За Землю Русскую! - Александр Невский

Немцы действительно вооружились, россияне также; самые ятвяги и жмудь, в угодность им, восстали на литву. Даниил завоевал Гродно и другие места литовские; но скоро немцы изменили, отчасти подкупленные Миндовгом, отчасти им обманутые; ибо сей хитрый язычник, видя беду, принял веру латинскую и заслужил покровительство легкомысленного папы, Александра IV, давшего ему сан королевский.

Чрез два года увидели обман: Миндовг, в крайности уступив Даниилову сыну, Роману, Новогрудок, Слоним, Волковиск и выдав дочь свою за его меньшего брата, именем Шварна, отдохнув и собрав силы, снова обратился к идолослужению и к разбоям, гибельным для Рижского ордена, Мазовии, Смоленских, Черниговских, даже Новгородских областей.

В сие время Даниил, ободряемый королем венгерским, ляхами и собственными успехами воинскими, дерзнул объявить себя врагом монголов. Они вступили в Понизье и заняли Бакоту: юный Лев Данилович, выгнав их оттуда, пленил баскака ханского. Темник Батыев, Куремса, не мог взять Кременца и, сильно убеждаемый Изяславом Владимировичем (внуком Игоря Северского) идти к Галичу, ответствовал: «Даниил страшен!»

Вся Южная Россия с беспокойством ждала следствий; а мужественный Даниил, пленив Изяслава и пользуясь изумлением татар, отнял у них города между реками Бугом и Тетеревом, где баскаки господствовали как в своих улусах. Он хотел даже освободить и Киев, но возвратился с пути, чтобы защитить Луцкую область, разоряемую литовцами, мнимыми его союзниками.

Уже Даниил веселился мыслью о совершенной независимости, когда новые бесчисленные толпы монголов, ведомые свирепым Бурондаем, преемником слабого Куремсы, явились на границах Литвы и России. «Желаю знать, друг ли ты хану или враг? – сказали королю галицкому послы Бурондаевы. – Если друг, то иди с нами воевать Литву».

Даниил колебался, видел превосходство сил татарских, медлил и наконец послал Василька к Бурондаю с дружиною и с ласковыми словами, которые сперва имели счастливое действие. Сонмы монголов устремились на Литву, дотоле им неизвестную; одни дремучие леса и вязкие болота могли спасти жителей; города и веси исчезли. Ятвяги испытали то же бедствие. Хваля мужество, оказанное братом Данииловым в разных сшибках, Бурондай отпустил его во Владимир.

Прошло два года в тишине и спокойствии для Юго-Западной России. Даниил, именуя себя другом ханским, строил, укреплял города и не переставал надеяться, что державы соседственные рано или поздно увидят необходимость действовать общими силами против варваров; но Бурондай открыл глаза и, вступив в область Галицкую, дал знать ее королю, чтобы он явился в его стане как смиренный данник или ждал казни.

Даниил послал к нему брата, сына, холмского епископа Иоанна и дары. «Хотите ли уверить нас в искренней покорности? – говорил темник Ханов. – Разберите или предайте огню стены крепостей ваших; сравняйте их окопы с землею». Василько и Лев не смели ослушаться: города Даниилов, Стожок, Кременец, Луцк, Львов, незадолго до того времени основанный и названный именем старшего сына Даниилова, обратились в села, быв лишены своих укреплений, ненавистных татарам.

Бурондай веселился, смотря на пылающие стены и башни владимирские; хвалил повиновение Василька и, в знак особенного удовольствия несколько дней пировав в его дворце, пошел к Холму, откуда горестный Даниил уехал в Венгрию. Провидение вторично спасло сей город хитростью Василька, который, будучи послан с двумя мурзами (знавшими русский язык), чтобы склонить жителей к сдаче, взял в руку камень и, сказав: «не велю вам обороняться», кинул его на землю.

Воевода холмский угадал мысль князя и с притворным гневом ответствовал ему: «Удалися, ты враг Государя нашего». Василько действительно хотел, чтобы жители сопротивлялись, имея лучших ратников, укрепления надежные и много самострелов; а татары, не любя долговременных, кровопролитных осад, чрез несколько дней отступили, чтобы воевать Польшу, где Василько и Лев служили им невольным орудием в злодействах.

Так, сии князья уговорили сендомирского начальника сдаться, обещая ему и гражданам безопасность; но с горестью должны были видеть, что монголы, в противность условию, резали и топили народ в Висле. Наконец Бурондай возвратился к берегам Днепра, с угрозою, что области Волынская и Галицкая снова будут пеплом, если их князья не захотят мирно рабствовать и платить дани хану.

Следственно, важные усилия и хитрости Данииловы остались бесполезными. Он не нашел помощи ни в Кракове, ни в Венгрии, к единственному утешению своему сведав на пути, что Василько победил Миндовга, слабого против монголов, но ужасного для соседственных образованных государств.

Как скоро Бурондай удалился, хищные литовцы опустошили Мазовию, убили ее князя Самовита и впали в наше владение близ Камена, предводимые каким-то изменником, боярином рязанским Евстафием. Василько, разбив их на берегах озера Невельского, послал к брату множество трофеев, коней оседланных, щитов, шлемов и копий литовских.

Мы описали здесь случаи нескольких лет относительно к Юго-Западной России, которая со времен Батыева нашествия отделилась от Северной, имея особенную систему государственную, связанную с делами Венгрии, Польши и Немецкого ордена гораздо более, нежели с суздальскими или новгородскими. Последние для нас важнее – ибо там решилась судьба нашего отечества.

Александр Невский по возвращении своем во Владимир терпеливо сносил бремя жестокой зависимости, которое более и более отягощало народ. Господство монголов в России открыло туда путь многим купцам бесерменским, харазским, или хивинским, издревле опытным в торговле и хитростях корыстолюбия: сии люди откупали у татар дань наших княжений, брали неумеренные росты с бедных людей и, в случае неплатежа объявляя должников своими рабами, отводили их в неволю.

Жители Владимира, Суздаля, Ростова вышли наконец из терпения и [в 1262 г.] единодушно восстали, при звуке вечевых колоколов, на сих лихоимцев: некоторых убили, а прочих выгнали. То же сделалось и в других городах Северной России. В Ярославле народ умертвил какого-то злочестивого отступника, именем Зосима, бывшего монаха, который, приняв веру магометанскую в Татарии, хвалился милостью нового великого хана Коблая и ругался над святынею христианства; тело его бросили псам на снедение.

В Устюге находился тогда монгольский чиновник Буга: собирая дань с жителей, он силою взял себе в наложницы дочь одного гражданина, именем Мария, но умел снискать ее любовь и, сведав от нее, что устюжане хотят лишить его жизни, объявил желание креститься. Народ простил ему свои обиды, а Буга, названный в христианстве Иоанном, из благодарности женился на Марии.