Моя Нирвана - Инна Инфинити

Я чувствую на себе удивленный взгляд Лизы, но стараюсь на нее не смотреть.

— Ну что ты, Миша, — по-доброму улыбается судья. — Мы не хотим вам мешать.

— Вы не помешаете! Мы просто зашли поесть. — Я изо всех сил стараюсь изобразить, что у нас никакое не свидание. Надеюсь, он не обратит внимание на цветы, что стоят в вазе. — Я просто стажируюсь тут в Центральном банке, — киваю головой на здание через дорогу. — Вот после работы решил поужинать, а сестра была неподалеку и присоединилась ко мне.

Я замечаю боковым зрением, как Лиза в возмущении приоткрывает рот и, кажется, даже краснеет. От злости.

— Стажируешься в ЦБ? — удивляется судья.

— Да, я на экономическом учусь.

— Так сегодня же суббота.

Черт. У меня есть ровно секунда, чтобы выкрутиться.

— Ой, да нас, стажеров, даже по выходным заставляют, — слегка смеюсь.

— Понятно. И в каком ты департаменте?

— Эээ, департамент денежно-кредитной политики, — называю первое подразделение ЦБ, которое вспоминаю.

— Таргетируешь инфляцию? — смеется.

— Да… Типа того…

Боже, надеюсь, он сейчас не начнет в подробностях спрашивать, что входит в мои обязанности.

— Ладно, ребята, — судья снова улыбается. — Рад был вас повидать. Папе привет передавайте.

— Ага, обязательно, — мямлю.

Аркадий Викторович с женой уходят к своему столику недалеко от нас, и я облегченно выдыхаю. Кажется, пронесло.

— Что это было? — цедит Лиза.

— А что я должен был сказать? — шепчу. — Что у нас свидание?

— Ты за эти пять минут назвал меня сестрой больше раз, чем за всю жизнь. — Со злостью бросает на стол смятую салфетку. — Какого хрена, Миша? Ты теперь всегда будешь изображать на публике моего брата?

Я делаю глубокий вдох, готовясь к тяжелому разговору с девушкой. Примерно такой реакции я от нее и ожидал.

— Лиз, ты должна понимать, что в глазах общества мы брат и сестра. Никто не знает о том, что я усыновленный ребенок. А даже если и узнают, то наши отношения все равно будут выглядеть крайне странно.

— И что ты теперь предлагаешь? Всю жизнь прятаться?

— Я не знаю… — честно отвечаю. — Папа просил меня быть осторожными на публике, пока они с мамой что-нибудь не придумают.

— А что они могут придумать? — шипит. — Они ничего не придумают! Они зачем-то всю жизнь ото всех скрывали, что усыновили тебя, а расхлебывать теперь должны мы!

Я устало облокачиваюсь на спинку плетеного кресла. Я старался задвигать эти размышления подальше, откладывал их на потом, но теперь уже невозможно бежать от той реальности, в которой мы находимся. Пора признать это:

В Москве живут 17 миллионов человек, но нам с Лизой все равно нужно будет всю жизнь прятаться.

— Кому вообще какое дело до нас? — продолжает, уже повысив тон.

— Говори тише, — прошу ее. — Судья сидит не так уж и далеко.

— Я думаю, что это была Кристинина идея — не говорить тебе о том, что ты приемный ребенок. Она ведь первая тебя усыновила.

— Какая разница, чья это была идея? — раздражаюсь. — В любом случае я не намерен подставлять свою семью. У мамы публичная компания.

— Она не твоя мама!

Лиза выпаливает это явно быстрее, чем успевает подумать. Девушка тут же замолкает и смотрит на меня с испугом.

— Да, она не моя мама, — произношу с горечью. — К сожалению. Хотя я бы все отдал за то, чтобы Кристина Самойлова была моей настоящей матерью.

Лиза молчит, понимая, что сказала лишнее. И без того плохое настроение падает еще ниже. Я молча открываю меню и листаю страницы, но даже не вчитываюсь в текст.

— Определились с заказом? — подходит улыбчивый официант.

— У вас есть стейки? — смотрю на него.

— Конечно, в горячих блюдах.

— Мне стейк средней прожарки и салат цезарь. — Закрываю меню и отдаю официанту.

— Из напитков, что желаете?

— Американо без ничего.

— Что для вас? — обращается к Лизе.

— Я ничего не буду. — Возвращает ему меню.

Слегка удивленный официант удаляется, и мы с Лизой молча погружаемся в свои телефоны. Через минут 20 мне приносят заказ, и я приступаю к еде в то время, как Лиза с кем-то переписывается. У нее тоже нет настроения и, видимо, пропал аппетит. Ну или она ведет себя так мне назло.

Но судья в нескольких метрах от нас сейчас интересует меня куда больше, чем недовольная Лиза. Аркадий Викторович, к счастью, сидит к нам спиной и увлечен разговором со своей супругой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я быстро все съедаю и оплачиваю счет. Когда мы встаем с мест, Лиза тянется за букетом в вазе.

— Оставь цветы, — строго говорю ей.

— Что? Почему?

— Потому что. Я куплю тебе новые.

— Но мне нравятся эти!

— Лиза, оставь цветы тут, — говорю тихо, но очень твердо.

Она упирает руки в боки, становясь в воинственную позу.

— Меня не устраивает такой расклад. Мы будем прятаться всю жизнь?

— Я не знаю. Но сейчас ты молча пойдешь на выход из ресторана и оставишь цветы тут. — Цежу сквозь зубы. Вдруг понимаю, что разговариваю с Лизой так, как говорил с ней всегда раньше: жестко и грубо. — На выход, я сказал.

Лиза вспыхивает, как спичка. Я уже готов по нашим старым добрым традициям схватить ее силой и вывести. Удерживает только тот факт, что жена судьи на нас поглядывает.

Каким-то чудом Лизе удается сдержать в себе порыв заорать на меня. Она молча разворачивается и направляется в сторону автомобиля. Насколько Лиза сейчас зла, можно понять по тому, как громко она хлопает дверью моей машины.

— А можно не показывать мне свой характер? — рычу, заводя мотор.

— Не нравится мой характер — можешь со мной расстаться.

Я решаю не отвечать на ее заявление. Мы оба сейчас на взводе и ни к чему усугублять ссору. Половину дороги до Лизиного дома мы молчим, но я замечаю боковым зрением, как ей едва удается сдерживать бурю.

— Что