Аэропорт. На грани катастрофы - Артур Хейли

приниматься в расчет. Это все равно что сказать: «Ладно, мы с некоторыми оговорками узаконим убийство, если вы приведете убедительные доводы в пользу его необходимости». – Хэррис возмущенно покачал головой. – И к чему говорить о нежеланных детях? Эта проблема может быть решена противозачаточными мерами. Теперь это доступно каждому независимо от его имущественного положения. Но если произошла оплошность и новая жизнь уже зародилась, значит, возникло еще одно человеческое существо, и вы не имеете права выносить ему смертный приговор. А что касается участи, которая его ждет, то никто из нас не знает своей судьбы; но когда нам дарована жизнь – счастливая или несчастная, – мы стремимся ее сохранить, и мало кто хочет от нее избавиться, сколь бы ни был он несчастен. С нищетой надо бороться, не убивая нерожденных младенцев, а улучшая условия жизни.

Хэррис помолчал, потом заговорил снова:

– А опираясь на экономический фактор, можно зайти очень далеко. Следуя такой логике, кто-то захочет убивать психически неполноценных или монголоидных младенцев, едва они появятся на свет, умерщвлять стариков, безнадежно больных и общественно бесполезных лиц, как это делают в Африке, оставляя их в джунглях на съедение гиенам… Мы же не делаем этого, потому что ценим жизнь человека и уважаем его достоинство. И должны ценить и уважать их все больше и больше, если верим в развитие и прогресс.

На альтиметрах перед каждым из пилотов стрелка дошла до тридцати трех тысяч футов. Самолет набрал заданную высоту. Энсон Хэррис перевел машину в горизонтальный полет, а Сай Джордан снова отрегулировал подачу топлива двигателям…

Димирест досадовал на себя – ни к чему было затевать этот ненужный спор.

– У вас мозги набекрень – вот в чем ваша беда, – сказал он Хэррису и, чтобы положить спору конец, нажал кнопку вызова стюардессы. – Пусть нам подадут закуски, пока пассажиры первого класса не сожрали все.

– Неплохая идея, – поддержал его Хэррис.

Несколько минут спустя Гвен Мейген, получив распоряжение по телефону, принесла три тарелочки с аппетитной горячей закуской и кофе. На всех лайнерах «Транс-Америки», как и на большинстве самолетов других американских авиакомпаний, пилотов обслуживают молниеносно.

– Спасибо, Гвен, – сказал Вернон Димирест, и, когда Гвен наклонилась, подавая кофе Энсону Хэррису, он скользнул взглядом по ее талии и еще раз убедился в том, что она не претерпела ни малейших изменений: что бы ни происходило там, внутри, талия была такая же тонкая, как прежде. К черту Хэрриса с его стариковскими рассуждениями! Разумеется, Гвен должна сделать аборт, как только они вернутся.

В шестидесяти футах от кабины экипажа, в салоне туристического класса, миссис Ада Квонсетт была погружена в оживленную беседу с пассажиром, сидевшим справа от нее, – симпатичным мужчиной средних лет, гобоистом из Чикагского симфонического оркестра, как ей удалось выяснить.

– До чего это замечательно – быть музыкантом! Такая творческая профессия! Мой покойный муж был без ума от классической музыки. Он сам немножко поигрывал на скрипке – по-любительски, конечно.

Миссис Квонсетт чувствовала, как приятная теплота разливается по ее телу после рюмочки хереса, за которую заплатил гобоист, а он уже осведомлялся, не хочет ли она повторить.

Миссис Квонсетт согласилась, сияя улыбкой:

– Вы необыкновенно любезны; мне бы, вероятно, следовало отказаться, но я не откажусь.

Пассажир, сидевший от нее слева – мужчина с тоненькими рыжеватыми усиками и тощей шеей, – был менее общителен. По правде говоря, он просто обескураживал миссис Квонсетт. В ответ на все ее попытки завязать разговор она слышала только какое-то односложное невнятное бормотание; он все так же апатично сидел, не меняя позы и держа чемоданчик на коленях.

Когда всем подали напитки, миссис Квонсетт подумала, что, возможно, теперь ее сосед слева разговорится. Не тут-то было. Он взял у стюардессы порцию шотландского виски, уплатил за него, вытащив из кармана кучу мелочи и отсчитав, сколько требовалось, и одним глотком проглотил содержимое стакана. Благодушно настроенная после рюмки хереса, миссис Квонсетт сказала себе: «Бедняжка, верно, у него неприятности, надо оставить его в покое».

Она заметила, однако, что человек с тощей шеей внезапно оживился, как только один из пилотов начал, вскоре после взлета, делать сообщение относительно маршрута, скорости и продолжительности полета и вдаваться еще в различные подробности, к которым миссис Квонсетт почти никогда не прислушивалась. Пассажир же слева тотчас сделал какие-то пометки на обороте конверта, а затем достал одну из карт «Установите ваше местонахождение», какими снабжает пассажиров авиакомпания, и расстелил ее на своем чемоданчике. Он углубился в изучение карты, делая на ней пометки карандашом и время от времени поглядывая на часы. Миссис Квонсетт все это казалось каким-то глупым ребячеством – на то и штурман где-то впереди, чтобы беспокоиться, туда ли летит самолет, куда ему положено лететь.

Миссис Квонсетт снова переключила свое внимание на гобоиста, который принялся рассказывать, что лишь совсем недавно, слушая симфонию Брукнера не из оркестра, а из концертного зала, он сделал для себя открытие: в тот момент, когда в партии духовых идет «пом-тидди-пом-пом», скрипки играют «аа-дидли-аа-даа». И он для наглядности промурлыкал обе мелодии.

– Как замечательно! Никогда бы не подумала! Просто невероятно! – воскликнула миссис Квонсетт. – Моему покойному мужу было бы очень интересно познакомиться с вами, хотя вы, разумеется, много его моложе.

Она уже приканчивала вторую рюмку хереса и чувствовала себя наверху блаженства. «Я выбрала чудесный рейс, – думала миссис Квонсетт. – Такой замечательный аэроплан и такое хорошее обслуживание. Стюардессы вежливые, заботливые, и пассажиры все такие милые, если не считать этого, что сидит слева, ну да Бог с ним». Скоро, по расчетам миссис Квонсетт, должны были подать обед, а потом показать фильм – кто-то сказал, что с Майклом Кейном, ее любимым актером, в главной роли. Ну чего еще желать от жизни?

Миссис Квонсетт заблуждалась, полагая, что где-то там впереди сидит штурман. Никакого штурмана не было. «Транс-Америка», как и большинство крупных авиакомпаний, больше не пользовалась услугами штурманов даже при трансатлантических перелетах – его заменяли многочисленные радары и система радиоуправления, установленная на всех современных лайнерах. Пилоты вели самолет, пользуясь указаниями, поступающими с земли, с контрольно-диспетчерских пунктов.

Впрочем, если бы на борту самолета находился, как в прежние времена, штурман, вычисленное им местонахождение самолета почти совпало бы с результатами Герреро, хотя последний достиг их путем весьма приблизительного расчета. Герреро ориентировочно высчитал, когда они будут пролетать над Детройтом, и его предположения оказались правильными; он убедился в этом, слушая очередное сообщение командира экипажа о том, что скоро они пролетят над Монреалем, затем над Фредериксоном в Нью-Брансуике, затем над Кейп-Реем и несколько позже над Ньюфаундлендом.