В дальних водах и странах. т. 2 - Всеволод Крестовский

Фаланевыя изделия довольно разнообразны, начиная от больших ваз двухаршинной величины до маленьких запонок. Тут вы встретите и громадные блюда с изображением цветов или священных журавлей по голубому фону, [62] и бутылки на подобие тыквы, и графины разнообразных форм, стаканы, чары и бокалы, блюдца, тарелки, чайные сервизы, пепельницы, шкатулки, словом, всевозможные предметы домашней утвари и убранства; но более всего, разумеется, найдется ваз и вазочек для цветов, букетов или под лампы, и все это можно приобресть за очень невысокую цену. Так например, за большую вазу около двух аршин вышины и три четверти аршина в диаметре, к которой приценился один из наших спутников, на фабрике по первому слову запросили только полтораста иен (на наши деньги, менее двухсот бумажных рублей), а если бы начать торговаться, то наверное иен двадцать еще уступили бы. По-европейски просто не понимаешь из-за чего эти люди трудятся! Нагойе своими фаланевыми изделиями конкурирует с фабриками Осака (черная эмаль) и в особенности Киото, которые разделяют с ним в этом отношении свою славу. Лучшие изделия нагойских, осакских и киотских фабрик находятся на большой всеяпонской выставке в Токио.

Покончив с осмотром ремесленных заведений, путеводители наши повезли нас осматривать знаменитый в Японии храм Сигаси-Хонгандзи, находящийся при буддийском монастыре того же имени; но я описывать его не стану, так как читатель уже имеет о нем общее понятие из прежних моих описаний подобных монастырей и храмов. Скажу разве несколько слов об оригинальном орнаменте главных "священных" ворот, ведущих из первого двора во второй, внутренний. Орнамент карнизов и рисунок боковых решетчатых стен этих ворот и их часовен представляют ряды ажурно вырезанных круглых медальонов, в середине коих вставлены равноконечные кресты совершенно такой же формы какая нередко встречается на византийских мозаиках и памятниках первых веков христианства или, пожалуй, чтоб уяснить вам еще нагляднее, — какая дана была нашим ополченским крестам, сохранившимся и доселе на шапках стрелков Императорской Фамилии. Здесь эти кресты, разумеется, не имеют того религиозного значения как у христиан, но замечательно что на многих индусских храмах и памятниках, сохранившихся от времен глубочайшей древности, как передавали мне самовидцы, встречается иногда точно такой же орнамент: без сомнения, он занесен в Японию из Индии через Китай, вместе с буддизмом, как и тот древнейший орнамент что известен в искусстве под именем меандры, или под более вульгарным названием à la gresque, или как те ручки и ножки в виде слоновых голов с хоботами, что встречаются на некоторых древних бронзовых вазах и священных фимиамницах Китая и Японии.

После осмотра монастыря нас повезли в музей, называемый Аичи- Хаку-Буцукан, где кстати предстояло нам и пообедать. Музей с принадлежащими к нему постройками и садом занимает довольно обширный квартал. Широкий проезд, обсаженный деревцами и обставленный фонарными столбами довольно изящного рисунка, ведет мимо широких газонов к подъезду главного здания. На газонах разбиты отдельные клумбы и грядки ботанического сада, который пока еще в зародыше и поддерживается в большом порядке. Каждая группа растений, преимущественно лекарственного или фабрично-промышленного свойства, занимает отдельную клумбу, при которой на тычинке воткнута деревяшка с обозначением названия растения на языках латинском, английском и японском. Позади главного здания разбит японский сад с горками, скалами, озерками и мостиками. Здесь построены две сельские хижины местного типа, снабженные всеми орудиями и принадлежностями сельского домашнего быта, а сад наполнен деревцами и растениями исключительно свойственными Оварийской провинции.

Нас попросили наверх, в приемную. Это была небольшая комната, окруженная наружною галереей, в виде сплошного балкона облегающего ее с трех сторон. В приемной, равно как и на этой галерейке построенной из желтой акации, первое что не может не кидаться в глаза — это изумительная чистота и изящество в соединении с полною простотой отделки. Вся внутренняя отделка исполнена здесь из теса, без красок и лака. Левый угол комнаты представляет как бы особое отделение, величиной в квадратную сажень. Эта площадка приподнята на одну ступень над уровнем пола и ограждена по углам четырьмя деревянными четырехгранными колонками, соединенными вверху, у потолка, резными планками, в виде карниза. Это альков предназначенный дня отдохновения Микадо, который действительно отдыхал в нем во время своего приезда в Нагойе. Альков с двух открытых сторон завешивается деревянными шторами, собранными из тончайших бамбуковых спиц и украшенными шелковыми шнурами и кистями лилового цвета, который, в соединении с планшевым цветом теса, производит на глаз очень приятное впечатление. Одна из наружных стенок алькова выходит на галерейку в виде небольшого фонарика, и на ее верхней планке, заменяющей карниз, сделаны в сплошную прорезь контуры летящих голубей. Чтобы более пояснить как это сделано, я попрошу вас представить себе черные сплошь силуэты хотя бы тех же голубей нарисованные на белом картоне; вырежьте все черное прочь, и вы получите лист картона с теми же, но уже сквозными силуэтами. То же самое сделано в дереве, и выходит очень оригинально и изящно. Подле алькова устроена ниша, и в ней вделаны в стену очень затейливые этажерки с раздвижными створками, украшенными очень тонкою акварельною живописью. Над входом в приемную со внутренней стороны прибита, в несколько наклонном положении, продолговатая рама, и в ней, под стеклом, вложен большой лист бумаги, украшенный бойкою каллиграфическою надписью на золотом фоне, смысл которой — какой-то приветственный стих или изречение. Северная и южная стены этого павильона выведены из кирпича и покрыты дорогим цементом, жемчужно-сероватого цвета с легкою блесткой, а восточная и западная составлены из раздвижных решетчатых рам в прямую клетку, затянутых протекучною белою бумагой.

Дело и здесь, разумеется, не обошлось без отдохновения, курения и чаепития, а между тем солнце должно было уже скоро садиться. Со всей окрестности, из ближних и дальних бонзерий, молелен и храмов — отовсюду неслись в воздухе смешанные звуки больших и маленьких колоколов, призывавших своим мерным, протяжным звоном к вечернему богослужению. Надо было торопиться осмотреть музей пока не стемнеет, и потому мы попросили нельзя ли приступить к осмотру немедленно. Директор музея, встретивший нас еще в минуту нашего прибытия, тотчас же согласился на это с величайшею готовностию: видно, этикет-то этот насчет отдохновений и чаепитий и самому ему казался скучною церемонией, а у нас от невольного злоупотребления зеленым чаем давно уже словно кол торчал в горле, и мы были рады-радехоньки хоть на сей раз от него отделаться.

Директор счел нужным предварить нас что так как музей учреждение еще новое и даже, можно сказать, новейшее, то он далеко еще не устроен должным образом во всех своих частях и подробностях. Так, например, отделы археологический, исторический и изящных искусств совсем еще не расположены в должном порядке, и вещи их находятся пока в общем складе; за то отделы естественноисторический, сельскохозяйственный, промышленный и мануфактурный могут дать нам довольно полное понятие об естественной и культурной производительности Оварийской провинции.

Мы спустились вниз, во двор, по обеим сторонам которого тянулись четыре каменные барака, предназначенные под помещение некоторых отделов, и по приглашению директора, вошли в барак или залу № 1. Здесь вся длинная стена налево была сплошь занята собранием местной флоры. Растения разобраны, высушены и демонстрированы образцовым образом не только в научном, но и в художественном отношении, потому что в положении каждого из них соблюдены условия красивого рисунка; все они выставлены в рамках под стеклом, строго классифицированы и снабжены подробными объяснениями их естественных свойств, с указанием местностей где наиболее водятся и где собраны. Вся флора Оварийской провинции сполна имеет здесь своих представителей. В витринах занимающих середину залы собраны представители местной фауны. Здесь помещены чучела зверей, птиц и рыб, коллекции насекомых во всех фазах их последовательного развития, земноводные в спирту и в засушенном состоянии, местные раковины и кораллы. Затем идет отдел семян, плодов и орехов. Плоды консервированы замечательно искусным образом, равно как и грибы, заключенные с губчатыми наростами в особую витрину. Далее идет отдел местных минералов и образцы медных руд которыми в особенности богата провинция Овари. Тут же помещены курьезные экземпляры ископаемых животного царства, окаменелости, песчаники с оттисками крабов, рыб, растений и т. п. Рядом — отдел шелководства во всех его подробностях; отдел культурных семян: рис, пшеница, ячмень, просо и т. д. Отдел табаководства во всех подробностях культуры этого рода, а также и фабрикаты оного. Затем идут морские питательные продукты в сушеном виде: капуста, трепанчи, устрицы, каракатицы, морской клей, заменяющий так называемые ласточкины гнезда и т. д. Затем — садоводство и огородничество, с отлично консервированными образцами плодов и овощей, между коими в особенности замечательна редька, белый корень который достигает до полутора аршина длины и трех с половиной вершков в поперечнике, а редька, как известно, один из самых употребительных овощей в японском простонародьи. Далее — отдел хлопчатобумажной культуры и производства, с семенами всех местных сортов и ватой в сыром и обработанном виде. Здесь в особенности обращает на себя внимание особый вид ваты рыжего цвета, на ощупь очень похожий на овечью волну. Затем идет отдел лыкового производства: рогожи, обувь, плетенья, разные мелкие поделки и проч. Далее восковое дерево и его продукты: восковая масса и свечи; засим — образцы сорока семи различных местных сортов строевого и столярного дерева, в обрубках, досках и полированных пластинках, и наконец, полная коллекция местных земледельческих орудий и образцы почвы.