Веселые человечки: культурные герои советского детства - Сергей Ушакин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О «мешках писем» исправно вспоминают люди, связанные со съемочными группами только двух этих сериалов — про Электроника и про Алису Селезнёву; насколько можно судить, ни о чем подобном не идет речи в многочисленных интервью и воспоминаниях авторских коллективов других советских сериалов. Конечно, дети и подростки — аудитория более искренняя и непосредственная, да и у взрослых актрис и актеров, приобретших широкую известность, чаще всего складывается устойчивый круг поклонников /поклонниц, так что письма им пишут регулярно — все это так, но невозможно отделаться от ощущения, что специфически «интерактивный» успех двух детских мини-сериалов, и особенно «Электроника», имел еще одну составляющую: точное попадание в «нерв времени», как в смысле выбора типажей, так и в смысле основной идеи сюжета. При многочисленных сюжетных неувязках, которые в других случаях воспринимались бы как откровенная халтур [610], в сериале эстетически разработаны важнейшие социальные смыслы и коллективные желания, предвосхищавшие процессы перестройки конца 1980-х годов. По сути, «Приключения Электроника» — это история об успешной эмансипации подростков от взрослых, произведенной с разрешения взрослых, но в условиях реального риска и ответственности.
Для советского кино такая история была довольно неожиданной. Как правило, в фильмах и спектаклях 1970-х годов «нормальным» возрастом эмансипации и вхождения во «взрослый» мир считался возраст студенческий, то есть 17–22 года, ср., например, популярную [611] кинокомедию о студентах «Баламут» (реж. Владимир Роговой, киностудия им. Горького, 1978) — в его финальных титрах звучала песня с рефреном: «Учимся работать, учимся дружить, / Учимся на белом свете жить!» [612]. Взросление же старшеклассников квалифицировалось в культуре 1970-х как процесс крайне драматический, превращающийся в решающее испытание для неокрепшей личности (ср., например, повесть В. Тендрякова «Ночь после выпуска» (1974)) либо — в более незатейливых масскультных произведениях — как чудесное преодоление опасных бунтарских настроений, свойственных молодости (комедия «Потрясающий Берендеев», реж. Игорь Вознесенский, киностудия им. Горького, 1975-м [613]).
Успешная эмансипация детей или подростков представлялась как событие, возможное только в недостижимо далеком будущем — как, например, в пьесе Сергея Михалкова «Первая тройка, или Год 2001-й» (1970), изображающей подготовку к первому в мире полету детей в космос — с Земли XXI века, ставшей единым коммунистическим государством (по пьесе в 1974 году снят фильм «Большое космическое путешествие» — реж. Валентин Селиванов, киностудия им. Горького), или в фантастической кинодилогии режиссера Ричарда Викторова «Москва-Кассиопея» и «Отроки во Вселенной» — фильмы вышли на экран в 1973 и 1974 годах соответственно [614].
Против всех правил, заданных этими позднесоветскими традициями, — и в отличие от книг Велтистова — в «Электронике» действие происходило в «наше» время или в ближайшем будущем [615] (недаром школа, где учатся герои фильма, снималась в зданиях «образцово-показательных», но вполне реальных школ Одессы и Вильнюса) — и, более того, эмансипация подростков в фильме оказывалась процессом, вовлекающим в себя не малую группу (ср. состоящий из нескольких детей экипаж космического корабля в дилогии Викторова), но все большее количество участников из разных классов — аналогично стихийным процессам эмансипации и самоорганизации, которые через восемь-девять лет после выхода фильма на экраны были спровоцированы перестройкой. Изображение Сыроежкина, выступающего с энергичной, алармистски-покаянной по содержанию и мобилизационной по задачам речью в школьном дворе перед сотнями детей, сегодня выглядит снятой «авансом» вариацией на темы перестроечных митингов.
Необычность представленной в фильме картины действительности, дистанцированность зрителя от происходящего создается все же антуражем, но представлен этот антураж не как фантастический, а скорее как «западный». И дело не только в тех кадрах, которые напоминают цитаты из американских боевиков (достаточно указать на первую же сцену первой серии фильма: длинная кавалькада больших автомобилей в полутьме эффектно спускается по спиральному въезду в подземный гараж), но в первую очередь в созданном в фильме образе школы-с огромными рекреациями, стеклянными стенами классов, открытыми лестничными площадками, разноуровневыми помещениями для рисования и лепки… При том что место действия фильма — узнаваемый Советский Союз, вид школы, пожалуй, производил более странное впечатление, чем стилизованные «западные» интерьеры других советских фильмов, действие которых происходило за границей: отличия представленной в фильме школы от типовой советской были ничем не мотивированы. Все мотивировки, имеющиеся в книге и связанные с тем, что в ней изображена элитная школа будущего, из фильма последовательно удалены.
Кроме того, на подростков в фильме, пусть и в полушутливой манере, оказались перенесены психологические и поведенческие черты людей студенческого возраста, как они изображались в советском кино 1970-х. Сыроежкин в первой серии поет для Электроника сатирическую песенку под гитару, виляя бедрами как Элвис Пресли (для прежних советских фильмов такая пластика была бы приметой однозначно отрицательного героя — и хотя Сыроежкин в начале фильма отнюдь не положительный герой, а милый шалопай, смещение смысловых акцентов все же весьма заметно), в первых двух сериях он в одиночку ездит на мопеде, в его полном распоряжении находится целый большой гараж (на уровне сценария это мотивировано тем, что отец мальчика — шофер-«дальнобойщик», которого может неделями не быть дома).
Разделение героев на растерянных «старших» и освобождающихся «младших» подчеркнуто использованием транспортных средств: анархически настроенные персонажи, относящиеся к поколению «детей», Сыроежкин и Урри, ездят на мопеде и мотоцикле соответственно; персонажи, относящиеся к поколению «взрослых», — только на автомобилях: ими пользуются и профессор Громов, и люди из банды Стампа, и отец Сыроежкина. (Видимо, чтобы подчеркнуть освобождающее значение «двухколесности», Велтистов и Бромберг дают Электронику возможность убежать от автомобиля профессора на велосипеде, когда юный робот случайно попадает в толпу велогонщиков.) Мотоцикл в западном, в первую очередь американском кино 1950-1960-х годов стал символом освобождения, побега, стихийного молодежного бунта — об этом говорят фильмы, начиная с «Дикаря» с участием Марлона Брандо («Wild Оnе», режиссер Ласло Бенедек, 1953) и заканчивая «Беспечным ездоком» (режиссер Деннис Хоппер, 1969). Подобно свободолюбивым байкерам из американского кино, Урри-Караченцов появляется в черной кожаной куртке, поет своим фирменным хриплым голосом хоть и пародийную, но все же отчетливо рокабилльную по ритму и инструментовке песню («Я в детстве был послушным / Ребенком золотушным») и ездит не просто на фабричном мотоцикле, но на могучем агрегате, дополненном разнообразными «прибамбасами»[616]. Сыроежкин, появляясь в кадре на мопеде уже после энергичного проезда Урри, выглядит как его невольный ученик, Поэтому неудивительным выглядит и результат нашего опроса: многие его респонденты (особенно мужчины) назвали Урри едва ли не самым любимым героем фильма про Электроника.
Неизвестно, кто придумал «транспортную дистрибуцию» персонажей, Велтистов или Бромберг, но, во всяком случае, этот элемент фильма не имеет ничего общего с циклом повестей Велтистова: в повести «Рэсси — неуловимый друг» Урри — пожилой человек [617], являющийся (что подчеркнуто несколько раз) шофером лимузина, на котором ездит главный злодей — демонический ученый-вивисектор Манфред фон Круг (а вовсе не жовиальный мафиози Стамп); эпизода с велогонками в книге тоже нет. Это изобретение способствовало тому, что в фильме возник довольно отчетливый мотив социально-психологического противостояния поколений, в повестях Велтистова «растворенный» в мотиве ускоряющегося интеллектуального прогресса человечества: дети обязаны быть умнее и тоньше, чем их учителя и родители, и с этим старшим следует считаться (особенно этот мотив артикулирован в повести «Победитель невозможного»).
На идею подростковой эмансипации работал и образ Рэсси как «чудесного помощника». Волшебную собаку-робота Велтистов придумал на рубеже 1970-х годов в повести «Рэсси-неуловимый друг», но при переходе в фильм этот образ сильно изменился: литературный Рэсси, судя по иллюстрациям постоянного художника книг Велтистова Е. Мигунова, был скопирован со скотчтерьера (то есть был довольно маленькой собакой) и мог выдвигать дополнительные органы-приспособления, как машина Джеймса Бонда: крылья, длинные ноги-ходули и пр. В фильме задачей Рэсси является только помощь Электронику и Сыроежкину — в книге помимо этой функции собака-робот выполняет сложнейшие задачи во всемирной борьбе профессора Громова и Манфреда фон Круга, интерпретированной в: духе «холодной войны»; этот политический подтекст в фильме совершенно элиминирован благодаря тому, что Стамп, в отличие от фон Круга, не имеет никакого отношения к политическим элитам — это обаятельный, но все же уголовник. Само имя Рэсси в книге было аббревиатурой слов «Редчайшая электронная собака, страус и так далее» — в фильме оно оставлено без расшифровки, как кличка, напоминающая англоязычные клички животных (эта «энглизированность» была очевидна и в книге, но там она была «уравновешена» объяснением слова как сокращения); скорее всего, это имя было сознательным или бессознательным воспроизведением имени Лэсси — «культовой» собаки породы колли, героини повестей англо-американского детского писателя Эрика Найта, а затем — игровых фильмов, радиопередач и телесериала [618].