Свора - Зов крови - Юлия Колесникова

Тихий вдох сбоку отвлек меня от Калеба. Бет спала в объятьях Теренса, но его глаза были открыты. Видимо он еще плохо соображал, смотрел вперед отстраненно, совершенно не замечая меня и судорожно цеплялся за Бет, безусловно, самое ценное, что у него было. Но я видела, ему становится хуже, его начинало лихорадить, руки тряслись и перебегали нервной судорогой, а лицо дергалось будто бы ему больно, но не настолько, чтобы он пришел в себя.

— Что с ним? — я и не поняла как прошептала это, но Калеб посмотрел на меня задумчиво, с плохо скрываемым переживанием. Я не сразу поняла, что Калеб испуган, и от этого испугалась и сама, и страх мой стал еще хуже, когда я заметила что и Бет начало трясти. Она просто пылала, лицо ее горело и по нему сбегал пот. Я могла лишь смотреть, а страх и понимание тонкой ледяной струйкой ползли по моему позвоночнику.

— Волки их чем-то заразили… — выдохнула ошеломленно я, и обратила свои испуганные глаза к Калебу, надеясь, что он опровергнет мою догадку. Но его глаза были безжалостны и холодны. Он упрямо молчал несколько долгих мгновений, а когда заговорил, его слова заставили меня задохнутся:

— Они не волки…

«Не волки», — эхом отозвалось в моей голове и тогда все встало на места. Но мой воспаленный и утомленный мозг просто не хотел сейчас воспринимать эту информацию, но напоследок, перед тем как отключится, я еще смогла спросить:

— Как же теперь Ева?

— Для всех от сегодняшнего дня Ева мертва…

«Да, Ева теперь для всех мертва, но не для нас», — отупев от усталости, подумала я. И наконец, поддалась спасительной темноте.

В сознание я возвращалась рывками, свет…голоса…шаги…усталый смех…темнота… Тени, смех, шаги…и Калеб был здесь, со мной, я чувствовала… снова свет просиял передо мной, и я поняла, что это не просто свет, а врачебный фонарик, который водят перед моими глазами. Наконец я смогла сфокусироваться на нем, морщась от боли пред светом, а потом посмотреть на знакомого мне уже врача. Где я видела его раньше, не могла понять, но точно знала, что он врач, потом очертания комнаты начали более четко вырисовываться передо мной, рядом стоял Калеб с отрешенным лицом, около него мой отец, но не было мамы и сейчас меня это волновало больше всего. Я проигнорировала какой-то вопрос врача и прошептала:

— Мама?

Вышло тихо и хрипло, но Калеб понял меня и отозвался достаточно громко чтобы я услышала:

— С Гремом.

Даже в своем болезненном, застывшем состоянии я поняла, что это как-то связано с моей кровью, ее жаждой и Евой, но объединить в четкую мысль не могла, пока что. Осознанность приходила ко мне постепенно, наконец-то я обратила внимание на врача и его подрагивающий нос, видимо от того что он мне что-то говорил.

— …У тебя шок, но скоро все будет в порядке… ничего не болит?

Я затихла на секунду задумавшись, болит ли что-то? Но боли не было, и я отрицательно покачала головой. Врач нахмурился.

— Шок еще не прошел, поэтому тебе не больно, но когда станет, ты должна сказать — у тебя серьезные ожоги.

Я качнула головой, хотя смысл его озабоченных слов не совсем дошел до меня. Я могла лишь смотреть на озабоченные лица отца и Калеба. Заметив это, врач видимо подумал, что я хочу побыть с ними наедине и, выходя, бросил отцу:

— Профессор не больше пяти минут, она все еще не в себе.

— Конечно, — не стал спорить Терцо, и когда врач вышел просто сел рядом ничего не говоря. Я потянулась к нему, и когда он обнял меня, расплакалась. Я начинала все понимать, и страх что заставлял действовать меня в лесу рационально, наконец, нашел выход. Я разрыдалась так, что не могла успокоиться, видимо Калеба это испугало и по его зову, в палате появилась медсестра, она покрутила что-то на моей капельнице и через несколько мгновений, мне стало спокойней, я даже не успела посмотреть на Калеба, а темнота вновь завладела мной.

В следующий раз я проснулась ночью. Моя голова была ясна и свежа после сна, зуд и жжение в руке заставили меня посмотреть на повязки от кисти до локтей, и боль все нарастала по мере того как я отходила от сна. Ожоги, вспомнила я, и хоть боль становилось все тяжелее игнорировать, я поднялась с кровати, порадовавшись, что с меня сняли капельницу, и направилась в коридор. В больнице было тихо, ничто не нарушало ночной покой, и я беспрепятственно пошла по коридору, до конца не понимая куда иду. Меня немного тревожило, почему со мной не было Калеба, но догадывалась что сейчас он нужнее в другом месте, а мне ничего не грозит. Проходя мимо одной из палат я увидела родителей Бет склонившихся друг к другу и видимо уснувших, сморенных тяжелым днем, или днями, я не знала который час и сколько времени прошло с того происшествия в лесу. Как странно как горе сближает. Со слов Бет я знала, что сейчас родители находились на грани развода, и чуть не заплакала, увидев заснувшую, склонившуюся к кровати Бет, ее сестру Грейс, в пальто, а рядом чемодан, брошенный в угол, видимо она была прямо с самолета. Странно было видеть ее здесь, всегда такую занятую и раздражительную когда Бет о чем-либо ее просила. Видимо и она не догадывалась, как любит свою сестру.

Я прошла в палату подруги ни кем не замеченная и, не потревожив сон родителей и сестры Бет. Когда я подошла ближе к изголовью, то просто ужаснулась — такой Бет выглядел истерзанной, больной и усталой. Лихорадка не спадала, кажется, ей было еще жарче, чем я помнила ее в машине. Лицо искажали судороги, так же как и руки, просто раньше этого я не замечала. Я хотела было потрогать ее лоб, как вдруг больничную тишину разорвали громкие разговоры, споры и шаги. Несколько человек приближались к этой палате, и я так и не смогла двинуться с места, так как была еще слишком слаба, чтобы реагировать быстро. Я не боялась, и отчаянно хотела знать, что случилось. От громких звуков проснулась родня Бет, и Грейс усталыми и осоловевшими глазами тупо уставилась на меня, видимо не узнав. Вдруг сознание резко вернулась к ней и, испугавшись, она подскочила на кресле и бросилась к сестре с криком ужаса:

— Что-то случилось? Ей хуже?

Я стала успокаивать Грейс, и подумала, что сейчас нужно будет успокаивать еще и родителей Бет. Но меня спасли главврач и несколько человек в темных костюмах, вошедших в палату. Они замолчали и опешили, увидев меня в больничной рубашке стоящей около кровати Бет.

— Марш в свою палату, нечего бродить ночью по больнице, — в ужасе скомандовал врач.

Я скривилась настолько жалостливо, насколько позволяли мои ноющие мышцы лица:

— Я просто хотела знать, что с моими друзьями.

Один из незнакомцев окинул меня странным взглядом, и я подумала, что где-то его уже видела, но точно не в городе. Мы померились с ним глазами, и я поняла, что угрозы он мне не нес, также как и Бет.