Искупление - Дэвид Балдаччи

благонадежность. Но после того, как ему предъявили обвинение? А вслед за тем осудили?

— Я не знала, что и думать. В душе я все же чувствовала вину.

— Видимо, он догадывался о твоем частичном соучастии. Но не стал делать ничего, что могло бы бросить на тебя тень. Поэтому просто молчал и безропотно отправился в тюрьму. Лишь после встречи с Карлом Стивенсом его мнение изменилось. Ведь он уже фактически умирал, и тут вдруг Стивенс рассказал ему о твоем соучастии и о людях, что за этим стояли. Вероятно, в Мериле взыграла обида. И он вернулся сюда, чтобы обелить свое имя.

— Вряд ли можно его в этом винить. — Митци легла на спину и закрыла глаза. — Я так устала. — Внезапно она рывком села. — Боже! Мой сын! Что с ним? Где…

— С ним все в порядке. Сейчас он в интернате. И о происшедшем он ничего не знает.

— Я… Поверить не могу, что только сейчас о нем вспомнила!

Вид у нее был действительно ошеломленный собственным легкомыслием.

— Ты же только что вышла из наркотической комы. Мысли еще не вполне прояснились.

— Ты слишком ко мне добр. — Она о чем-то крепко задумалась. — Хотя у меня такое чувство, что скоро все изменится.

Он встал и посмотрел на нее сверху вниз.

— Ты знаешь, сколько людей влачится по жизни без шанса что-либо исправить?

— Я… Что ты хочешь этим сказать?

— Ты много чего понаделала, Митци. Помогла засудить своего отца. Он от этого очень страдал. Попал в тюрьму, где с ним творились ужасные вещи.

— Я все это знаю. Я была… все равно что не в своем уме от наркоты.

— А теперь нет. Ты чиста, трезва и, надеюсь, мыслишь ясно.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она осторожно.

— Как насчет одного праведного поступка?

— Какого именно?

— Ты идешь в суд и делаешь заявление, которое оправдает твоего отца, возвратив ему доброе имя. А ты приняла бы на себя ответственность за содеянное.

— А оттуда в тюрьму? Ты это просишь меня сделать?

— Мне кажется, я имею право на такую просьбу, учитывая твою усердную попытку снести мне башку в твоем доме.

— Я… В тюрьму я не могу. Мне сына не на кого оставить.

— Возможно, тебе этого удастся избежать.

— Как? — умоляюще произнесла она.

— Твой случай нетипичный. Пожалуй, мне удастся убедить власти заключить с тобой сделку. Ты расскажешь, как все было на самом деле, и тогда репутация твоего отца будет восстановлена, а ты продолжишь жить своей жизнью.

— Ты действительно думаешь, что такое возможно?

— Возможно все. Но помимо очевидных преимуществ, я полагаю, что в этом раскладе для тебя может быть и еще один существенный плюс.

— Какой же?

— Все эти годы, Митци, ты жила с чувством вины. Догадываясь об этом или нет. И это на тебя определенным образом воздействует. Меняет тебя. Заставляет становиться кем-то, кем ты, возможно, быть не хочешь, но неотступно к этому идешь. Пусть даже со всеми деньгами на свете. И это мало-помалу раздирает тебя на части.

Она вцепилась в простыню и взирала на него с глубокой, тоскливой беспомощностью.

— Ты… говоришь так, будто это происходило с тобой.

— Никаких «будто». Меня не было рядом, когда моя семья так во мне нуждалась. Из-за этого они погибли. Мне никогда больше не увидеть ни жены моей, ни дочери. И для меня это теперь неизбывное покаяние. — Декер глубоко вздохнул. — Однако жить так нельзя, Митци. Поверь мне.

По ее щекам катились слезы. Она протянула руку и схватила его ладонь — ощущение, от которого не так давно он бы вздрогнул.

Вместе с тем, когда его в минуту упадка обнял своей лапищей Мелвин Марс, а потом в машине его руку сжала Мэри Ланкастер, просто желая в момент испуга утешительной близости другого человека, с Амосом Декером что-то произошло.

Что-то очень хорошее. Потому что, несмотря на тревоги и переживания, все эти дни не покидавшие его ум, возможность ощутить объятие или пожатие чужой руки, не дрогнув и не напрягшись — простое, в сущности, действие, всеми другими воспринимаемое почти как должное, — немного приближало Декера к себе прежнему, кем он когда-то был. До того, как умер на футбольном поле и очнулся совсем другим человеком.

Поэтому Декер протянул другую руку и накрыл ею ладонь Митци.

— Митци, ты сделаешь это? Совершишь этот шаг? Исправишь то, что тебе посильно? Освободишься ли наконец от чувства вины?

И по прошествии нескольких неуютно долгих секунд он услышал ее тихий голос:

— Да. Я это сделаю.

Глава 82

— Похоже, помимо вмешательства в нашу демократию, Москва пытается еще и вербовать наших маргиналов, делая их своими солдатами на нашей территории в надежде породить еще больше раскола и беспорядков, — повествовал Богарт за ужином в «Пене» с Марсом, Джеймисон и Декером.

— Значит, Эрик Тайсон и Карл Стивенс были частью этой сети? — спросила Джеймисон.

— Несоменно.

Декер доел свою жареную картошку, шпионски поглядывая на неодобрительно следящую за ним Джеймисон. Неожиданно она расцвела улыбкой и сказала:

— Вот молодец. Свою норму вредной пищи ты сегодня заработал. Но уж завтра я тобой займусь.

— Чилдресса нашли в камере мертвым, — сообщил Богарт. — Отравленная пища. Какой-то промышленный химический яд. Русские в этом большие специалисты. Должно быть, в полицейском управлении у них контактов больше, чем один только Чилдресс. Капитан Миллер сейчас этим занимается.

— О Егоршине что-нибудь слышно? — поинтересовался Марс.

Богарт покачал головой:

— Наверное, он покинул страну в ту же ночь, как бежал из дома Ричардсов. Возможно, он уже в Москве. Двое его людей, взятых под стражу, ничего не говорят. Удивительно, что у них в зубных пломбах не оказалось цианида. Пробовали применять к ним меры воздействия — бесполезно. Зато мы нашли дополнительные записи о «стажерах», что работали в «Гриле». Приобщили их к другим сведениям, для выслеживания по стране агентуры Егоршина.

— Надеюсь, их всех когда-нибудь переловят, — беспечно сказал Марс.

— А что будет с Рэйчел Кац? — спросил Декер.

— Скорее всего, подпадает под свидетельскую защиту. То же самое и Митци Гардинер со своим сыном. Гардинер предоставила суду полное оправдание, сняв со своего отца ответственность за убийства. Его уголовное дело прекращено. Теперь он совершенно невинный человек.

— Ну да, на том свете, — мрачно усмехнулся Декер. — И ничего об этом не знает.

— А ты верь, парнище, — подбодрил друга Марс. — Лично мне моя вера говорит, что этот человек теперь знает все. Он просил тебя доказать его невиновность. И ты это сделал.

* * *

— Дайте-ка мне несколько минут, — попросил Декер.