Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

другим. Принц опустился на колени, чтобы быть ближе к умирающему отцу, но даже теперь, вдали от родного дома, он почему-то надеялся услышать в его голосе былую силу, будто болезнь и немощь могли отступить перед волей и необходимостью. Младшие братья подвинулись ближе, и на время о монголах все позабыли.

– Мне жаль, – произнес шах, задыхаясь. – Не себя. Вас, дети мои.

Он замолчал, чтобы жадно глотнуть свежего воздуха. Лицо налилось кровью, со лба ручьями струился пот.

– Вам нельзя говорить, – тихо запротестовал Джелал ад-Дин.

Губы отца слегка задрожали в кривой улыбке.

– Если не сейчас, то когда?

Его глаза ясно блестели, и Джелал ад-Дину стало больно от сухой старческой шутки.

– Я… горжусь тобой, Джелал ад-Дин, – сказал шах. – Ты молодец.

Внезапно у отца сперло дыхание, и принц немедленно перевернул его на бок и пальцами снял с его губ сгусток склизкой мокроты. Когда Джелал ад-Дин снова положил отца на спину, на глаза принца навернулись слезы. Шах сделал долгий выдох, затем заново наполнил воздухом легкие.

– …когда я умру… – прошептал шах.

Джелал ад-Дин хотел уже возразить, но не смог произнести ни слова.

– Когда я умру, ты отомстишь за меня, – договорил отец.

Джелал ад-Дин кивнул, хотя давно оставил надежду. Пальцы отца вцепились в его платье, и принц крепко сжал их своей рукой.

– Только ты, Джелал ад-Дин. Они пойдут за тобой, – продолжал шах.

Речь отнимала силы, приближая конец, и каждый вздох давался все труднее. Джелал ад-Дину хотелось, чтобы отец обрел покой, но не мог отвести взгляд.

– Отправляйся на юг и объяви священную войну против… хана. Призови правоверных к джихаду. Всех, Джелал ад-Дин, всех.

Шах попытался подняться, но ему не хватало сил. Джелал ад-Дин подал Тамару знак, и братья помогли отцу принять сидячее положение. Пока они усаживали его, шах совершенно лишился дыхания, обессилевшие губы обвисли. От удушья больное тело содрогнулось в руках сыновей, и Джелал ад-Дин беспомощно зарыдал, почувствовав на своей руке колючее прикосновение бороды отца. Шах судорожно откинул голову, но не смог набрать воздуха в грудь. Судороги прекратились. Старик дрогнул еще пару раз, потом застыл, не подавая признаков жизни. Его тело испустило зловонный дух, освобождаясь от внутренних газов; едкая жидкость из мочевого пузыря пролилась на песчаную землю.

Братья осторожно опустили шаха на спину. Джелал ад-Дин разжал безжизненные пальцы, нежно гладя отца по руке. Тамар закрыл ему веки, но затем братья надолго оцепенели, едва веря в то, что отец действительно покинул их навсегда. Грудь шаха не шевелилась, и его сыновья друг за другом медленно поднимались с колен и смотрели на неподвижное тело. Мир вокруг них молчал, а высоко в небе сияли холодные звезды. Джелал ад-Дин считал это несправедливым. Казалось, что уход великого человека должен быть отмечен чем-то неизмеримо большим, нежели монотонный плеск прибрежных волн.

– Все кончено, – произнес Тамар, едва владея собственным голосом.

Джелал ад-Дин кивнул. К своему удивлению и стыду, он чувствовал облегчение, словно гора свалилась с плеч.

– Монгольские собаки в конце концов доберутся сюда, – сказал он, оглядываясь назад в направлении монгольского лагеря. Принц знал, что они там, хотя густая листва закрывала обзор. – Они найдут ста… Найдут нашего отца. Может, этого им будет достаточно.

– Мы не можем оставить его здесь на растерзание этим псам, – ответил Тамар. – У меня есть трутница, брат. Вокруг полно сухих деревьев, и какое теперь имеет значение, заметят нас или нет. Надо сжечь тело. Если нам суждено выжить, мы вернемся и поставим тут храм в его честь.

– Хорошая мысль, брат, – согласился Джелал ад-Дин. – Так и быть. Но как только огонь разгорится, мы покинем остров и отправимся за море. Монголы не моряки. – Принц вспоминал географические карты из отцовской библиотеки в Бухаре. Море, кажется, было невелико. – Пусть попробуют отыскать наши следы на воде.

– Я не знаю, какие земли лежат вокруг этого моря, брат, – ответил Тамар. – Куда мы поплывем?

– На юг, конечно, как и велел отец. Мы поднимем ураган в Афганистане и Индии. Вернемся с войском и раздавим Чингиса. Я клянусь и призываю в свидетели моей клятвы душу отца.

Джучи и Чагатай встретили хорезмийское войско, когда оно начало спуск в долину между холмами к востоку от Самарканда. Дозорные ошиблись в расчетах, и врагов оказалось больше. Пока Джучи совещался со своим младшим братом, он прикинул, что не менее сорока тысяч воинов вышли на защиту изумрудного города шаха. Однако число врагов не пугало его. И в землях Цзиньской державы, и в Хорезме Чингис доказал, что боевые качества войска важнее его численности. Говорили, что Субудай одержал победу над значительно превосходившими его силами противника, разбив наголову двенадцатитысячный городской гарнизон во время обычного разведывательного рейда. У Субудая было тогда всего восемьсот воинов. Да и другие военачальники доказывали не раз свое умение вести бой с численно превосходящим войском противника. Враги всегда превосходили монголов в числе.

Впадина между холмами стала подарком судьбы, и братья, лишь завидев хорезмийское войско, не тянули с атакой. Побывав во многих конных сражениях, они хорошо знали особое преимущество своего положения на вершине холма. Стрелы летели дальше, а лошадей, несущихся вниз на врагов, невозможно было остановить. Отложив на время вражду, Джучи с Чагатаем быстро посовещались. Джучи предложил, что обойдет врагов и нанесет удар по их левому