Неон, она и не он - Александр Солин

– Здравствуй, Димочка, – сказала она, – это я…

– А-а! Привет, привет! – искусно справился он с удивлением и медленно направился в другую от невесты сторону.

– Извини, что беспокою, ты, наверное, занят… – виновато сказала Галка.

– Ну, что ты, что ты! Я рад! – воскликнул он, удалившись на достаточное расстояние.

– Я на минутку, чтобы поздравить тебя с Новым годом и пожелать всяких радостей…

– Спасибо, я тебя тоже поздравляю и желаю в новом году всего наилучшего! – лучезарным голосом, чтобы слышала невеста, воскликнул он. – У тебя все в порядке?

– Да, да, все хорошо! Я так рада слышать твой голос…

– Я тоже! Ты звони, не пропадай, хорошо?

– Хорошо… Ты тоже звони…

– Обязательно! Передай от меня своим привет и поздравления!

– Передам… Целую тебя. Пока…

– Я тоже! Пока!

– Кто это? – спросила невеста, когда он присоединился к ней.

– Один знакомый по институту. Сто лет не звонил! Я даже удивился… – небрежно ответил он и покраснел.

Она поглядела на него и ничего не сказала.

«Не удивлюсь, если звонила какая-нибудь его бывшая баба…» – на удивление мирно подумала она.

– Ты меня любишь? – неожиданно спросила она, чего никогда, никогда не спрашивала.

– Хм! – воззрился он на нее. – А если скажу, что не люблю – ты поверишь?

– Теперь уже нет! – совершенно искренне рассмеялась она.

42

Он задумал грандиозный, купеческого размаха стол, но она решительно сократила ассортимент наполовину, сказав:

– Не хочу, чтобы ты целый день горбился у плиты, ты у меня еще слабенький. Ничего, обойдутся! В конце концов, они к нам не жрать идут, а веселиться!

Вечером грянул разноцветный, как салют прием в блестках дежавю. Он, как и год назад выходил вместе с ней в прихожую встречать гостей, со сдержанной улыбкой располагаясь чуть позади нее. Только радостные возгласы и поцелуи они теперь делили пополам.

– Ах, как я рада вас видеть! – что-то в этом роде сказали по очереди Светка, Ирка Коршунова, Дина Захаревич, Мария и соблазнительная Юлька.

И было, чему радоваться. Все, кроме Светки, не видели жениха с конца мая и нашли, что он зримо и основательно изменился в лучшую сторону. Он был по-прежнему радушен и лучист, но сдержанная, мужественная грусть притаилась в глазах и на губах, да завораживало нервной игрой похудевшее лицо.

– Наташка! – не сдержалась Ирка на кухне. – Какой он у тебя стал интере-е-есный! Нет, в последний раз он был совсем другой, проще! Что с ним случилось?

Остальные подруги охотно согласились и обратились к ее новому платью.

– Сколько, сколько?! – страдальчески сморщилось Иркино лицо.

– Пятьдесят тысяч… – смутилась Наташа.

– Нормально! – неприязненно дернулась Иркина голова.

– Опять ты, Наташка, наших мужиков с ума сведешь! – благодушно прогудела Светка. – Мой после тебя каждый раз только и бубнит: «Наташа, да Наташа…»

– Ну, хотите, я наряжусь в джинсы и свитер? – виновато спросила Наташа.

– Да толку-то… – обронила Светка, любуясь подругой.

– Я в этот раз даже прическу не стала делать! – оправдывалась Наташа.

– Да успокойся ты, глупая! – обняла ее Светка. – Ты лучше скажи – со свадьбой все по-прежнему?

– А как же! Свадьба в апреле! Готовьтесь! – воодушевленно отвечала Наташа.

– Нам бы тебя замуж отдать, тогда и вздохнем, наконец! – громыхнула Светка.

Ждали Юрку с женой, и наконец, они явились. Юрка с порога громко и зычно распахнул ворота своей души и быстро очаровал Наташиных подруг, а после крепких рукопожатий, подкрепленных прямым, честным взглядом, сошелся с их мужьями. Через пять минут после знакомства он, посулив женщинам брудершафт, уже завладел мужским разговором, в то время как купечески величавая Татьяна уплыла на кухню, где сразу понравилась Светке.

Через десять минут взялись за проводы старого года. Оправляя подолы, одергивая полы, ослабляя галстуки и покашливая, гости послушно ждали, когда новый хозяин этого дома произнесет приветственное слово. Он медленно, внушительно встал и сказал:

– Друзья мои! Вы не представляете, как нам с Наташей приятно видеть вас снова у себя в гостях! Если считать, что каждый год благородное вино вашей дружбы крепчает на градус, то сегодня крепость его подступает к крепости портвейна… да, да, не шучу, портвейна, но не того, что три семерки, а настоящего, который выдерживается десятилетиями и стоит дороже коньяков!

Я, примкнувший к вам год назад, с удовольствием вдыхаю вместе с вами аромат этого чудесного напитка и радуюсь, когда мне достается хотя бы глоток. В благодарность за вашу дружбу я хотел бы кое в чем вам признаться…

Дело в том, что уходящий год был самым лучшим, самым счастливым годом моей жизни. Я вдруг открыл вокруг себя прекрасный мир с высокими голубыми небесами, изумрудными полями и лазурными просторами морей, золотыми закатами и бриллиантовыми украшениями ночи. С нежным пением птиц в прозрачной тишине, с чистым пьянящим воздухом и пряным ароматом роз, с томительными цветными снами и радостными пробуждениями. У этого мира редкий и волшебный вкус дикого меда. И если он иногда горчит, так ведь горечь – обратная сторона сладости. Самое удивительное, что этот мир существовал всегда, но узнал я о нем только теперь…

Он помолчал и обвел глазами притихших в приятном недоумении гостей.

– Вы спросите, в чем причина моей близорукости, и я отвечу: причина на удивление проста – я и не подозревал, что у этого прекрасного мира есть имя…

Кое-кто уже догадался, к чему, а вернее, к кому он клонит и, выдержав эффектную паузу, он закончил:

– Так вот, у него оказалось имя, и имя ему… Наташа!

Пару секунд было тихо, а затем тишину сменил одобрительный ропот. Гости явно не ожидали от жениха такого откровения. Только почему же нет? Он дома, а значит, может говорить все, что пожелает. А он желает говорить и думать только о НЕЙ. Всегда. Везде. Даже рядом с ней. Даже во сне.

Между прочим, в отличие от изломанных, исковерканных, неремонтируемых героев постмодернистского зазеркалья, которым, если уж говорить откровенно, в наше цельное и насмешливое время нет места в этой жизни – так вот, в отличие от таких героев ему нет нужды казаться кем-то другим, чем он есть на самом деле. Он бесхитростен, честен и неделим. Его вдохновение – расчетливое, прицельное и цельнометаллическое – питается одним намерением: удалить из рациона вдовствующей королевы мертвую воду воспоминаний и заменить ее живой водой любви, после чего вырвать ее из лап дикого северного дракона и увезти в безопасное место. До остального ему нет дела. На остальное ему плевать. Пропади все остальное пропадом!

Покрасневшая Наташа сидела рядом с ним, опустив глаза, и он, преодолевая оживление, закончил:

– А потому, друзья мои, я предлагаю выпить за те чудесные незабываемые мгновения, которые каждый из вас, я уверен, пережил в уходящем году!

Все без исключения принялись аплодировать. Он со вкусом раскланялся.

– Горько! – зычно провозгласил Юрка, и все дружно и радостно рассмеялись.

Он сел, повернул к Наташе возбужденное лицо, и она легко коснулась его губ.

– Спасибо, Димочка… – не пряча признательных глаз, шепнула она.

Он поймал ласковый Яшин взгляд и восторженный взгляд Марии. Остальные тоже поглядывали на него с одобрением.

Собственно говоря, застолья такого рода, как и все прочие коллективные психические расстройства похожи друг на друга, особенно после третьей рюмки. Когда последовал перерыв, и женщины собрались на кухне, первой не выдержала Юлька:

– Наташенька! – воскликнула она. – Я чуть не прослезилась! Такие слова, такие слова!

– А я чуть не описалась! – не менее растроганно призналась Ирка.

И все остальные выразились приблизительно в том же духе. Улучив момент, Светка склонилась к ней, понимающе улыбнулась и, понизив голос, сказала:

– Ну, подруга, вижу, ты его крепко поцеловала! Ну, как, самой-то понравилось?

Наташа вспыхнула и в тон ей ответила:

– Такая гадость! Не понимаю, как тебе это нравится!

– А разве я сказала, что мне нравится? – тонко улыбалась Светка. – Это им нравится, а мы с тобой здесь, как говорится, сбоку-припеку!

Дальше и до полуночи наблюдалось праздничное броуновское шатание, где каждый из гостей был, как вольная молекула, путешествующая по квартире под действием хаотической симпатии. Молекулы притягивались, распадались и снова соединялись, образуя летучее вещество настроения, и музыка этому способствовала самым влиятельным образом. Жених не отпускал от себя невесту, она в свою очередь охотно с этим мирилась, и они, не размыкая объятий, соединили пять танцев в один.

– Пусть делают, что хотят, – махнула она рукой на свое общественное положение. – В конце концов, на столе все есть. Захотят – попросят…

Забыв о гостях, они топтались на месте, бормоча друг другу на ухо милые возбуждающие глупости.