Дневник А.С. Суворина - Алексей Суворин

Помню рассказ Витте о том, как в. к. Алек. Мих. хотел овладеть 60 десят. нефтеносной земли на Кавказе. Витте доложил об этом Александру III. Тот велел собрать комиссию под председат. Островского, который сказал великолепную речь о том, что если члены царствующего дома станут заниматься гешефтами, то принесут гибель династии. Государь отказал. Ал. Мих. злился на Витте несколько лет, потом помирились, неизвестно на чем. Но нефтеносная земля ушла из рук великого князя.

21 августа.

Вчера была годовщина Седана. Вчера же и наш Седан у Лаояна, Куропаткина разбил Куроки, и наша армия очищает Лаоян, оставляя там все орудия, все запасы. Кампания кончена. Флот уничтожен, армия наполовину уничтожена. Наши потери, вероятно, доходят до 30 т. Сегодня говорили в городе, что два корпуса сложили оружие. Если это так, то чего лучше! Режим показал себя с самой блестящей стороны. Какие же теперь потребны условия для того, чтоб придти в какое нибудь равновесие? А возможно, что Англия не пустит нашу эскадру или поставит перед нами такие придирки, что мы заключим позорный мир. Довоевались, нечего сказать! Куропаткин стоял за Лаоян, как за каменную гору, а его взяли чуть не в один день. Как-то он, бедный, теперь себя чувствует, когда мы здесь не можем найти себе места сопереживаемых событий. Целый день, как в лихорадке. В городе самые зловещие слухи. Не уснешь ночью.

Область права, правомерного существования — вот что необходимо для всех. Самодержавие стало давно фикцией. Государь сам находится во власти других, во власти бюрократии и не может из нее вырваться. Если семья гнетет иногда своего бессильного главу, то глава империи, в которой произволу столько, и подавно находится под этим гнетом. Бедовое у нас дело. А что такое печать? Сегодня Булгаков вычеркнул из фельетона Меньшикова о бесполезности отсылки в Манчжурию табаку, потому что табак посылает императрица. Дело не в императрице, а в той стадности, которая подражает ей.

До 4 утра все говорили в редакции, изучали карту, приходили в отчаяние, бранили Куропаткина, называли его бездарным, и проч., и проч. Все были бледны, измучены. Боялись больше всего того, чтоб армия не была отрезана. А это, вероятно, случится. Телеграммы уже это предсказывают. Может, теперь, когда я это пишу, в пятом часу утра, трагедия уже закончена. Мы, может быть, потеряли армию.

27 августа.

Министр внутренних дел — Святополк-Мирский.

Эскадру отсрочили отправлять. Рождественский настаивал на отправке, но над ним смеялись: не хотел показаться трусом. Но не было ли трусости у других?

О Делянове. Он умирал. Доложили о Победоносцеве. Он открыл один глаз и сказал: «проси». И умер с этим словом. Si non e vero…

«Тот силен, кто познал в себе силу человечества. Кто не предан всей душой пользе отечества, тот никого и ничего не может любить, кроме своей выгоды. Милость царская дороже общей пользы (льстецам придворным). Народ устрашить невозможно, а привязать к себе легко. Государь, станьте частным лицом в государстве нашем и спросите самого себя, что бы вы произвели на нашем месте, когда бы подобный вам человек мог располагать вами по своему произволу, как вещью?

В войну с Наполеоном, что цари не обещали, и кто же из них что исполнил?

Служба заменилась прислугой.

8 сентября.

Сегодня в 6 час. вечера умер Ф. И. Колесов. В понедельник он был еще в магазине. Уходя, он покачнулся так, что упал бы, если б не поддержали. Сказал, что во вторник не придет, полежит, полечится. В 5 час. был доктор, который не нашел ничего тревожного и хотел зайти в другой раз попозже. Мне сказали в 11 часов. Жена и дочь его постоянно живут заграницей. Сын драгоманом в Пекине. Он жил одиноко. Мы с ним ровесники. Его весь Петербург знал. Это последний из старых книжников, знающих и умеющих вести дело.

11 сентября.

Вчера вечером я приехал в Псков, где в этот вечер давалась моя пьеса «Царь Дмитрий Самозванец и царевна Ксения», с Глаголиным в главной роли. Я обещал ему быть на этом представлении. Оно было в деревянном и, конечно, холодном летнем театре, которым управляет Драмат. Кружок. Во главе его Александр Андреевич Коропчевский, управляющий отд. дворянского и крестьянского банка. Играли, конечно, плоховато и с сокращениями. Глаголин 3 д. сыграл хорошо. Театр был; полон, меня вызывали. Я рад, что приехал в Псков, где я никогда не был. Сегодня мне 70 лет, и я в первый раз в этой древней республике, отстоящей всего на 5 часов от Петербурга. Живописное положение. Красивый собор. Музей в Погашенных палатах. Музей Плюшкина, где множество всяких вещей, и хороших и плохих. Особенно много монет. 83 ящика. Есть монета Приама. Он говорит, что она единственная. «У отца просили сфотографировать. Но он не дал, потому что пойдут подделки», — говорил его сын, молодой человек, кончивший курс универс. и торгующий с отцом — у них лавка красного товара. Другой сын — доктор. Сам старик получил маленькое образование. И он и сын напирали на вещи, которые рассматривали и ценили великие князья. «Сам господь» — скульпт. изображение скопческое. Гривны, рубли. В гривне 118 сереб. копеек. Муч. Христофор с ослиной головой, с собачьей, с лошадиной. Устал я ужасно. Уеду завтра. Спал скверно. Встал в 4 ч. на 12-е сент. и написал это. Чернил не было. Очевидно, в нумерах чернила не полагаются.

17 сентября.

Булгаков говорил, что г-жа Плеве получила 25 т. р. за убийство своего мужа, и Коковцев сказал ее сыну — «Надеюсь, ваша матушка будет довольна».

Евреи получат конституцию, т.-е. снимут их черту оседлости, Русские ни шиша не получат, будучи холопами и болванами.

Из всех революционеров русских, самые прекрасные и дальновидные люди были декабристы. Не даром они пользуются таким почетом и уважением.

Святополк-Мирский, говорят, благородный и хороший человек. Но именно, поэтому он ничего не сделает. Надо быть умным и дальновидным.

24 сентября.

Адм. Деливрон говорил мне о том, что сами моряки назначили Вирена начальником эскадры и произвели его в контр-адмиралы. В Петербурге посмотрели на это, как на бунт, но потом признали бунт правым. Кн. Мещерский прислал мне сладкое письмо о примирении.

Предварительно был у меня Колышко. «Это порядочная шайка негодяев» Будто бы кн. Мещерский сказал царю, чтобы Витте дать 400 т. — Он получил их и отдаривал кн. Мещерского казенными деньгами, воображая, что он возведет его на первую ступень, ибо царь его читает. У Витте есть наивность. Он готовился быть на месте Плеве и говорил Колышко о реформах, приглашая его быть тогда посредником между ним и князем, ибо с самим Мещерским не хотел говорить. Посредник был бы великолепен. У него физиономия развращенного вора.