Рудольф Нуреев. Неистовый гений - Ариан Дольфюс

Надо было знать эту юную штучку. Сильвии Гиллем была очень похожа на Нуреева. Свободолюбивая и требовательная, она танцевала только то, что хотела, и только так, как хотела. Слишком перегруженный график в Опере мешал ей отвечать на многочисленные предложения со стороны. В мае 1988 года она предупредила о том, что через девять месяцев намерена расторгнуть контракт. Что это было? Пробный камень? Удержите меня, или я принесу неприятности?

Гиллем, однако, не стали удерживать, и контракт был расторгнут. 21 февраля, через четыре дня после премьерного спектакля Твилы Тарп, прошедшего без Сильви, строптивица объявила, что подписала соглашение с лондонским Королевским балетом, куда ее брали «приглашенной солисткой».

— А вы не хотите, чтобы я поработала на этих условиях и в Опере? — спросила она.

Подумав три дня, Опера предложила ей пятнадцать спектаклей, но точные даты выступлений не оговаривались. Гиллем отказалась, и диалог прекратился.

Огорченный Рудольф не скрывал своих чувств. «В течение трех лет ей было позволено танцевать повсюду. Я ни в чем ей не отказывал», — сокрушенно говорил он корреспонденту газеты «Фигаро»{716}. Обиду Рудольфа можно понять. Сильви Гиллем была его творением, его гордостью. Он танцевал вместе с ней на самых престижных сценах мира, подарил ей незабываемый дебют в «Ла Скала», но главное — сам показал в Лондоне в «Жизели» в прошлом году! Об этом стоит рассказать подробнее. Королевский балет решил отметить «Жизелью» пятидесятилетие Нуреева, и он сам выразил желание танцевать с Сильви. Но… юное дарование двадцати четырех лет совершенно затмило усталого льва. По крайней мере, он мог сказать, как сказала в 1962 году Марго Фонтейн: «Посмотрите, в кого я верю…»

Хороший игрок, Рудольф в конце концов признал: «Всегда трудно судить о слишком талантливых артистах! Когда я сам решил покинуть СССР, все там говорили, что я не прав, что я погибну как артист. Но произошло как раз наоборот. Я тоже начал танцевать в „Ковент‑Гарден“, где многому научился. И я уверен, что она многому там научится. Кроме того, „Ковент‑Гарден“ нуждается в ней…»{717}.

На этом неприятности Рудольфа не закончились. На март у него была запланирована «Спящая красавица» с Сильви Гиллем в роли принцессы Авроры, однако из‑за демарша строптивого дарования пришлось искать другую исполнительницу. И если бы только это… 17 марта 1989 года, в день премьеры (и в день рождения Нуреева) танцовщики объявили забастовку. Вместо того чтобы быть на сцене, они стояли на ступенях театра, крича и размахивая транспарантами. На этот раз ничего личного — артисты выступали против проекта нового закона, в какой‑то мере урезавшего права преподавателей танца. Нуреев оказался невольной жертвой.

«Спящая…» была показана на следующий день. Спектакль вежливо приняла публика, но обругала критика, и было за что — он оказался слишком помпезным и слишком скучным. Между тем забастовка продолжалась. По этой причине из двадцати предусмотренных спектаклей десять не состоялось. Итогом этого удара судьбы явились пять миллионов франков предполагаемой выгоды, которые так и не удалось получить. Пришлось отменить гастроли в США, намеченные на май. Официальная причина: Гранд‑опера не имеет средств для финансирования поездки. В действительности из поступивших в продажу сорока тысяч билетов в США было раскуплено всего десять тысяч.

Для Рудольфа это было ударом, потому что он лелеял надежду показать «Спящую…» в знаменитом «Radio City Music Holl», огромном концертном зале на шесть тысяч мест. Сол Юрок еще в 1974 году хотел, чтобы Нуреев показал там сказку на волшебную музыку Чайковского, но в тот момент, когда импресарио поднимался в кабинет миллиардера Рокфеллера (владельца театра), чтобы подписать надлежащий контракт, он упал как подкошенный с сердечным приступом. Через пятнадцать лет проект провалился из‑за отсутствия денег…

А в Опере дела шли еще хуже. Нуреев, которого почти не видели в ее стенах, совершал разнообразные, все более тяжелые ошибки. Одна из них оказалась для него фатальной.

Месяц спустя после «Спящей…», не пережившей тягот забастовки, он вернулся из длительного личного турне по Азии, обуреваемый идеей перетащить в Оперу Кеннета Грева, двадцатилетнего танцовщика, пока что «прозябающего» на вторых ролях в Американском театре балета. Датчанин Грев очень напоминал Рудольфу Эрика Брюна…

«Датская школа — одна из самых лучших в мире», — объяснил он свое решение остолбеневшим от изумления французам, поставленным перед фактом, что этот юный незнакомец будет танцевать Зигфрида в «Лебедином озере». «Я привел к вам Грева, как Баланчин привел Петера Мартинса в „New York City Ballet“», — сказал он, намекая на знаменитого танцовщика, тоже датчанина, ставшего директором нью‑йоркской компании{718}.

Элизабет Платель, исполнительница роли Одетты — Одиллии, вспоминала: «Я сказала Нурееву: „Послушай, Рудольф, пусть он побудет в кордебалете!“ Но это совсем не входило в планы нашего патрона. Безумно влюбленный в Грева, он решил как можно скорее обучить своего протеже тонкостям ремесла. Более того, он собирался подписать с ним контракт на три года. Но ведь в Опере были свои танцовщики, заслуживающие карьерного роста! А кроме того, по внутренним правилам Оперы пребывание иностранных солистов разрешалось на срок не более одного года»{719}.

За четыре дня до «Лебединого…» с молодым датчанином в главной роли профсоюзные деятели заказным письмом, которое подписали все танцовщики, уведомили общее руководство Оперы, а также министра культуры Джека Ланга о фактах «превышения власти, которые мы не готовы принять». Далее в письме говорилось, что «господин Нуреев должен уметь отделять свои личные привязанности и понимать, что танцовщика‑солиста следует искать прежде всего в питомнике наших талантов, внутри компании».

Тон был задан, но предостережение осталось без ответа. «Дело Грева» подорвало всю работу по завоеванию доверия, которую Нуреев ранее все‑таки выигрывал. 28 июня Грев танцевал Зигфрида, несмотря ни на что. Его партнершей была Изабель Герен, а сам Рудольф вышел на сцену в роли Ротбарта. Принц оказался посредственный, хотя, если уж соблюдать объективность, кордебалет помогал ему мало. Однако это не заставило отступить Рудольфа, всеми силами стремившегося назначить парня солистом‑звездой.

«Маниакальность Рудольфа по отношению к Греву была в чем‑то самоубийственной, — высказался в наши дни Патрис Барт. — Он смешал чувства и работу. Он применил силовые приемы и зашел слишком далеко»{720}.