Правда выше солнца (СИ) - Герасименко Анатолий

– Прав Агорей! – восхищённо-льстивым тоном отозвался Спиро. – Сразу видно божественный ум.

Кадмил поджал губы.

– Пристрелят они тебя, пацан, – продолжал Спиро. – По-хорошему, надо бы кому-то перебраться через стену и потихоньку их зарезать.

– Исключено, – твёрдо сказал Акрион. – Предлагаешь начать путь правителя с убийства подданных? Хорош же я буду царь! Нет, надо, чтобы их оставили в живых. Только оглушили, как тех, у ворот.

– Тогда всё во власти нашего покровителя-олимпийца, – с огромным уважением сказал Спиро. – Как же здорово, что у него есть волшебный керикион!

Кадмила передернуло – то ли от холодных струй дождя, пробравшихся за ворот хитона, то ли от издёвки в голосе Спиро, спрятанной бесконечно глубоко, но от этого ещё более ядовитой. Он потянулся к голове поправить шляпу. Пальцы наткнулись на мокрые волосы, и Кадмил, ругнувшись сквозь зубы, опустил руку.

Да, у Пирейских ворот удалось сработать чисто и незаметно. Пятеро стражников дремали в караулке, и, когда один из них выглянул с факелом, то едва успел удивиться тому, какая толпа валит в Афины среди ночи. После чего получил парализующий разряд в голову. Рядом с ним легли остальные четверо. Лудии связали служивых по рукам и ногам, оттащили в караулку и оставили приходить в себя. Утром придёт начальник – развяжет.

– А что с теми, которые охраняют покои? – не унимался Спиро. – Те, что внутри? Они-то будут драться насмерть. Их тоже того… оглушить? Может, ещё уложить помягче, чтобы бока не намяли?

Акрион явственно скрипнул зубами.

– Я понимаю, что без жертв не обойдётся, – сказал он. – Просто хочу, чтобы их было как можно меньше.

Дорога между тем пошла в гору: они приближались к Царскому холму. Кадмил обернулся туда, где в шуршащей дождём темноте угадывалась фигура Акриона, и хотел ещё раз обговорить план наступления. Но не смог произнести ни слова.

Накатила странная дурнота. Обожгла шею, ударила в виски. Дождливая тьма вокруг стала ещё чернее, и Кадмил ощутил чудовищную, неодолимую тоску, будто вернулся в край посмертия. В Разрыв.

Так уже бывало. Впервые он испытал подобное ещё в Вареуме, когда ввалился с Акрионом и Меттеем на постоялый двор. Позднее, в школе лудиев, это повторилось. И на «Саламинии» было два раза. Словно бы опять глядел в лицо пустоте и забвению, брёл под ледяными звёздами к горизонту, одинокий, заплутавший, потерянный в бескрайнем Ничто.

Прежде такого Кадмил за собой никогда не замечал.

Прежде – то есть, до того, как…

«Нет, нет, – подумал он в панике, – нет, чушь!»

…До того, как перестал быть богом.

«Я просто умер, а потом ожил, – взмолился Кадмил неведомо кому. – Просто вернулся оттуда, откуда не возвращаются. Такое, видно, не проходит без последствий. И вот они, последствия. Это излечится. Обязательно излечится!»

«Ты и раньше умирал, – возразил неведомо кто. Спокойный голос звучал в голове, будто отвечая на вопрос, который Кадмил боялся задать. – Умирал, когда был мальчишкой. И ничего такого не происходило, хотя Локсий вытащил тебя из Разрыва, так же, как сделал это снова, месяц назад. Просто ты изменился – с тех пор, как был запуганным ребёнком из погибшего Коринфа».

«Нет!»

«Да. Ты знаешь, что изменился, и не в лучшую сторону».

«Прочь! Сгинь!»

«Ты совершил много зла».

«Я делал то, что должен был делать!»

«Ты делал то, что считал нужным. И это было зло. Теперь ты чуешь его под сердцем. Сколько людей ты убил? Сколько изменил судеб? И ради чего?»

«Смерть и кровь, заткнись!!»

«А человеческое Сопротивление? Если ты прав в своих догадках, и если Эвника расскажет о заговоре Локсию, то жертв его гнева будет не счесть. И это тоже ляжет на твои плечи…»

–…Кадмил?

Он очнулся. Вытер влагу с лица. Проклятый дождь. Проклятая погода. Проклятые человечки.

– Да? – в горле драло и першило, будто проглотил морского ежа. – Что?

– Ворота заперты, – Акрион протянул руку, едва видимую в темноте. – Ты перелетишь через стену? Нужно оглушить стражу керикионом.

Дворцовая стена зыбко белела в паре дюжин шагов впереди. Отряд прибыл на место. Кадмила охватило почти непреодолимое желание разнести ворота разрядом высшей мощности – вместе со стеной, стражниками и парадными дверями дворца. Но не для того он две недели кряду разрабатывал план штурма.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Стойте здесь, – сказал Кадмил. – Один пойду.

Стена высотой в два мужских роста – не препятствие, когда умеешь летать. Если у тебя отняли способности к полёту, преодолеть такую преграду сложнее, но всё ещё возможно: ведь ты предусмотрительно запасся верёвкой с крюком (на «Саламинии» в подобном барахле не было недостатка). Беда в том, что в голове твоей стучит боль, как будто мозг превратился в горячий камень, а позвоночник поджаривает незримое ледяное пламя, и перелезать через вертикальные плоскости в таком состоянии не очень-то легко. Ну, а вовсе невыполнимым становится это упражнение, если вдобавок к перечисленному тебе нужно вскарабкаться на грёбаную стенку так, чтобы стражники по ту сторону не услыхали твоего кряхтенья и стонов.

«На кой хрен я всё это делаю? Ах да, Мелита. Ребёнок. И я снова смогу летать. Проклятие, как же не хватает былых умений именно сейчас».

Однако Кадмил справился. О, смерть, и кровь, и пневма, он справился. Правда, пришлось отойти подальше, чтобы лудии во главе с Акрионом не увидели его жалких потуг. Затем он бесконечно долго, мучительно карабкался вверх, обжигая ладони о верёвку, исходя по́том, тихо сипя от натуги и боли. Немного посидел наверху, хватая ртом влажный, пахнущий землёй и терновыми ягодами воздух.

Поправил сумку за плечами и беззвучно соскользнул на землю.

Окно караулки подмигивало жёлтым глазом, звало обещанием тёплых овечьих шкур и вина с пряностями. Кадмил смотал верёвку, достал жезл, пробежал по топкой, пружинистой земле вдоль стены. Очутившись перед караулкой, деликатно постучал в дверь.

– Кого там боги несут? – заскрежетал старческий голос. – Чего ещё надо? Мильтиад, ты, что ль?

Дверь распахнулась. На пороге стоял белобородый стражник – морщинистое лицо ещё хранило строгость для неведомого Мильтиада, но глаза уже распахивались, ширились восхищённым узнаванием.

– Радуйся, Горгий, – сказал Кадмил без выражения.

Старик воздел руки в приветствии.

– Славься, о великий Гермес, – запинаясь, начал он, – Крониона сын… Это… Рожденный Майей… Блистательный…

– Угу, – кивнул Кадмил.

Молния ударила Горгия в грудь. Старик упал, как падает полупустой мешок с яблоками – словно бы осыпался на пол. «Хоть бы не помер», – подумал Кадмил и встретил разрядом второго стражника, увальня, что успел вскочить из-за стола и косолапо метнуться ко входу. Увалень бухнулся на пол почти одновременно с собственной неоконченной трапезой: кувшином вина и головкой сыра. Он почти дотянулся до увесистого изогнутого ключа, висевшего на стене. Кадмил снял ключ, заткнул за пояс и отступил обратно за порог, очутившись вновь под колкими струями дождя. Притворив дверь, он перемотал кольца верёвкой – той самой, которая помогла ему преодолеть стену. Нет нужды связывать бедняг. Скоро здесь всё будет кончено.

Скоро вообще всё будет кончено.

Кадмил налёг на брус засова, сдвинул в сторону, чувствуя, как железные петли снимают податливую стружку с разбухшей от влаги древесины. Пинком распахнул ворота.

Лудиев не было видно.

Надо дать им знак. Знак Гермеса. Такой, чтобы они поняли.

Молния рванулась из жезла вертикально вверх, исчезла в тучах, на миг осветив Кадмила, стоявшего в проёме открытых ворот. Через несколько мгновений его окружили лудии, сосредоточенные, молчаливые. Многие успели обнажить мечи и перехватить по-боевому копья.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Акрион выплыл из мокрой тьмы, приблизился высоким хищным призраком.

– Давай веди их, – буркнул Кадмил. – Твой ведь дворец.

Акрион помедлил, вглядываясь в лицо Кадмила.

– Как уговаривались, да? – произнёс он. – Бей, кого встретишь, только не убивай. И так наверняка много людей поляжет.