Тухачевский - Борис Соколов

Тухачевский предупреждал: «Необходимо иметь в виду, что в танковом вопросе у нас до сего времени подходят очень консервативно к конструкции танка, требуя, чтобы все танки были специального военного образца. Между тем, учитывая, что к концу пятилетки мы в Европе не будем иметь конкурентов по танкостроению, нам необходимо стремиться к тому, чтобы специально военные танки составляли бы от общего числа около одной трети, для выполнения специальных задач, борьбы с противотанковой артиллерией и пр. Остальные танки, идущие обычно во 2-м и 3-м эшелонах, могут быть несколько меньшей быстроходности, большего габарита и пр. А это означает, что такой танк может быть бронированным трактором, точно так же мы имеем бронированные автомобили, поезда, дрезины, что позволит выставить бронетрактора в громадных массах».

Не отсюда ли известный анекдот о советском мирно пашущем тракторе, который в ответ на происки китайских агрессоров открыл ответный огонь и выжег территорию на 40 километров от границы? Тухачевский, кстати, с помощью рабочих Путиловского завода переоборудовал один колесный трактор «Фордзон» в бронетрактор. На танк, ничего в нём не меняя, навесили 7-миллиметровую противопульную броню. Получилась танкетка, вооруженная одним пулеметом и развивавшая скорость до 11 км/час.

Михаил Николаевич вообще был одержим идеей использования техники двойного назначения. Так, тяжелые транспортные самолеты, предназначенные для снабжения и переброски войск во время осуществления глубокой наступательной операции, он предлагал в мирное время содержать в составе Наркомата почт и телеграфов, чтобы возить почту и грузы по бескрайним российским просторам, особенно на севере и востоке страны. Самолеты, по мысли Михаила Николаевича, должны были иметь грузоподъемность 10 тонн, а в скором будущем — 15 и даже 25 тонн. На местах эти проекты вызвали удивление, граничившее с ужасом. Так, один из руководителей Северного края С. Бергавинов с тревогой сообщал 7 января 1930 года из Архангельска наркому обороны Ворошилову: «Тов. Тухачевский заманчиво нас дразнит, он прислал нам составленный им сверхграндиозный план развития гражданской авиации на Севере (в 1931 году — 151 самолет, в 1932 году — 934 самолета (!), в 1933–299) = итого 1384 плюс 2 дирижабля (?). Конечно, такое шибко преувеличенное количество мы и не освоим, да и достать их неоткуда и незачем. Зная, что хотя это и гражданская авиация, но „летает“ она под Вами, мы слезно просим Вас хотя бы один самолет для края в непосредственное наше распоряжение дать».

Всю нереальность плана Тухачевского можно понять, если учесть, что в то время во всем Северном крае было лишь два самолета и власти края безуспешно добивались выделения им еще хотя бы двух машин. А ведь зимой до многих населенных пунктов края, на территории которого свободно умещались Франция, Германия и Бельгия, добраться можно было самолетом. Однако флот почти в полторы тысячи машин, да еще с двумя «цеппелинами», был не нужен ни тогда, ни теперь, семь десятилетий спустя, в начале XXI века. И неслучайно Ворошилов в письме Сталину 12 января 1931 года упомянул, что «Бергавинов в своем письме дает блестящую (и убийственную) характеристику Тухачевского, сам того, разумеется, не подозревая».

Тухачевский в записке Сталину от 19 июня 1930 года подчеркивал: «Я вполне учитываю, что войну надо не только выиграть, но надо еще при этом свою экономическую мощь и не подорвать достигнутых успехов в строительстве социализма. Работая в этом направлении, можно будет наиболее рационально решать задачи, выдвигаемые большой войной». При этом Михаил Николаевич заботился о рациональном использовании техники, чтобы в мирное время самолеты и танки-тракторы не простаивали. А вот о людях даже не вспоминал. Наоборот, Тухачевский выразил искреннее удовлетворение коллективизацией, изъявшей наиболее самостоятельные элементы сельчан и превратившей крестьянскую массу в бессловесное пушечное мясо для будущей большой войны.

Но идея использовать в мирных целях гигантский парк транспортных самолетов и будущие бронетрактора оказалась мертворожденной. В народном хозяйстве тысячи больших транспортных самолетов не могли найти эффективного применения. Грузы, перевозимые ими, становились буквально на вес золота. Кроме того, в мало освоенных районах востока и севера отсутствовала необходимая для этого сеть аэродромов, а их строительство влетело бы в копеечку. Так что самолетам все равно пришлось бы оставаться на приколе в ожидании войны. Да и подготовить нужное количество высококлассных летчиков в короткий срок не было никакой возможности. Транспортный самолет — это не легкий маневренный истребитель, и управление им требует гораздо большего искусства. Та же ситуация была бы и с тракторами. Если на машинах, которые с началом войны должны превратиться в танкетки и танки, в мирное время пахать землю, то к дню «X» они рискуют выработать моторесурс и превратиться в металлолом. Значит, будущие бронетрактора придется консервировать на складах (что, кстати, тоже требует средств) без всякой пользы для сельского хозяйства. А чем иметь ублюдочный гибрид танка с трактором, лучше уж с самого начала производить полноценные боевые машины. Таким образом, «двойное назначение» техники служило только для маскировки агрессивных намерений, но никакой существенной роли в мирных отраслях экономики иметь не могло.

Тухачевский и другие руководители Красной армии прекрасно сознавали, что танков и самолетов в обозримом будущем огосударствленная советская промышленность сможет произвести значительно больше, чем все «крупные империалисты» вместе взятые. Недаром Михаил Николаевич с удовлетворением отмечал, что к концу первой пятилетки в области танкостроения у СССР не будет конкурентов.

Насчет транспортной авиации планы Тухачевского, действительно, оказались прожектами. Даже в 1940 году ВВС Красной армии вместе с гражданским воздушным флотом располагали лишь 11 транспортными самолетами ПС-84 — точной копией американского «Дугласа Д-3», — тогда как Тухачевский еще к концу 1933 года рассчитывал в одном только Северном крае иметь почти 1400 подобных машин. Но вот насчет боевой техники его планы оказались полностью претворены в жизнь и даже перевыполнены. Михаил Николаевич предлагал иметь к началу войны 10 тысяч специальных военных танков и 40 тысяч бронетракторов. К 22 июня 1941 года в Красной армии насчитывалось более 23 тысяч танков, причем это были совсем не те танки, что в начале 30-х. Они обладали гораздо более мощными двигателями, броней и вооружением и по стоимости далеко превосходили 50 тысяч машин, о которых говорил Тухачевский. Достаточно вспомнить, что одних только средних и тяжелых танков Т-34 и KB, о которых в 1930 году даже не мечтали, к началу Великой Отечественной войны Красная армия имела 1864 машины. Также и самолеты в начале 40-х были гораздо мощнее, чем десятилетием ранее. Если в 1929 году на один самолет тратилась в среднем тонна алюминия, то в период Великой Отечественной войны — в несколько раз больше. При этом максимальное количество боевых самолетов, которыми располагали советские ВВС во время войны, превышало 47 тысяч машин, то есть было даже больше, чем планировал Тухачевский.