Обыкновенные монстры - Дж. М. Миро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карндейл остался далеко позади. Как и этот человек – этот монстр – Джейкоб Марбер, похитивший ее малыша. Как и Генри Бергаст с его зловещими немигающими глазами и алчным взглядом. О, бедный мальчик! Доктор хотел увезти его, спрятать от всего мира. Но он будет в безопасности, только когда она сама унесет его отсюда подальше – подальше от этого ужасного поместья, талантов и мерзких тайн. Несчастный ребенок должен сам выбрать свой путь в этом мире, сам решить, кем ему быть. А в Карндейле ни о каком выборе не могло быть и речи.
Сьюзен остановилась и прислушалась. Сердце ее бешено колотилось. Кормилица не слышала никаких звуков погони, но знала, что ее преследуют. Она покинула поместье в панике, одетая не по погоде, лишь набросив на свою старую одежду плащ и не захватив совсем никакой еды. Что ж, ей довелось пережить кое-что и похуже голода. Что случилось, то случилось, дороги назад нет. Ночь выдалась безлунной – что, вероятно, было и к лучшему, даже несмотря на то, что из-за этого она не могла сойти с размытой дождем дороги. Ее юбки пропитались грязью и отяжелели, но она не обращала на это внимания, боясь сбиться с пути в гнетущей черноте шотландского захолустья.
Ближе к утру ей встретился фермер на телеге. Он предложил подвезти ее до эдинбургского рынка, и она охотно уселась среди мешков с овощами. Если он и осудил девушку за отсутствие сопровождения, то ничего не сказал. Покидая Карндейл, Сьюзен предусмотрительно захватила спрятанные в ящике комода деньги и теперь, добравшись до вокзала на Принсес-стрит, купила на них билет третьего класса до Южной Англии. Дождавшись поезда, она с отрешенным видом уселась с ребенком в задней части вагона. Ее мрачный вид служил своеобразной защитой от нежелательных попутчиков.
Потянулись долгие серые дни. Сьюзен пришлось к тому же мириться с отсутствием сна. Голодный, уставший младенец постоянно хныкал. Девушка кормила его, мыла и переодевала как могла. Иногда она гладила малыша по щеке, и он смотрел ей прямо в глаза или тянулся к ней ручками и хватал ее за нос и подбородок, и тогда она печально улыбалась. Однажды она уже потеряла ребенка – больше этого не повторится. В мальчике ощущалась невинность и вместе с тем огромная жажда познания мира. Сьюзен не представляла, что делать дальше, куда идти. Она подозревала, что Генри Бергаст проследит ее путь, пошлет за ней своих людей, поэтому в Лестере пересела на поезд, идущий на восток, в Норидж, а из Нориджа поехала на юг, в Кембридж. Когда ее накопления почти иссякли, она забралась с малышом в вагон товарного поезда, идущего на запад.
Именно в этом товарном вагоне поздно вечером, когда снаружи шел дождь, ребенок вновь засиял изумительным жестким голубым светом – тем самым, что остановил Джейкоба Марбера. Сьюзен не знала, как прекратить это. Девушка переживала, что у нее заканчивается молоко, – уже несколько дней его почти не было. Она так устала. Расстегнув блузку, чтобы покормить малыша, и закрыв глаза, пытаясь защитить их от яркого сияния, она почувствовала, как тот начал сосать.
Но тут в ее груди вспыхнула ужасная жгучая боль. Кожа покрылась волдырями. Девушка в агонии закричала и попыталась оттолкнуть от себя ребенка, но было слишком поздно: она уже падала в солому, теряя сознание; боль накатывала волнами, в глазах начало темнеть.
Поезд, громыхая, медленно рассекал сумерки.
Сияющий младенец заплакал. Вдруг на поле, вдоль которого пролегала железная дорога, из-за деревьев выскочила кареглазая девушка. Спотыкаясь, она взбежала по насыпи, из последних сил бросилась вперед и вцепилась в ручку двери вагона. Задыхаясь, девушка забралась внутрь.
Вдалеке из-за деревьев выбежали собаки, а следом за ними на лошади выехал мужчина в шляпе с высокой тульей. Пришпорив коня, он приставил к плечу винтовку и прицелился.
Сквозь дым. 1882
32. Человек на ступенях мертвецов
Чарли Овид спускался вниз, сжимая в руке нож.
Со всех сторон его окружала вода, которая не была водой, и его рубаха задралась. Мальчик задерживал дыхание до тех пор, пока не почувствовал, что его легкие вот-вот разорвутся. Чарли судорожно вдохнул, и оказалось, что в этом месте можно дышать. Его кожу, как и стены, освещало призрачное голубоватое сияние. Он разглядел ступени, деревянные поручни, обои с печатным рисунком. Чем ниже он спускался, тем сильнее лестница уходила в сторону.
Марлоу нигде не было видно.
Но со всех сторон мальчик слышал звук, похожий на шум стекающей по трубе воды. Когда Чарли было тринадцать лет, он жил у реки Сатчи в Миссисипи; субботними вечерами, после недели работы в жарких полях, он спускался вниз к тихой реке, ложился в нее и опускал голову так, что его уши оказывались под водой. Путь через орсин напоминал ему то погружение: он будто слышал, как у него в голове циркулирует кровь, – этот звук одновременно казался и пугающе отчетливым, и приглушенным. Через мгновение странный шум раздавался уже не только в ушах мальчика – он словно окружил его, и теперь Чарли чувствовал его всем телом.
Тихий гулкий звук.
До ужаса приглушенный звон в ушах.
Вот вокруг была вода – и вот ее нет. Она будто растворилась в воздухе, в тенях. Лестница привела Чарли в большой, тускло освещенный вестибюль. Он увидел дверь из полированного дерева с фонарями по бокам, покрытую маслом скамью, пристенный столик с увядшим в вазе цветком. Стены комнаты покрывала странная зеленая слизь, возможно плесень, а ковер при каждом шаге сочился влагой. Свет здесь был странным – рассеянным, зернистым, серым. Чарли медленно, словно под водой, поднял глаза и увидел, что в дверях вестибюля стоит Марлоу и наблюдает за ним. Мальчик что-то произнес, но звук его голоса был настолько приглушенным и невнятным, что Чарли ничего не понял.
– Мар-лоу, – попытался сказать он, но и его собственный голос звучал так, будто доносился издалека.
Вестибюль, в котором они находились, казался смутно знакомым. Марлоу, словно во сне, развернулся, открыл дверь и шагнул наружу. Пройдя по каретному двору, он вышел на улицу через болтающиеся на одной петле ржавые железные ворота. Булыжники у обочины заросли сочными зелеными сорняками. На дороге блестели темные лужи; с карнизов зданий капала вода. Чарли вышел вслед за Марлоу и замер на месте от изумления.
Они были в городе, но заброшенном, отданном во власть природы. На мокрой после дождя улице тут и там росли кусты и деревья. Здания исчезали в густом тумане. В вязкой грязи на боку лежали старые кебы; некоторые из них поросли мхом. В луже у своих ног Чарли увидел россыпь монет и гниющий кожаный ботинок.
– Чарли, – тихо произнес Марлоу.
Мальчик удивленно повернулся. Дыхание малыша было тяжелым, как после пробежки. Теперь его голос звучал нормально, разве что чуть приглушенно. Внезапно расчувствовавшись, Чарли положил Марлоу руку на плечо. Ему казалось, что он целую вечность не слышал человеческого голоса.
– Что это за место? – пробормотал он.
Но не успел Марлоу ответить, как, оглянувшись на фасад здания, из которого они вышли, он все понял сам. По спине у него пробежал холодок. Никель-стрит-Уэст в Лондоне. Они стояли перед домом миссис Харрогейт, из которого он выбежал в ту ночь, когда на него напал лич.
– Это Лондон, Чарли, – прошептал Марлоу. – Мы в Лондоне.
И это была чистая правда, именно там они и находились. Но в то же время это место отличалось от привычного им города. Чарли понимал это с предельной ясностью: высокие зеленые сорняки, капающая с карнизов вода, странные, ядовитого вида лужи, глубиной не больше, чем ему по щиколотку. Стена густого белого тумана. Чарли вдруг вспомнил, что Бергаст говорил о тумане и духах мертвых, и потянул Марлоу обратно за ворота. Неподвижность всего вокруг, отсутствие людей, лошадей и даже крыс – все это казалось жутким, неестественным. Чарли сглотнул, осматривая шероховатые рыжие кирпичи, покрытые мхом оконные створки, гниющие желтовато-бурые балки. Самым странным было то, что этот город не имел запаха, а только какой-то слабый привкус сажи, копотью оседающий в носу.
Туман медленно уплывал вдаль. Достав из ранца карту, Чарли развернул ее и попытался найти какие-то ориентиры.
– Думаю…
