесь, пока не поздно! — призвать к этому тех, кто не сдался и не хочет сдаваться, вооружить их и дать отпор противнику — вот в чем наша задача. Нельзя решать ее вообще. Ее можно решать, только рассматривая ту вопиющую конкретику, которая требует осмысления и остраннения. Что я и делаю.

В очень популярных в нашей стране «Двенадцати стульях» один из героев говорит: «Деньги вперед… утром — деньги, вечером — стулья или вечером — деньги, а на другой день утром — стулья».

Что ж, придется мне, перефразируя эти слова из глубоко нелюбимого мною произведения, сказать по поводу предложения Толбоева следующее: «Утром новое отношение общества к труду — вечером высокая награда за труд. Вечером новое отношение общества к труду — утром высокая награда за труд. Но сначала изменение отношения общества к труду, а потом — учреждение новой награды за труд. Сначала героизация труда, а потом звание «Герой Труда». В противном случае враг нас победил, отняв у нас онтологию».

Онтология, бытийность (на древнегреческом ντος («онтос») — сущее, то, что существует)… В данном случае речь идет о социальном бытии, которое, конечно же, не определяет сознание. Энгельс сетовал на то, что все вцепились в эту раннюю марксистскую формулу. Нет, конечно же, социальное бытие не определяет сознание полностью, хотя во многом формирует его. Но оно существует! Вы понимаете? СУЩЕСТВУЕТ. И, именно взаимодействуя с ним, сознание делает нечто. Например, звание «Герой Труда».

Частью социального бытия является отношение к труду в данном обществе. Ведь есть социумы, в которых труд презирается. Считается уделом изгоев. Укажите на ценность труда классическому вору в законе этак в 1959 году… Знаете, что он вам ответит? А народы, считающие для себя грабеж единственно достойным занятием… мало ли таких? Вы начнете этим народам внушать, что труд обладает огромной ценностью, а они вас пошлют куда подальше. Так ведь? И если вы при этом начнете представителей этих народов награждать званием «Герой Труда», то они взмолятся и скажут: «Не позорьте нас! Заберите свои награды!»

Разумеется, я описываю крайние случаи. Но для того, чтобы выявить проблему, нужны именно крайние случаи. У нас сильно криминализированное общество, не правда ли? Вот-вот оно станет обществом криминальным. Как криминал относится к труду? Как к уделу презренных, жалких изгоев: «Кто не работает, тот ест! Учись, студент!».

Нам нужно новое общество! Не то, в котором мы сейчас живем! В нем труд — удел лузера или лоха. Но нельзя создать новое общество за счет усилий геральдической палаты! Сначала новое общество — а потом усилия этой самой палаты.

Нам нужное новое общество, которое возлюбит труд и восславит его! В противном случае мы и впрямь погибнем.

Но почему вместо этого общества мы имеем то, что имеем? Разве так было всегда? Нет, так не было всегда. Значит, перед тем как создавать новое общество, мы, во-первых, должны осознать масштаб задачи (создание нового общества — это, знаете ли, суперзадача). Во-вторых, соотнести задачу со средствами ее реализации. И, в-третьих, спросить себя, почему мы имеем то, что имеем. То есть общество, в котором труд — это позорный грех. Это удел презренных, ни на что не способных изгоев.

То, что наше общество (наше общественное бытие или наша социальная онтология, что одно и то же) именно таково, мы все знаем. Ибо объективная реальность такого социального бытия дана нам в ощущениях самого разного типа и качества. Кому не хватает ощущений, тот может заглянуть в данные соцопросов. И убедиться в том, что наша социальная онтология трудно сочетаема с героизацией труда на уровне, достойном внимания этой самой геральдической палаты.

В чем я неправ? А если я прав, то что с нами происходит? Вот вопрос, который бы хотелось обсудить особо детально в ходе анализа Послания Президента РФ Федеральному Собранию.

«Главное, чтобы народ работал…»

С годами эта притча обретает для меня новые и все более глубокие смыслы. Кстати, я все больше склоняюсь к тому, что это не притча. Что Сталин действительно сказал Мао Цзэдуну нечто подобное.

«Главное, чтобы народ работал…» Работал — значит, трудился.

Об особой роли труда говорили и Маркс, и Энгельс. За всю мировую историю никто из философов не прославлял труд так, как они. Не придавал труду такого масштабного — антропологического, онтологического и даже метафизического — значения.

«Владыкой мира будет труд», — пелось в старой революционной песне. Владыкой мира! Почувствуйте масштаб заявки, соотнесите его с исторической конкретикой той эпохи и признайте, что тогда люди умели мечтать.

Плеханов, создавая первую российскую марксистскую организацию, назвал ее «Освобождение труда». Ленин и его последователи построили общество, в котором человек труда был вознесен на пьедестал («кто не работает, тот не ест», «идут хозяева Земли, идет рабочий класс» и так далее). Что произошло потом?

Мы ведь не страдаем тяжелой амнезией? Мы понимаем, что именно произошло. Человек труда в ходе перестройки (я называю ее взрывом, превратившим страну труда в «зону Ч») и последующей монстроизации нашего социального бытия («процессов Ч») был облит презрением. Иначе и быть не может, если вы вначале строите общество, основанное на предельном восхвалении труда, а потом строите общество, основанное на предельном отрицании всего, что вы восхваляли. Это принцип построения постсоветского общества: все, что восхвалялось «гнусными совками», должно теперь подвергаться наибольшему поношению, а все, что поносилось «гнусными совками», должно теперь подвергаться наибольшему восхвалению.