Хьюстон, у нас проблема - Катажина Грохоля

– Я не понимаю, на что ты рассчитывал, – что я тебя прощу и все уладится? Ведь суть-то не в этом фото – суть совсем в другом. Суть совсем не в том, что кто-то из нас, – она подчеркнула это «нас», как будто мы были парой по-прежнему, – услышит о другом или что мы увидим, пусть даже собственными глазами. Я думала, что нас связывает что-то… особенное, – вот сейчас в ее голосе я слышал прежнюю Марту, но все-таки она была другая… чужая. – Ты действительно отреагировал по-своему – и это значит, что у тебя никогда не было ко мне доверия, что тебе не хватило веры в меня. А отношения без доверия существовать не могут. Я представляю, что с тобой творилось, но прости, – она даже слегка коснулась меня, – это твоя проблема, ты взрослый человек, и именно ты выбираешь, что делать. Нельзя просто сказать «прости меня» – и рассчитывать на то, что волшебным образом все изменится. Ничто не изменится, Иеремиаш. Я понимаю тебя и благодарю, что ты все-таки объяснил мне, почему все это произошло. Но это не меняет ничего. Что произошло – то произошло.

– Я так и думал, – произнес я тихо. – Я так и думал.

Я больше не мог быть с ней.

Я должен был встать и уйти. Должен был ехать к Гераклу, должен был делать что-то – что угодно, хотя все вдруг потеряло всякий смысл.

Все-таки я, видимо, на что-то надеялся.

Потому что иначе я не чувствовал бы себя сейчас так, словно у меня земля из-под ног уходит.

– Прости, мне пора… – с трудом выдавил я из себя. – Мне пора.

Я не изменился. Ничего не изменилось.

Я по-прежнему любил ее так же сильно, как и раньше, – даже еще сильнее, если, конечно, это возможно.

– У меня Геракл, – зачем-то объяснил я, хотя ей-то какое было до этого дело, но надо же было мне как-то оправдаться. – Я заплачу, спасибо, что пришла, до свидания. – Я встал и пошел в сторону бара.

– Ты же его терпеть не можешь, – удивилась Марта и разложила перед собой газету, которая все это время лежала между нами на столике. – Пока.

У меня в этих штанах не было ни копейки, поэтому я достал из кошелька карточку.

Официант скривился – счет-то был небольшой.

– Мы принимаем карты, только когда сумма счета превышает указанную, – И он ткнул пальцем в сторону объявления.

– Тогда дайте мне вино, – я показал на бутылку. – Только сначала посчитайте, – мне было все равно, какая там сумма, мне было это решительно все равно.

Руки у меня тряслись, я уронил кошелек на пол.

Официант улыбнулся, напечатал счет, я набрал пинкод, убрал кошелек.

Он потянулся за бутылкой, но я не хотел, не мог ждать, вино мне было совсем не нужно, мне нужно было выйти отсюда как можно скорее.

Мне нужно было домой.

Я почти бегом направился к выходу.

– Пан, подождите! Подождите, куда же вы! – официант кричал и махал руками мне вслед, но мне его вино было не нужно.

Я побежал к машине, припаркованной неподалеку, за углом.

Я же даже не поблагодарил Аську за то, что она устроила мне эту встречу с Мартой.

Я достал телефон, одновременно роясь в поисках ключей от машины.

Бежать. Как можно скорей и как можно дальше отсюда.

Я открыл дверь – и в этот момент телефон выпал у меня из рук и со стуком упал на тротуар. Я наклонился и поднял его – он умер.

Ничего, наверняка его можно будет починить, а все контакты, фотографии и сообщения у меня сохранены в компьютере. Я бросил ноут на сиденье рядом с собой и, не тратя времени на ремни безопасности, рванул с места.

Просто извинений недостаточно – где-то я уже это слышал. Или даже сам говорил.

Все равно.

Ничто уже не имело значения.

Не может быть хорошо. Никогда не может быть «все хорошо».

Но все-таки хорошо, что я с ней встретился, объяснил, что и как.

Я ехал медленно, кружными путями – за рулем машины я всегда успокаивался.

Что ж… Мир не перестал быть миром, улицы не изменились, небо по-прежнему было ясное и безоблачное, а деревья зеленые.

Я возвращался домой через Жвирки и Вигуры, мне нравится эта дорога между деревьями. Был теплый июльский вечер. Выйду с Гераклом погулять, Малолетка принесет фотоаппарат, покажу ей, как обрабатывать фотографии.

Завтра будет новый день.

Еще один день без Марты. А потом – еще и еще один. Много дней без Марты.

И так до конца света.

Я спокойно заехал на парковку. В это время года можно парковаться где хочешь половина людей в отпусках. Жалко, конечно, мобильник, посмотрю дома, что с ним, может быть, батарея цела, только экран разбит – но с разбитым экраном можно жить.

Так же, как с разбитым сердцем.

Я припарковался, взял компьютер под мышку и… увидел Марту.

Она стояла у открытой дверцы такси.

Сердце у меня замерло.

Я сделал пару шагов в ее сторону, она наклонилась к таксисту и что-то ему сказала, а у меня в груди словно кол застрял.

– Иеремиаш… – Марта подошла ко мне, дверца такси была по-прежнему открыта, – ты оставил это в кофейне, я тебе звонила, но… Ты сказал, что вернешься домой, так что я приехала только отдать это тебе…

В руке у нее была моя кредитка.

Ага.

Я протянул руку и взял карточку, показал ей телефон, разбитый экран – как будто это все объясняло.

– Это тоже твое? – Марта разжала ладонь, на которой лежал ринграф. – Официант настаивал, что это у тебя выпало…

– Мое. Спасибо, – вот ведь как: я бы даже и не знал, где потерял свою Деву. – Мое, – повторил я.

Наши руки на мгновение соприкоснулись.

– Пан Иеремиаш, пан Иеремиаш! – послышался у меня за спиной старческий голос.

К нам бодро маршировала Кошмарина.

– Ну, пока, – сказала Марта, а я повернулся в сторону подъезда.

– Подождите!

Я притворился, что не слышу Кошмарину. Что-то не хотелось мне с ней сейчас разговаривать.

– Ну понятно. Все как обычно, – я услышал эти слова Марты уже почти у самого подъезда.

И побежал по ступенькам наверх, на свой седьмой этаж. Перепрыгивая через две ступеньки. Сжимая в руках ринграф и телефон. Открыл дверь – Геракл бросился ко мне с радостным повизгиванием. Я наклонился, поднял его и прижал к себе. Он лизал мне лицо, а я этого терпеть не могу, но у меня никак не получается его от этого отучить.

Я тяжело опустился на диван. Красивая у меня квартира, я ее в последнее время люблю. Я поубирал все провода и разобрал все книги – расставил их тематически. Они друг с другом не сочетаются. Одна больше, другая меньше. И по цвету не особенно.

Но зато диски выглядят шикарно, я сделал дополнительные полки – сверху кино, снизу музыка…

Пес ведет себя так, словно я мертвый, а он считает своим долгом вернуть меня к жизни: прыгает по мне, пытается меня лизать, лезет мне под руку…

А меня как будто нет.

Почему я чувствую себя так, словно кто-то выпустил из меня весь воздух?

Мир стал таким маленьким.

Все это время я сжимаю в руке ринграф.

– А ведь ты должна была обо мне заботиться, – шепчу я, а Геракл радостно подпрыгивает.

Нужно найти нормальное место для этого украшения.

Ведь я мог Ее потерять – и даже не заметить этого.

Может, повесить? Но куда?

Не в кухне же.

Я глажу Геракла, хотя это так себе удовольствие – я как будто змея глажу. Костистого, худого змея.

Чихуашка. А ведь на самом деле чихуахуа – это потомок древних собак, которые жили при дворе ацтекских правителей. Геракл, знаете ли, не у коровы из-под хвоста выпал. Может, он и мерзкий на вид, но зато благородных кровей.

Хорошо, что «Встретимся на рассвете» – интеллектуальный фильм.

На премьере «Бэтмена» какой-то психопат стрелял в людей. Я не буду принимать участие в фильмах, в которых пропагандируется зло.

Геракл скачет туда-сюда по моему животу, груди, подпрыгивает к моему лицу, убегает – и снова пытается меня лизать.

Эта порода склонна к неврологическим заболеваниям, я где-то вычитал – и Геракл, к сожалению, это только подтверждает.

Хотя я сделал все, что мог.

И от меня ничего не зависит.

На звонок в дверь Геракл реагирует заливистым лаем. А ведь он знает Аню… хотя она должна была прийти позже – но это точно она, домофон ведь не звонил.

Открываю.

В дверях стоит Марта.

А в закрывающемся лифте я вижу Кошмарину. Которая – о боги! – улыбается.

Я стою неподвижно.

– Можно войти?

Геракл сходит с ума.

А Марта неуверенно улыбается.

– Эй, Хьюстон, алло, вы слышите нас? – она взмахивает своей прекрасной рукой со шрамом.

И мир снова становится цветным.

Благодарности

Благодарю мужчин, которые мне помогали и выступали в роли консультантов, делились со мной своими историями, поправляли, говорили: «Так мужчина в жизни не скажет!» или «А вот моя мать…». И таких мужчин было очень много.

И тех, кто объяснял мне, что такое «снять телочку» и чем это отличается от «познакомиться с девушкой».