Демон ветра - Роман Глушков

– Мои соболезнования, амиго… Взяли кого на замену или пойдете в следующий рейд неполным отрядом?

– Наверное, неполным. Думаю подождать оставшиеся месяцы до выпуска из Семинарии да самому подыскать себе перспективного кадета. Пока опять какого-нибудь бездаря в приказном порядке не навязали.

– Это ты правильно решил, – кивнул Ящерица. – Чертовски талантливые ребята попадаются порой среди выпускников. Надо только не лениться их выискивать. Я тоже хотел в этом году у себя свободную вакансию семинаристом закрыть. Но потом мозгами пораскинул и до следующего года это кропотливое дело отложил.

– Что так? Неужели ни одного подходящего нет?

– Почему же? Есть, и немало. Могу даже тебе кое-кого порекомендовать. Обещаю: не пожалеешь. Но только если я в этом году себе в штат кадета зачислю, в следующем такой самородок прозеваю, что потом до конца жизни локти кусать буду. Знаешь брата Анджея, который у нас в тире оружейником подрабатывает?

– Кто же его не знает? – ответил Карлос. – Великий Охотник был когда-то: ловок, хитер и стрелял отменно. Поражаюсь, как он до командира не дослужился. Бернард как-то обмолвился, что, если бы брата Анджея снова на службу взяли, он бы его к себе сразу заместителем оформил.

– Да Анджею и в отставке неплохо живется. Сам посуди: пенсия, должность инструктора по стрельбе у семинаристов, должность оружейника в тире. В рейдах не участвует, а зарабатывает даже больше, чем на действительной службе… Впрочем, не об этом речь. Тут на него под старость лет блажь нашла. То ли инструкторская работа отпечаток наложила, то ли он решил прославиться как автор прогрессивной методики обучения, не знаю… В общем, надумал наш старый добрый Анджей взяться за воспитание персонального ученика из числа кадетов Боевой Семинарии.

– Надо же, – хмыкнул Матадор. – Сэнсэй выискался.

– Извини, амиго, не расслышал: как ты его назвал?

– А, не обращай внимания, – отмахнулся Карлос, уже смекнувший, что перебрал и потому начинает заговариваться. Слова и истины сгинувших в огне книг отступника Морильо изредка всплывали в памяти Гонсалеса, особенно на пьяную голову. – Ну и чему Анджей обучает своего семинариста? Полагаю, что не пению псалмов.

– Верно, – согласился Фабио. – А что наш Анджей еще умеет делать, кроме как дух из людей на расстоянии с одной пули вышибать? Этому и учит, а конкретно – стрельбе из пистолета. Мастерской стрельбе, не той, что нас с тобой когда-то обучали. Нашел способного паренька и начал собственные методики на нем испытывать. Мне об этом братья рассказали, которые с Анджеем общаются. Я поначалу не поверил, когда они мне заявили, что Анджеев ученик якобы своего учителя превзошел…

– Действительно, и я бы не поверил – Анджея в стрельбе переплюнуть! Не родился еще тот человек.

– …Дай, думаю, лично схожу и проверю. Сходил… Он родился, амиго. Родился, и это истинная правда, клянусь. Причем родился уже с пистолетами в руках. Что он вытворяет в тире – такие вещи надо своими глазами видеть. Парень с тяжелой «береттой» обращается легче, чем ты с обеденной ложкой. Кажется, он ее даже не ощущает, будто из пальца по мишеням палит. Я моргнуть не успел, а он уже три мишени поразил. И ладно бы стоя на месте – в падении с перекатом! Многие из наших братьев такое умеют? А кадет предпоследнего курса Хенриксон, который четыре года назад еще кораблики в лужах пускал, имеет результат в стрельбе «девяносто пять из ста». По усложненной программе обучения! Я этому сопливому мерзавцу так потом и сказал: ляпнешь на распределении, что желаешь служить не у меня, – прикончу собственными руками!..

Зеленые глаза Ящерицы горели изумрудным огнем. Руки командира Восьмого отряда возбужденно жестикулировали, того и гляди норовя опрокинуть со стола бутылки. Сидевшие за соседними столиками Охотники косились на Петрелли с любопытством.

Матадору редко случалось видеть приятеля в возбужденном настроении. Спокойный в обычной жизни, Фабио выпускал на волю свою эмоциональную итальянскую натуру лишь тогда, когда что-то действительно потрясало его до глубины души. А для того чтобы заставить засверкать глаза тертого жизнью Ящерицы, надо было еще постараться. Похоже, что стрелковый талант никому не известного семинариста Хенриксона и впрямь являлся уникальным.

– Знаешь, что я думаю, амиго? – продолжал Петрелли, выпустив пар и захмелев. – Господь наградил этого парня редким даром, но это не значит, что другие люди, например мы с тобой, не обладаем чем-то особенным. Много наших сокурсников стали командирами отрядов?.. То-то и оно. Возможно, такая судьба была предопределена нам еще до рождения, возможно, свою роль сыграло наше воспитание. К ним также следует прибавить обычное везение, или Божью милость – ведь без нее нигде не обходится. Мы знакомы с ней не понаслышке – наверное, нас надо считать счастливчиками. Так что умеешь получать – умей и отдавать. Мне приятно думать, что проявлением Божьей милости для кадета Хенриксона станет мое прошение о зачислении его в Восьмой отряд. Он будет служить при Главном магистрате, в то время как большинство его сокурсников отправятся на периферию. И если парень приложит максимум усилий, то рано или поздно обязательно добьется успеха. Успех, амиго, закономерен в любом деле, если помимо желания ты обладаешь еще и массой полезных качеств. А они у Хенриксона есть – я чую…

Карлос Гонсалес был полностью согласен с Фабио Петрелли. Он тоже мог бы привести ему пример того, чего способен добиться простой смертный человек. Пример из совсем недавнего прошлого. Но Матадор предпочел промолчать, ибо поклялся Пророку хранить в тайне эту историю до конца своих дней.

Матадор не рассказал приятелю об искусственных крыльях, которые он с братьями обнаружил на крыше дворца Гласа Господнего. А также о носителе этих крыльев, бывшем при жизни настолько целеустремленным, что, едва Карлос увидел летающую конструкцию в сборе, он больше ни секунды не сомневался в умении уже мертвого отступника перемещаться по воздуху. Луис Морильо вошел во дворец Гласа Господнего там, откуда его ждали в последнюю очередь; раньше Карлос готов был скорее поверить, что убийца ходит сквозь стены, нежели летает подобно птице.

Изучить трофейный летательный аппарат повнимательней Гонсалесу уже не позволили, но он догадался: конструкция предназначалась для коротких плавных спусков с возвышенностей на землю. Возвышенностей на родине Карлоса было предостаточно, поэтому смекалистому и отчаянному Морильо не составило труда наловчиться сигать по ним при помощи своих «демонических» крыльев. Что послужило для летуна стартовой площадкой в лишенном гор Ватикане, Матадор тоже довольно быстро сообразил. Охотника на такую верхотуру не загнал бы даже приказ Его Наисвятейшества…

Действительно, сказки о демоне Ветра оказались правдой. И даже более: кое в чем Морильо превосходил демонов, ибо те, как известно, летают по природе, а тирадор покойного сеньора ди Алмейдо приобрел свои летательные навыки путем упорной практики. Только вот чья воля покровительствовала ему – загадка. На Божью она походила слабо…

Демона Ветра предали закрытому Очищению Огнем посмертно. Его черные искусственные крылья и исписанные непонятными идеограммами книги сожгли вместе с ним в одной клети. Карлос узнал об этом из официального протокола, поскольку на церемонии Очищения не присутствовал. Наблюдать за тем, как обугливается мертвое тело поверженного врага, Охотник не имел ни малейшего желания. Воспоминаний о лучшей Охоте в его жизни у Матадора и без того было достаточно.

Гоняясь за демоном Ветра, Карлос опрометчиво думал, что хитрый Морильо – это наказание свыше за все прежние грехи Охотника. Как понял он позднее, все было совсем иначе. Узкоглазый отступник являл собой не наказание, а испытание, которое командир Пятого отряда с честью выдержал. Его Наисвятейшество был в высшей степени доволен им, а слово Пророка – это слово Господа. Значит, был доволен и Всевышний. Как и многие Охотники, Матадор верил, что великодушный Господь иногда закрывает глаза на мелкие прегрешения своих преданных слуг. Так что он наверняка не заметит и маленький грех, учиненный Карлосом при сдаче выданной ему на руки конфискованной у Морильо литературы. Возвращенная Охотником стопка книг была немного тоньше той, что он получил в свое время от магистра Жерара. Всего на одну неброскую книжицу, которую Карлосу не составило труда спрятать на верхней полке своей походной библиотеки.

Вполне простительный грех: книга не была протестантской или того хуже – колдовской. Ну, может быть, при придирчивом прочтении кое-какие высказывания в ней и отдавали язычеством. Но это были лишь отголоски эпохи, в которую писалась книга, и Карлос особо не заострял на них внимание.

«Напутствие вступающему на Путь воина» – боевой трофей Матадора, взятый им у Морильо подобно тому, как сам убийца забирал в качестве трофеев головы врагов своего сеньора. Гонсалес справедливо посчитал, что, оказав Луису последнюю услугу, он по праву заслужил эту пережившую не одно столетие реликвию…