Прыжок - Алексей Панограф

Алексей Панограф

Прыжок

Лёша любил две вещи: жену и небо. Любил преданно и беззаветно. Обе любви пришли к нему в одну пору.

Было лето. Лёша месяц как демобилизовался. Отгулял, выпил десяток среднегодовых норм, приходящихся по статистике на российскую душу, совсем недавно переставшую быть советской. Не оставив следа, в похмельном угаре промелькнули за эти дни две Лены и одна, кажется, Оля.

Проснулся он поздним утром. Да, в Ленинграде, едва опять ставшим Питером, в конце июня толком и не поймешь, какое сейчас время суток. Светло, тепло, солнечно. Только назойливые комары, вечные спутники этого недолгого Питерского счастья, не дают спать. Встал, глянул через запыленное окно на небо и понял, что его-то ему и не хватает. По-армейски быстро собрался и поехал в Касимово в аэроклуб «Звезда».

В десантуре каждый прыжок с парашютом разносил по Лёшиному телу адреналин, доставляя в мозг эндорфины — гормоны счастья. Он, правда, дурак, не понимал тогда, а сейчас вдруг понял.

На обратном пути зашел в книжный. В клубе велели купить пару пособий. Там пришло второе озарение за день. Вспомнил, как до армии вдруг зачастил в этот магазин на улице Ленина, чуть было не переименованную в его отсутствие снова в Широкую. Сработала мышечная память, когда вновь ощутил аритмичные толчки в груди, увидев за прилавком всё ту же хрупкую белокурую девушку с карими глазами в пол-лица и по-лягушачьи большим ртом. Особенно чувствительными становились удары сердца, когда эти большущие карие глаза весело смотрели на него, а губы расплывались в широкой улыбке. Царевна-Лягушка!

Любовь пришла сразу, поженились позже. В день свадьбы Лёша совершил свой пятисотый прыжок, уговорив, наконец, и Марусю прыгнуть с ним в связке, тандемом. Больше Маруся не прыгала, но на аэродром до рождения первенца приезжала часто. Сидела на траве. Смотрела, как в небе появляются разноцветные точки. Увеличиваются, опускаясь на землю.

Небо и Маруся. Маруся и небо. Остальное, как у всех. Маленький ребенок, бессонные ночи, болезни, квартира, ремонт, машина, деньги нужны, подрос пацан, скоро в школу, доча родилась, снова бессонные ночи, квартира маловата, машину побольше, деньги… Такая круговерть. Но есть небо, и есть Маруся. Не заметил, а уж скоро сорокет. И прыжков около семи тысяч…

После пятитысячного перестал вести строгий подсчёт.

Старенький Ан-2, дребезжа всем железом, натужно ревя мотором, кругами, словно по горному серпантину, набирал высоту над вытянувшимся дыней лётным полем. Человек десять-двенадцать сидели в салоне на жёстких лавках вдоль бортов. Одному не хватило места, и он сел на пол.

Лёха был в самом хвосте самолета. Дверь находилась вдали от него, сразу за кабиной пилота. Её не закрыли. Длинный худощавый парень возле двери периодически высовывался наружу. Его сосед пугал, выталкивая из самолета и одновременно удерживая. Видимо, это была дежурная шутка. Кроме Лёхи — ни одного перворазника.

— Ну чего, стрижа поймал? — крикнул сосед, видимо, обращаясь к худощавому.

Кто-то засмеялся. Подхватив эстафету, пошутил кто-то еще. Лёха не расслышал слов из-за гула мотора, но по взрыву смеха догадался — эта шутка оказалась более удачной. Или шутник был в большем авторитете у парашютистов.

— Полторашки, приготовились, — высунувшись из кабины, крикнул пилот.

— Мы ещё остограммиться не успели, Петрович, а ты уже полторашку накатил, — весело проворчал один из парашютистов. Три человека встали и, один за другим, вывалились из самолета через дверь. Просто, буднично, словно из парной выскочили в снегу покувыркаться.

Лёха хотел посмотреть, что стало с ушедшими, но сосед заслонял собой почти весь иллюминатор.

— Санёк опять раскрылся сразу под хвостом, — прокомментировал худощавый, — а стажёр Сизова — у самой кромки. Сумеет ли салажонок выгрести…

— А Сизый — молодчик. Четко рядом с балластом раскрылся, щас выведет парня на посадку.

— Двушка, парни, — крикнул Петрович, — давай быстрее, лес уже рядом.

Еще несколько человек покинуло самолёт.

— Конечная остановка! Автобус дальше не пойдёт, — объявил Петрович.

В салоне оставалось всего два человека: Лёха и его инструктор.

— Сколько, Петрович? — спросил инструктор.

— Четыре косоря. Как положено. Давай, бери своего в позе сзади.

Инструктор сделал приглашающий жест рукой и Лёха, вскочив как ванька-встанька, на ногах-пружинках пошел к выходу. Во время набора высоты страха не было. Казалось, что сидишь ты уютно в парилке в весёлой компании незнакомых людей. Прислушиваешься к их шуткам. Вежливо улыбаешься.

— Когда хлопну по плечам, растопыришь в стороны руки и ноги. Вот так. Понял? А вначале, когда я тебя подтолкну, руки прижми к груди, и ноги подогни, — прокричал Лёхе в ухо инструктор.

Тот машинально кивнул.

— Вставай к двери. Держись руками. Пока будем лететь в свободном, говорить не удастся. Ты просто лети, расставив руки и ноги. Я сам нас покручу. А под куполом уже поговорим. Дам тебе порулить немного.

— Ну, с Богом. По команде — ноги подгибаешь и отпускаешь руки, понял?

Лёха еще раз кивнул. За спиной что-то щёлкнуло. Голова была свободна от мыслей. Ветер трепал лицо.

— Пошёл! — услыхал Лёха и послушно подогнул ноги. Разжать пальцы, вцепившиеся в края проёма, оказалось сложнее….

…Сегодня было небо. Лёша уехал, когда Маруся еще спала. Завез дочку в школу — и на аэродром. Обычный день. Суббота. С утра два прыжка с постоянными учениками, с полутора и с двух тысяч. Когда отпрыгал, перворазники, слишком громкие, начинали разъезжаться. Громкостью пытались заглушить свой собственный страх и предстартовое волнение. Но старта не будет. Для Д-6 слишком сильный ветер. Еще человек двадцать, проинструктированных на земле, уедут не прыгнув.

Повторно возвращается меньше половины. Кого-то вспугнули на инструктаже. Сегодня бы он прыгнул — куда деваться, а вот в другой раз не поедет. Чьё-то любопытство уже удовлетворено. Кто-то приехал за компанию. Кто-то просто закрутится в повседневных делах и забудет. Вернуться самые жадные: деньги не возвращаются, но прыгнуть можно в течение месяца. Ну, и еще те, которые действительно мечтают о полёте, о небе, как Лёша. Но таких очень мало.

— Лёша, тандемом прыгнешь? Тут один мужик хочет.

— Сколько он весит?

— Восемьдесят пять, вроде. Вон у выхода из кафе стоит.

Там, куда указала кассирша Анна, стоял высокий мужчина спортивного телосложения. Возраст — от тридцати пяти до сорока. Ровесник. Когда Лёша посмотрел на него, мужчина набирал телефонный номер. Вот он поднес трубку к уху.

Где-то поблизости раздалась мелодия: «Если ты захочешь вдруг меня поцеловать…».

— Ладно, прыгну. Пусть к ангару топает…

До Лёши вдруг дошло, что телефон звонит именно у него в кармане. Мелодия не его, поэтому и не сразу отреагировал. Он с удивлением вытащил из кармана чужую «раскладушку». Машинально раскинул её — и тут же услышал незнакомый мужской голос:

— Маруся! А я звонил несколько раз — ты не отвечаешь. Ты же говорила, что сегодня можно…

Лёша, почувствовал себя подглядывающим в замочную скважину и захлопнул «раскладушку».

Ничего не видя, он повернулся к ангару, где хранились парашюты… Значит, утром, когда на ощупь, чтобы не разбудить, брал с полки свой телефон, прихватил по ошибке Марусин?

«Стоп! У Маруси же i-Phone. Сам подарил. А это — дешёвенькая модель Samsung… Значит, телефон — не жены. Однако голос сказал: Маруся. Имя, по нашим временам, не самое популярное…».

Лёша резко остановился, снова раскрыл мобильник. Открыл контакты. Вернее, один единственный контакт: ХХ. Харлампия Харитоновна, или ХХ-ый век Fox?

«Звонки пропущенные, и один принятый минуту назад — все от ХХ. Значит, это звонил он, Харитон Хренов! Хермандул Хурмангелиев!».

А это что за пропущенный номер? Это же Маруськин! Она искала свой второй (неизвестный ему, Лёше!) телефон…

Лёха любил в жизни две вещи: женщин — и пробовать что-нибудь новое. Любил преданно и беззаветно. Сколько помнил себя — всегда любил.

В садике любил Машу. Как увидал её с двумя огромными бантами на макушке, так и полюбил. В первом классе — соседку по парте Марину. Во втором — отличницу Свету. В третьем — хулиганку Женьку. В четвёртом — восьмиклассницу Лейлу.

В детстве, как увидит у кого-нибудь новую игрушку, так и ему такую надо. Родители потакали единственному сыну. В школьные годы столько разных секций перепробовал. Легкая атлетика, плавание, лыжи, баскетбол, футбол, каратэ, гребля, фехтование, скалолазание… Кружки разные — авиамодельный, театральный, военно-исторический и — не поверите — «юный инспектор дорожного движения».

Правда, нигде долго не задерживался. Везде считался «подающим надежды», но чего-то не хватало. Терпения, наверное. Так же и с женщинами: сначала любил сильно, красиво, но быстро остывал. Оп — и все. Кончилась любовь. Потому что из-за поворота, цокая каблучками, появилась новая.