Внучка берендеева. Второй семестр - Карина Демина

…тихо.

…и никто не мешает.

— Что, вернуться захотел, дорогой племянник? — Кирей хлопнул по спине и так, что у Арея с трудом получилось на ногах устоять. — Тихо там, как на погосте… а может того, сразу и на погост? Ляжешь себе ровненько, как положено приличному покойнику. Закопаем. Отпоем. Ни тебе хлопот, ни людям…

— Иди ты…

— А и пойду, — Кирей широко зевнул. — Я свое дело сделал. Дальше ты сам. Если сумеешь.

Это он не со зла.

Норов дурной. Огонь в крови. И теперь Арей прекрасно это понимал.

Он дождался, когда Кирей уйдет, и потянулся, медленно, до хруста в костях. Сел на землю, а после и лег, осторожно коснулся зеленой травы.

Надо же… весна в разгаре.

Сколько ж он в подвале просидел? Долго… вот уже и стрелки соцветий появились… и жук огромный сел на одно, крылья тонкие расправил, гудит, сердится.

Хорошо.

— Поздравляю, боярин, — раздался мягкий голос сзади.

— Что?

— Поздравляю, — человек стоял под солнцем, и сколь Арей ни пытался разглядеть, не получалось — свет ослеплял. Впрочем, Арей не сомневался, что, если и случится туче солнце сокрыть, ничего это не изменит. Гость нынешний был слишком осторожен, чтобы полагаться лишь на солнце.

— С чем? — Арей сел.

Не без сожаления.

Этакий момент испортили…

— Полагаю, со многим… ты дар не утратил?

Арей промолчал.

— Нет, это я знаю. И с огнем, если уж выпустили, управился. Разве этого мало? С другой стороны… не знаю, слышал ли, но давече скончалась скоропостижно Ксения Микитична…

Скончалась?

Да еще скоропостижно? Мачеха, сколь Арей помнил, отличалась изрядным здоровьем. И вдруг… что он пропустил?

— Соболезнования выражать, полагаю, смысла нет.

Арей кивнул.

И прислушался к себе.

Было время, когда сама мысль об этой женщине приводила в ярость. И смерти он желал… и если бы получилось добраться, убил бы без размышлений.

Без сожалений.

А теперь? Теперь Арей был, пожалуй, рад, что его избавили от необходимости мстить. Трусовато? Или… изменился он, там, в подвале? Еще раньше?

Потом разберется.

Арей подставил жуку палец и усмехнулся, когда цепкие лапки впились в кожу.

— И брат ваш… скончался…

— Скоропостижно?

— В каком-то смысле. Неудачное покушение. Дефектный артефакт. С магиками случается.

Гость веселился.

И удивительно было, что веселье это раздражало.

— Покушение? — жук расправил тяжелые надкрылья, загудел. — И на кого же?

— На вашу… невесту… или не вашу? У этой девушки столько женихов… я уж не знаю, кого считать настоящим…

Он замолчал. Жаль, молчания этого хватило не надолго.

— Ты не ревнуешь?

— Нет, — признал очевидное Арей.

— Настолько уверен в себе?

— Не в себе.

Жук полз по пальцу, забираясь выше, к влажноватой ладони, а может влек его грязный рукав. Помыться бы не мешало… и постирать одежду… и вовсе себя в порядок привести.

Зарос.

И лоб чешется. Зудит… страшное дело — зудит.

— Похвально. Но меж тем не отменяет сказанного… вот, — человек протянул свернутую трубкой грамотку. — Взгляни…

— Что это?

Арей не удержался и поскреб лоб.

Он, может, и отстал от жизни там, в подвале, но не настолько ума лишился, чтоб принимать подарки от незнамо кого.

— Это — грамотка, которая изменит твою жизнь…

— Пафосно звучит.

— Как есть. Клянусь силой, что не причинит она тебе вреда. В доме Ксении Микитичны отыскали…

Что ж, этаким словам можно было поверить… пожалуй, можно было. И Арей грамоту взял. Печать сломана… знакомая такая печать.

Медвежий след в двойном круге.

И крест в нижней четверти.

— Читай, читай…

Арей читал.

И перечитывал.

Подделка? Печать… ничего не значит. Куда она подевалась после смерти отца? И долго ли состряпать бумагу? Нет, не стоит верить…

— У родовых печатей имеется одно интересное свойство… — тот же мягкий голос заставил Арея бумагу отложить. — Тебе, как магику, надобно знать, что печать по сути своей — родовой артефакт. И воспользоваться им способен лишь тот, в ком есть правильная кровь. Более того, печать не просто передают. Ее связывают с новым владельцем.

Арей покачал головой.

Все одно…

— Твой отец не успел провести обряд. Ни на тебя. Ни на твоего брата. Более того, как ты имел возможность убедиться, он вовсе не собирался передавать ее Игнату…

…слова.

…сказанные. И написанные. Арей знает отцову руку, доводилось читать письма, и грамоты доверительные, когда тот учителей слал, и книги расходные. Отец предпочитал самолично за хозяйством смотреть… и многое иное.

Тот ли почерк?

Тот.

Аккуратный. Крупный. И все ж таки буквы по строке мельчают, вверх идут… у «а» хвост загибается, а «у» скособоченною слегка выходит.

И значит, он и вправду собирался он…

…вольную…

…ему.

…матушке… и не только вольную. Имя… наследство… в равных долях… ему и Игнату… в равных.

— Потому, чтобы воспользоваться печатью тебе… и, скажем, брату твоему, если бы вдруг пришла ему в голову подобная блажь, надобно было бы обратиться к жрецам. Подать челобитную, чтобы царь дозволение дал…

…и выходит, он, Арей, не просто сам по себе, но…

— Так что, боярин, поздравляю… — гость поклонился, и в том поклоне увиделась издевка.

— Забери, — Арей протянул грамоту.

— Отказываешься?

Арей пожал плечами.

Завещание? Воля последняя? И где она была, когда отца схоронили? Попадись в в руки Ксении Микитичны, и отправилась бы в камин. Уж та-то не стала бы рисковать, хранить грамоту столь опасную. А значит, врет гость незваный.

Не у него ли хранилась бумага?

Для чего?

А хоть бы затем, что с грамотой этой и боярыня ласковою станет, прислушаетя к совету друга, который и не друг вовсе.

— Чужого мне не надобно, — сказал Арей и грамоте позволил на траву упасть.

…а не стало мачехи, бумаге новое применение нашлось. Что она? Сама по себе — ничто. Пусть и настоящая печать, пусть магики царевы сие подтвердят, да только… неужто хватит этого, чтоб Арею и вправду отцовы земли отдали?

Бояре вой поднимут.

Где это видано, чтоб раб беглый… ладно, бывший раб беглый да ровным вдруг стал?

— А разве ж чужое? — гость не спешил грамоту поднимать. — Твое. По крови. По правде. По закону. Скажи, неужто никогда не думал, что так оно было бы справедливо? Что из вас двоих ты старше… ты сильней. Умней. Достойней?

Думал.

Было дело.

Особенно, когда Игната впервые увидел. Стоит боярский сын. Кафтан алый, теплый. А поверх — шуба. Шапка высокая. Щеки розовые, пухлые. За теми щеками глаз не видать. Губы блестят, что маслом мазаные. Трясутся, будто вот-вот расплачется…