Эксперт № 33 (2014) - Эксперт Эксперт

Беспечность: сто лет спустя

Редакционная статья

section class="tags"

Теги

Война

История

Общество

/section

Демоны войны не исчезли, они просто спят. Это показали конфликты в Боснии и Косово. Есть удивительные параллели с 1913 годом в том, что касается беспечности. Многие в Европе еще тогда думали, что война не может вспыхнуть вновь. Для моего поколения единая валюта всегда означала политику мира. Сегодня я вижу, что слишком многие в Европе снова теряются в узконациональных идеях» — это заявление Жан-Клод Юнкер, тогда бывший глава Еврогруппы (совет глав европейских центробанков и минфинов), а ныне глава Еврокомиссии, сделал в марте 2013 года, отметив, что нынешняя ситуация поразительно напоминает ту, что сложилась в Европе примерно сто лет назад, за год до начала Первой мировой войны.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

И хотя уже в начале 2013-го ситуация в Европе, да и в мире, выглядела довольно тревожно, заявление Юнкера очень многие восприняли не то как излишне яркую метафору, не то как недопустимый для респектабельного политика алармизм. Но вот минул год, и точность той аналогии уже очевидна настолько, что в это непросто поверить. Словно некий исторический рок нарочно привел мир к ситуации, что и сто лет назад, — причем с точностью железнодорожного расписания.

И дело вовсе не в одной лишь Украине. Не менее «весело» обстоят дела на Большом Ближнем Востоке и в Восточной Азии. И в целом ощущение такое, что, не будь ядерного оружия, мир с радостной готовностью окунулся бы с головой в новую империалистическую войну.

Юнкер недаром использовал слово «беспечность», оно в самом деле многое объясняет. Вот как можно охарактеризовать позицию европейских и американских политиков, с энтузиазмом подталкивавших украинцев к государственному перевороту? Как можно описать игнорирование трагедии в Одессе? Как описать страусиную позицию в отношении массовых жертв в ходе карательной операции в Донбассе? Люди явно полагали, что все это словно не взаправду и уж самих европейцев, а тем более американцев никак не коснется. Однако ж неожиданно коснулось — пассажиров «Боинга-777». И откровенно говоря, это еще не самое страшное, чем может обернуться украинский кризис для Европы, — учитывая, что это страна с полутора десятками атомных энергоблоков. Так что беспечность и в самом деле была проявлена удивительная. Собственно, как раньше она была проявлена в Ливии, а затем в Сирии…

Впрочем, отпущенная историей мера беспечности, похоже, уже полностью выбрана, и это начинает доходить до самых упертых членов «международного сообщества». Ну разве что до австралийского премьер-министра Тони Эбботта, который по горячим следам крушения «Боинга» пригрозил России неучастием в очередном саммите «большой двадцатки», сразу не дошло (Австралия далеко).

Почему в контексте столетия начала Первой мировой войны так важен урок Украины? Не только потому, что тут легко предположить формальный повод (или причину) к войне. Но, в частности, потому, что украинский кризис показывает, сколь опасно не принимать во внимание человеческие жертвы «где-то далеко». Позволим себе обширную цитату из одной из статей номера (Георгий Дерлугьян, «Чисто империалистическое самоубийство»), которая описывает, как тренд на повышение эффективности оружия в индустриальную эпоху набирал силу на периферии мировой капиталистической системы. Вот она: «Неевропейские потери эпохи империализма вскоре стали приобретать размах демографической катастрофы: в Китае времен восстаний Тайпинов и Ихэтуаней (“боксеров”, выходивших на винтовки с фанатичной верой в восточные единоборства), во французском Индокитае, англо-египетском Судане, бельгийском Конго, германской Юго-Западной Африке (Намибии), на Филиппинах в первые годы американской оккупации. Такие потери тогда едва считали. Многие ли слышали о Парагвайской войне 1864–1870 годов, в которой погибло до 90% взрослых мужчин?»

Европейцы игнорировали эти жертвы, «не замечали» убийственной эффективности новых видов оружия — и в итоге жестоко за это поплатились.

От первой победы к штурму Эрзерума Константин Пахалюк, ведущий специалист научного сектора Российского военно-исторического общества

Собственно военная составляющая Первой мировой не очень хорошо известна широкой российской публике. Вот шесть крупнейших сражений русской армии в первой половине войны

section class="tags"

Теги

Война

История

Общество

/section

Гумбинненское сражение

С началом Первой мировой войны русская армия планировала сразу два крупных наступления. Одно из них должно было вестись против Восточной Пруссии. Как было известно нашему командованию, германцы собирались всеми силами обрушиться на Францию, оставив для прикрытия на востоке одну слабую 8-ю армию генерала М. фон Притвица. Отсюда родилась идея: сосредоточить против нее превосходящие силы, в ходе молниеносного наступления разгромить, захватить Восточную Пруссию и выйти на оперативный простор. В случае полного успеха последствия для Германии были бы непредсказуемыми.

figure class="banner-right"

var rnd = Math.floor((Math.random() * 2) + 1); if (rnd == 1) { (adsbygoogle = window.adsbygoogle []).push({}); document.getElementById("google_ads").style.display="block"; } else { }

figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure

Операция проводилась силами обеих армий Северо-Западного фронта генерала Я. Г. Жилинского. 1-я армия генерала П. К. фон Ренненкампфа наступала из-за Немана (с территории современной Литвы), а 2-я армия генерала А. В. Самсонова сосредоточивалась на реке Нарев и двигалась на юг Восточной Пруссии. Таким образом, планировалось взять противника в гигантские клещи. Успех зависел от координации действий обеих армий, разделенных линией Мазурских озер. В этих условиях стратегия германцев заключалась в том, чтобы постараться разбить наши армии поодиночке, пользуясь развитой сетью железных дорог. В целом 8-я армия была сильнее каждой из наших армий по отдельности, но уступала нашему Северо-Западному фронту. А потому на первый план выдвигалась мобильность и умение сосредоточивать превосходящие силы на решающих участках фронта.

17 (4) августа границу перешла 1-я русская армия. С отдельными боями она продвигалась вперед, пока к исходу 19 (6) августа не вышла к Гольдапу и Гумбиннену. На следующий день планировалась дневка, чтобы дать солдатам отдохнуть, а тыловикам — наладить снабжение и связь, но у командующего 8-й немецкой армией генерала фон Притвица на 20 (7) августа были другие планы: опасаясь скорейшего вторжения 2-й русской армии, он решил разбить войска Ренненкампфа. Непосредственно на поле боя немцы имели превосходство как по живой силе, так и по числу орудий. Более того, М. фон Притвицу удалось захватить инициативу и установить более твердое командование частями. Все плюсы были у него, однако судьба распорядилась иначе.

На отдельных участках фронта немцам сопутствовал успех. Они сумели разбить нашу правофланговую 28-ю дивизию (пользуясь тем, что конница хана Нахичеванского предательски отсиживалась в тылу), однако затем немцы сами попали под контратаку, возникла путаница, германская артиллерия обстреляла собственные части. В итоге наступление заглохло. На левом фланге 30-я пехотная дивизия с трудом сдерживала наступление 1-го германского резервного корпуса. Однако в центре нам сопутствовала удача. 3-й немецкий корпус предпринял ряд бесплодных атак на позиции нашего 3-го армейского корпуса генерала Н. А. Епанчина. Особо отличилась 27-я пехотная дивизия генерала К. М. Адариди. Где-то после пяти вечера немцы предприняли последнюю атаку против Уфимского полка, а затем стали отступать, некоторые роты бежали. Никакого поспешного бегства всего корпуса, судя по архивным документам, на фронте дивизии замечено не было. В ходе недолгого преследования наша дивизия взяла 12 орудий, 25 зарядных ящиков, три исправных и десять разбитых пулеметов, 2 тыс. винтовок и около 1 тыс. пленных. Тяжелые потери (свыше 6 тыс. человек) и огромный расход артиллерии (только один дивизион расстрелял 10 тыс. снарядов) заставили командование отдать приказ об остановке. Потери противника составили 8 тыс. человек.

Под вечер М. фон Притвиц, получив сообщение о тяжелом положении на фронте и о том, что 2-я русская армия генерала Самсонова уже пересекла границу, неожиданно запаниковал и приказал отступать. Его центральному корпусу было нанесено поражение, на левом фланге войска оказались сильно измотанными и не могли наступать. Общие потери убитыми, ранеными и пленными превысили 14 тыс. человек. В противовес квартирмейстер армии Грюнерт и начальник оперативного управления М. Гофман небезосновательно доказывали, что положение благоприятное, и если продолжить сражение, то противника удастся разбить. Но М. фон Притвиц, не обладавший твердостью духа, настоял на отходе. П. К. фон Ренненкампф не преследовал. Первые распоряжения гнать неприятеля он сразу же отменил, за что был подвергнут критике рядом историков. Упреки вряд ли можно признать обоснованными, ведь войска устали, тоже понесли потери (более 18 тыс. человек), а тылы были не налажены. Известно, что от победы до поражения — один шаг, а в успехе преследования никто из русских генералов не мог быть уверен, особенно ввиду расхода боеприпасов, а также сложного или неоднозначного положения большинства пехотных дивизий.