Перемените обстановку. Не упусти свой шанс. На грани смерти - Д. Чейз

На другой день я узнал, что все мои попутчики погибли, а старуха–аборигенка все уговаривала меня, что я скоро поправлюсь. Я не верил ей и поэтому нашел здесь листки бумаги и карандаш, чтобы все–таки сделать эти записи. Я, конечно, хочу надеяться на лучшее, но что же мне делать дальше?..

Пока я писал эти записи, минуло уже шесть дней, и я начинаю верить, что старуха из этого маленького, затерянного в дебрях селения, оказалась права: я уже потихоньку хожу, наступая на больную ногу. Оказалось, что это был просто ушиб с растяжением мышц…

Здесь я познакомился с парнем, который случайно попав сюда, провел в этой непролазной глуши более пятнадцати лет. Трудно представить себе более тяжкое наказание. Несмотря на то, что живя здесь, он со всеми был робок и замкнут, со мной он заговорил, и мы быстро сошлись с ним как хорошие друзья.

Звали его Педро Хуанес…

Глава 7

Дочитав до этого места Педро Хуанес невольно смахнул со своего лица пот, выступивший от напряжения. Откинувшись назад в кресло, он живо представил все, что уже произошло и то, что предстояло ему пережить впереди. Он снова потянулся к бутылке с виски и налил себе стакан. Однако, выпив, не почувствовал опьянения. Сегодня его нервы были так напряжены, что алкоголь оказался бессилен. Кровь стучала, пульсировала у него в висках. Он еще раз переживал свою жизнь…

Закурив сигарету, Педро снова углубился в записи…

Трудно представить более сложную и неудачную судьбу, чем та, которая выпала на долю моего нового знакомого — Педро Хуанеса. Даже все мои приключения и мучения последних дней меркли перед бесстрастным рассказом этого парня.

Днем я писал свои записи, а по вечерам, в южной темноте, освещаемой огоньками самодельных папиросок на небольшой отрезок времени, слушал рассказ Педро.

Он рос в довольно обеспеченной семье, обучался в одной из лучших закрытых школ. Вероятно, он, по моему мнению, мог бы стать весьма уважаемым человеком. Редко я встречал такой живой ум, наблюдательность и силу воли, какие обнаруживал этот тихий, черноволосый парень с мягкими карими глазами, замученный тропической лихорадкой.

Все шло бы хорошо для Педро, но его уважаемый отец, дон Хуанес, полез в большую политику и оказался в такой же игре, как и та, из которой только что удалось выпутаться мне, но он был в роли главного действующего лица. В один из выходных дней, когда машина с родителями Педро, им самим и его сестрой, остановилась на дороге, чтобы мальчик смог сходить в кусты по естественной надобности, а отец отошел от машины, ожидая возвращения сына, из промчавшейся мимо машины раздалась дробная автоматная очередь, а потом грянул и взрыв… Чужая машина так же быстро унеслась как и появилась. Когда Педро выскочил из кустов, то увидел догоравшую машину и умирающего отца.

Мальчик кинулся к отцу.

— Уходи… — прохрипел тяжело раненый отец. — Уходи в заросли…

Скрывайся от этих двуногих зверей…

Педро шел уже тринадцатый год, и вид тяжело раненного отца потряс его. Он стоял с широко открытыми глазами, не в силах пошевелиться, переводя взгляд с догоравшей машины на умирающего отца.

— Иди!.. — снова прохрипел отец. — Они могут вернуться…

И как бы подтверждая эти слова, донесся отдаленный гул мотора машины.

— Иди!.. И не возвращайся!.. — Это моя последняя воля!.. — умирающий отец протянул руку в сторону зеленой стены.

Сдерживая рыдания, мальчик бросился прочь. В зарослях он остановился и оглянулся на дорогу. Он увидел, как подъехала большая темно–синяя машина, из которой вышел мужчина, осмотрелся и, увидев еще подававшего признаки жизни дона Хуанеса, выпустил по нему очередь из автомата. Педро стоял, наблюдая эту ужасную картину глазами, полными слез, зажав рукой рот, чтобы не вырвался случайный крик. Он видел, как еще раз дернулось тело отца, чтобы теперь уже навечно остаться неподвижным. Он видел и на всю жизнь запомнил лицо человека, стрелявшего в отца… Затем мальчик бросился прочь, не разбирая дороги.

Около двух недель он скитался по зарослям, ожидая смерти, когда его, уже обессиленного, подобрали жители этого маленького селения, где нахожусь сейчас и я… Та же самая старуха, которая лечила мою ногу, выходила тогда обессилевшего мальчишку, подхватившего, к тому же, тропическую лихорадку.

Так он постепенно прижился здесь, говоря, что он сирота, что и было правдой.

Он стал как бы сыном этой старухи–знахарки. Он не мог, да и боялся вспоминать все подробности, связанные с гибелью своей семьи.

Я невольно проникся состраданием и уважением к Педро, а поэтому доверил ему и свою тайну. Он ухаживал за мной, как за родным братом, да и я видел в нем брата.

И вот однажды Педро сказал мне, что знает все эти заросли так же хорошо, как хорошая хозяйка знает свою кухню. Возможно, что именно в этот момент у меня родилась идея выбраться отсюда и попробовать все начать сначала. У меня были деньги и немалые. Их вполне могло хватить на нас двоих. Чем больше я думал над этим, тем больше мне нравилась эта идея.

И вот на восьмую ночь я изложил свой план Педро, которого все чаще стали мучить приступы лихорадки, рассказав ему о деньгах и бумагах, хранящихся в банке Мехико.

— А зачем все это? — вдруг спросил он, отхлебывая из кружки отвар трав, которым старуха лечила его от лихорадки.

— Как зачем?! — удивился я. — Мы сможем с тобой жить так, как захотим. У нас будут деньги, будет красивая жизнь…

— Для меня уже ничего не будет, — задумчиво проговорил он. — Я чувствую, что должен скоро умереть. К тому же, если я вернусь, то меня постараются убрать, как ненужного свидетеля.

— Но ты ведь даже не знаешь, кто сейчас у власти? — возразил я ему. Может быть тебя примут как сына героя…

— Кто бы ни был, но те остались. А они не любят оставлять свидетелей.

— Прости, Педро, но кто сказал, что ты свидетель? — удивился я. По–моему, было все именно так: ты углубился в чащу по естественной надобности, а потом услышал взрыв. Когда ты вернулся, то увидел догорающую машину. У тебя был сильный испуг, и ты вновь кинулся в чащу. Там ты упал и потерял сознание. Никакой другой машины и никакого человека с автоматом ты не видел и не помнишь. Ты слишком долго болел, несколько лет. А теперь у тебя остались