Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг. - Н. Черушев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как показали дальнейшие события, эти указания Мерецкова были вредительские, так как они сводились к затягиванию сроков боевой подготовки вверенного мне округа, что в настоящее время было недопустимо.
Мерецков всегда внушал мне, что Германия в ближайшее время воевать с Советским Союзом не будет, что она очень глубоко завязла в своих военных делах на Западном фронте и в Африке. В связи с этим Мерецков предлагал мне не делать особого упора на ускорение боевой подготовки в округе, а вести все по годичному плану. В финскую кампанию, когда я выезжал на финский фронт в качестве начальника бронетанковых войск, обратил внимание Мерецкова, что все лучшие силы с западной границы стянуты на финский фронт и что этим мы оголяем границу с Германией. На это Мерецков еще раз заявил, что нападения со стороны Германии в ближайшее время ожидать не надо. Все эти убеждения Мерецкова я принимал за чистую монету и в своих дальнейших действиях, как командующий Западным Особым военным округом, не торопился с повышением уровня боевой подготовки, что привело во время военных действий к предательству фронта, разгрому частей Красной Армии и материальной части, так как округ, которым я командовал, оказался неподготовленным к войне...»
Следователей и их высокое начальство, вероятно, не совсем удовлетворили такие показания Павлова о Мерецкове. Им требовались гораздо более расширенные и конкретные данные о вредительской деятельности бывшего начальника Генштаба. И нужны они были накануне решающего его допроса, запланированного на 12 июля. Поэтому 11 июля от Павлова усиленно добиваются признания, что основным его вербовщиком в заговор являлся именно Мерецков (ранее названный таковым командарм Уборевич отступил как бы на второй план, как и начальник, конечно бывший, Автобронетанкового управления РККА И.А. Халепский).
«...Признаю, что в феврале 1937 г. бывшим старшим советником в Испании Мерецковым Кириллом Афанасьевичем я был вовлечен в военно-заговорщическую организацию и в дальнейшем проводил вражескую работу в Красной Армии... Мы считали, что командный состав Красной Армии, якобы, бесправен, а политсоставу наоборот предоставлены излишние права. Существовавший, по нашему мнению, разброд среди комсостава вызывается якобы неправильной политикой руководства Красной Армии.
В Красной Армии, заявил Мерецков, нет единой доктрины, это хорошо понимают некоторые руководящие армейские работники, которые объединились на почве недовольства существующим в армии положением. Тогда же Мерецков сообщил мне, что Тухачевский и Уборевич возглавляют существующую в Красной Армии заговорщическую организацию, которая ставит перед собой задачу — сменить негодное, с их точки зрения, руководство Красной Армии...26
Вот эти показания Павлова, сделанные им на допросах 9 и
11 июля, и были предъявлены Мерецкову в качестве уличающих его документов. Жестоко избитый и до предела униженный, Кирилл Афанасьевич хорошо представлял всю сложность своего положения в условиях военного времени. И ему ничего не оставалось другого, как принять условия игры, предложенные следствием. И он показал на допросе 12 июля:.
«...По вражеской работе со мной были связаны: командующий Западным военным округом генерал армии Павлов Дмитрий Григорьевич. О принадлежности Павлова к антисоветской организации я узнал в начале 1937 года, хотя и раньше имел основания предполагать о его связи с заговорщиками. В сентябре 1936 г. Уборевич меня информировал о том, что им подготовлена к отправке в Испанию танковая бригада и принято решение командование бригадой поручить Павлову. Уборевич при этом дал Павлову самую лестную характеристику, заявив, что в мою задачу входит позаботиться о том, чтобы в Испании Павлов приобрел себе известность в расчете на то, чтобы через 7—8 месяцев его можно было сделать, как выразился Уборевич, большим танковым начальником.
...Павлов неоднократно в беседах со мной высказывал свое резкое недовольство карательной политикой советской власти, говорил о происходящем якобы в Красной Армии «избиении» командных кадров и даже открыто, на официальных заседаниях, выступал в защиту репрессированных из числа военных»27.
Процитированный документ очень важен для характеристики качеств личности Дмитрия Григорьевича Павлова. Даже в урезанном виде, не единожды отредактированные, показания Мерецкова чрезвычайно ценны в том плане, что они позволяют существенно изменить, притом в лучшую сторону, представление читателя о бывшем командующем войсками Западного фронта, поколебать уже сложившийся, достаточно устойчивый образ Павлова, вынесенный в основном из художественной литературы и фильмов о начальном периоде войны. А также из работ некоторых историков. Под их пером Павлов выведен как грубый солдафон, бездумный исполнитель воли высшего партийного и армейского руководства, слепо доверяющий ему, ничего не рассуждающий выдвиженец, случайно заброшенный на вершину армейского Олимпа И упивающийся своей славой и властью.
Да, у Павлова случались и серьезные ошибки. Да, он оказался не вполне подготовленным к роли командующего войсками важнейшего округа (фронта) на главном операционном направлении. Да, именно его голос был одним из решающих, когда в ноябре
1939 года, будучи начальником Автобронетанкового управления РККА, он на заседании Главного военного совета поддержал ошибочною идею о ликвидации танковых корпусов. Павлов сделал это, исходя из собственной оценки опыта применения бронетанковых и механизированных войск в Испании, где по условиям ТВД и из-за нехватки материальной части действовали только танковые полки и бригады. Ошибка была исправлена в 1940 году, когда стали вновь создаваться девять механизированных корпусов, а в начале 1941 года — еще двадцать таких же соединений.
Вины же Павлова в том, что его звезда так стремительно восходила на армейском небосклоне, совершенно не имеется. Сам он, разумеется, никогда не выпрашивал у высокого начальства ни званий, ни должностей, ни многочисленных своих наград. Мы уже показывали на конкретных фактах, какие бреши образовались в руководящем составе РККА в результате репрессий в 1937—1938 годах. Так что это была не вина Павлова, а беда. Беда большая и всеобщая. Она состояла в том, что у руля многих военных округов оказались люди — честные, порядочные, старательные, но не вполне подготовленные к исполнению своих новых должностных обязанностей. Все сказанное в полной мере относится и к генералу армии Павлову. Возвращаясь к его ошибочной позиции в отношении танковых корпусов, следует отметить, что отмежевавшись от нее, он на декабрьской стратегической игре 1940 года выступил с докладом «Использование механизированных соединений в современной наступательной операции и ввод механизированного корпуса в прорыв».
В пользу Павлова и то обстоятельство, что командарм 1-го ранга Уборевич, отличавшийся большой сдержанностью при оценке подчиненных и по характеру человек жесткий, тем не менее дал ему лестную характеристику. Это говорит о многом: о способностях организовать боевую подготовку, умении воспитывать личный состав, о хорошем военном образовании. Именно таких людей ценил в первую очередь Уборевич, видный советский военачальник, подбиравший для округа кадры прежде всего по деловым качествам.
Выходит, что наделе все обстояло далеко не так, как о том повествуется в некоторых книгах. Получается так, что Павлов не всегда молчал в те суровые и страшные годы, что он открыто возмущался произволом НКВД в отношении кадров Красной Армии и находил возможность выступить в защиту своих сослуживцев, притом на высоком уровне. Уже одно это делает ему честь, ибо в 1937—
1938 годах немногие позволяли себе такие поступки, справедливо полагая, что им может не поздоровиться за подобные действия.
Одним из таких шагов было его выступление на заседании Главного военного совета при наркоме обороны в середине 1938 года. Тогда Павлов в присутствии членов Политбюро поддержал критическое выступление военкома Артиллерийского управления РККА Г.К. Савченко о низкой дисциплине в армии и снижении в ней порядка из-за непрекращающихся арестов всех категорий командного состава.
Сам Павлов об этом эпизоде на одном из допросов поведал следующее:
«...После этого мне и Савченко было предложено написать письменный документ на сей счет. Основным автором документа являлся Кулик (начальник Артиллерийского управления РККА. — Н. Ч.). Содержание документа мы обсуждали в группе руководящего состава в лице меня, Кулика, Савченко и Мерецкова.
За дело взялся Кулик, он пригласил меня, Аллилуева и Савченко к себе и предложил написать документ в виде письма (вчетвером) и направили его в адрес Ворошилова. Из секретариата Ворошилова вскоре сообщили, что наше письмо нарком не читал и велел забрать его обратно. Когда Кулик в один из выходных дней снова собрал нас всех четверых и перередактировал письмо, мы направили его в адрес Генерального секретаря ЦК, а второй экземпляр — снова в адрес Ворошилова.
