Предание Темных - Доуз Кейси

Можно ли, день ото дня трясь друг рядом с другом, не замечать, насколько необычен твой собеседник? Не замечать, насколько правильные у него черты лица, насколько чистые, точно озеро, голубые глаза? Насколько сильные руки, одна из которых держит ее ладонь, а вторая прижимает к себе за талию, заставляя почему-то сердце Лале начать биться быстрее?

Смутившись противоречивых ощущений, которых ранее она не испытывала в присутствие кого-либо из юношей или мужчин, Лале поспешно опускает голову, лишь коротко кивнув на вопрос Влада.

– Хорошо. Тогда давай учить фигуры – он предупреждающе вскидывает бровь – это не так просто, как кажется. Тут арифметика.

Лале ловит его мимику лишь краем глаза, стараясь больше не поднимать лицо к нему так открыто.

Влад же, чувствуя себя совершенно непринужденно, точно обучая младшего брата искусству боя, начинает показывать ей шаги, развороты, и учить отсчитывать ритм (что дается ей хуже всего).

Хотя, если говорить откровенно, ей все дается отвратительно. У нее не получается не то, что делать это все в ритм, а она в принципе путается в движениях, чередовании и в какой-то момент начинает совершенно выходить из себя несмотря на то, что сама же напросилась на это.

А когда Влад в очередной раз требует от нее повтора для закрепления успеха (или проработки элемента в случае неудачи), Лале и вовсе начинает чувствовать себя своей гончей, которую Влад так же два года назад у озера заставлял дюжину раз подряд выполнять одно

(…но вот влад поднимает из травы какую-то ветку, дает понюхать собаке и запускает далеко в лес. оборачивается и выжидательно глядит на гончую.

она с непониманием переводит взгляд с него на лес.

– ничего – терпеливо отзывается влад и поднимает новую ветку – попробуем еще раз…)

и то же действие, дабы добиться идеального конечного результата.

– Все, не хочу больше! – психует она, когда сложность танца кажется ей уже не просто непосильной, а излишней и возмутительной. Будто бы нарочно нацеленной на унижение всех ее талантов и навыков, которые она, была уверена, успела достичь за время работы над трактатами.

Но Влад невозмутим и непреклонен:

– Если уж взялась за дело – доводи до конца. Или вовсе не начинай.

Лале хмурится и скрещивает руки на груди.

– Давай – настаивает он – еще раз. Ты такие доклады пишешь, а тут какие-то пару несчастных танцевальных фигур? Давай, вот этот повтори..

Еще немного поупрямившись, Лале все-таки приходится вновь положить ладонь на плечо Влада (а вторую вложить обратно ему в руку) и повторить то, что получается хуже всего.

Но, наконец, вскоре начинает получаться что-то одно.. а еще немногим позже все больше и больше.. Чем больше у нее получается, тем больше Лале входит во вкус (или азарт) и тем больше ей начинает нравится все происходящее.

К концу она уже настолько поглощается тем, что делает, что совершенно забывает, ради чего это все вообще затевалось. А когда Влад подхватывает ее за талию и кружит вокруг себя – она так и вовсе представляет себя птицей, и желает, чтобы этот момент танца длился если не дольше, то хотя бы повторялся бы чаще.

А еще лучше, если бы был танец, состоящий целиком только из этого момента. Ох, она бы его отрепетировала.

Но едва она достигает хорошего уровня и готова, наконец, протанцевать, пока ноги не подкосятся, Влад (словно нарочно) прекращает занятие:

– Достаточно, у тебя уже неплохо выходит. Лучше, чем в начале.

– Но еще все-таки не идеально – выпячивает она губу – надо еще немного..

– Потом продолжим.

Прерывает обучение он так же непреклонно, как и вынуждает к его продолжению – будто бы и правда не друг, а самый настоящий учитель. Впрочем, очень скоро Лале понимает, чем именно обусловлено завершение именно сейчас – когда через пару минут в класс входит ходжам Мустафа, чтобы начать уже настоящий урок у тех учеников, что его ждали весь этот промежуток (коротая время за наблюдением этой репетиции танцев).

Заметив Влада и Лале, учитель улыбается им, словно старым друзьям, поверх кучи свитков, принесенных для урока:

– О, Лале-хатун, Влад.. рад видеть. Лучшие ученики, как говорится, приходят в класс даже когда урок – не их.

Он смеется собственной шутке, но все-таки не спускает с них глаз, очевидно, ожидая услышать истинную причину.

– Мы работали над моим трактатом – объясняет Лале – Влад помогает мне.

– Прекрасно, ваш труд обещает быть..

Но тут, еще раз коснувшись взглядом лица Влада, ходжам Мустафа будто только сейчас вспоминает что-то очень важное. Вмиг стянув улыбку, он чуть хмурится и беспокойно опускает свитки бумаг на ближайший стол.

Лале озадаченно наблюдает за тем, как он, теперь совершенно игнорируя ее присутствие, обращается уже только к Владу:

– Пойдемте со мной, мой юный друг. Я хотел бы с вами поговорить.

–Ходжам Мустафа – нерешительно говорит Лале, пытаясь найти причину, чтобы увязаться следом – я..

– Потом, Лале-хатун – учтиво, но твердо, отвечает он, давая понять, что разговор будет личным и она должна остаться здесь.

Лале нервно переминается с ноги на ноги, наблюдая, как первым выходит Влад, а после учитель. Они не отходят далеко (все-таки начался урок) и останавливаются, едва выйдя из кабинета. Лале краем глаза наблюдает, как учитель наклоняется к Владу и начинает ему что-то рассказывать… но что, хоть убей, отсюда никак невозможно ни услышать, ни прочитать по губам.

Между тем в кабинет заходит Зара с количеством свитков, никак не меньшим, чем у ходжама Мустафы – очевидно, вновь ему на помощь в проведении урока. И как некстати, она, увидев Лале, идет прямиком к ней.

От досады девушке хочется топнуть ногой, так как Зара закрывает ей весь вид на учителя и друга, но последнее, что она успевает увидеть – это что по мере рассказа лицо Влада становится все бледнее и бледнее. А когда Зара окончательно перегораживает весь обзор, оно у него уже никак не румянее самого чистого полотна или куска мела.

Лале так встревожена, что несмотря на предупреждения учителя, ей хочется кинутся из кабинета и узнать, что такого страшного сообщает учитель ее другу. Но вместо этого, как полагает этикет, она лишь с трудом натягивает благодушную улыбку и отвечает на приветствие Зары, после давая ей возможность сказать то, ради чего она и подошла.

– Прошло столько времени, а я все еще благодарю Всевышнего всякое утро, за то, что он послал вас мне, Лале-хатун! – заявляет Зара – все это – окидывает взором класс – только благодаря вам! Знаете, ходжам Мустафа говорит, что будет просить, чтобы меня из его помощницы сделали учителем..

– Это же прекрасно, Зара!

Но свой собственный голос даже Лале слышит будто издалека – а уж из того, что говорит Зара, и подавно усваивает не больше половины, стараясь все выглянуть из-за ее плеча и увидеть, что между учителем и Владом происходит теперь.

Но низкий рост – ее проклятье! – не позволяет увидеть даже макушку друга.

– Да, я не смела об этом даже мечтать! – с жаром соглашается Зара – он говорит, что здесь еще никогда прежде не было женщин-учителей, но заявляет, что давно уже пора. И что в этом случае, мне выделят комнаты при школе и жалование, представляете, Лале-хатун? Мне больше не придется жить в гареме!

– Это же здорово, Зара! – Лале повторяет то же самое, заменив лишь одно слово, но поглощенная своей радостью, ее собеседница этого кажется и не замечает.

– Да, это просто невероятно! – она чуть трогает плечо Лале, вынуждая посмотреть на себя – и все это только благодаря вам. Храни вас и всю вашу семью Всевышний, Лале-хатун!

Но тут Лале замечает вернувшегося в класс учителя, и опрометью бросается к нему.

Влада же рядом с ним нет.

Как и в коридоре, где они вместе были еще только что..

– Ходжам Мустафа, где Влад?

– Наверное, пошел в сад или во двор.. – задумчиво протягивает учитель и, внимательно глядя на Лале, добавляет – вы догоните его, не помешает ему сейчас дружеская поддержка.