Горечь моей надежды - Сьюзен Льюис

– Боюсь, что нет, Эрин, – ответил тот. – Как вы видите, шторы на окнах задернуты, чтобы никто не мог увидеть, что происходит в стенах дома. Пока что она открывала дверь только полиции. Смею предположить, что для общения с полицией у нее имеется мобильный телефон с закрытым номером, потому что она всегда знает, когда их ждать. Никому другому дверь она не открывает. И мне неизвестно, чтобы на данный момент она делала какие-то публичные заявления.

Как вы знаете, глава социальной службы нашего округа только что сделал короткое заявление. В частности, он сказал, что с его стороны, равно как со стороны его коллег, было бы неуместно давать какие-то комментарии на данной стадии расследования.

Мэгги приготовилась выключить телевизор.

– Мы должны помочь ей, – заявила она, в упор глядя на брата. В глазах ее читалась решимость. – Она там совсем одна. Нет, я знаю, что ты сейчас скажешь. Мол, ни в чем нельзя быть до конца уверенными. Однако телевизионщики дежурят у ее дома едва ли с первых минут. Ты видел, чтобы кто-то, кроме полицейских, заходил к ней и выходил из ее дома. Нет? Вот и я тоже не видела.

– И я, – решительно поддакнула София.

Энтони тоже не видел, однако ограничился тем, что сказал:

– Мы оставили ей голосовые сообщения…

– Значит, она их не слушала, – с жаром возразила Мэгги. – Ты представляешь, какие звонки она сейчас получает? И все из-за репортеров. Те будто сговорились, чтобы взвалить на нее всю вину. Бедняжка! Да ей страшно взять в руки телефон, не говоря уже о том, чтобы ответить на звонок!

– То есть ты предлагаешь поехать к ней и постучать в дверь?

– Вот именно! – решительно воскликнула София. – И я с вами. И если кто-то из репортеров спросит меня, какая она, я скажу им, что такой человек, как Алекс, отродясь никого не обижал, хоть за целый миллион лет!

Мэгги с улыбкой посмотрела на свою подопечную.

– Ты права, – согласилась она, – но ее никто и не обвиняет в том, что она обижала девочку. Наоборот, ее пытаются обвинять в том, что она якобы халатно относилась к своим обязанностям, или как там это называется на казенном языке. Я же никогда в это не поверю. Я лично знакома с ней, мне известно, что значат для нее дети, за которых она отвечает. Здесь мы имеем дело с откровенной травлей со стороны прессы ни в чем не повинного человека. Эти журналисты просто пытаются заработать деньги, сделав из всего сенсацию. Для них главное – продать как можно больше газет, поднять рейтинги теле – или радиопередач. Иными словами, давайте взвалим всю вину на социального работника, потому что они всегда и во всем виноваты и, как правило, не умеют постоять за себя. Энтони, ты, как адвокат, должен что-то с этим сделать.

Хотя глаза Энтони светились лукавой улыбкой по поводу непоколебимой веры сестры в его безграничные возможности, тон его голоса был абсолютно серьезен.

– Оставь ей еще одно сообщение, а я пока постараюсь выяснить, что можно сделать с этой Хизер Хэнкок и коллегами Алекс, у которых журналистка якобы брала интервью. Если я сумею пробить в этой клевете хотя бы несколько дыр, это по крайней мере поможет снять с Алекс груз ответственности, которую СМИ пытаются взвалить на нее.

– Отлично, – с довольным видом согласилась Мэгги. – Замечательно. А я позвоню в полицию, вдруг там согласятся передать Алекс мое сообщение. Потому что мне невыносимо думать о том, что она сейчас совершенно одна.

Алекс отключила телефон и оба своих мобильника два дня назад. Единственным телефоном, которым она пользовалась, был тот, который ей вручила Вэлери Бингэм. Вэл была детективом из отдела расследований случаев насилия над детьми. За последние годы они не раз работали в одной команде. Вэл ей всегда нравилась, и пока ничто не поколебало ее симпатий.

Номер этого телефона был мало кому известен: лишь Анне, Габи и Томми. Они все регулярно звонили ей. Правда, единственным человеком, с кем у нее имелось желание говорить, была ее мать. Анна всегда искренне переживала за дочь, но даже в страшном сне представить не могла, чем могла закончиться для нее эпопея с Уэйдами. Поскольку она прониклась самыми теплыми чувствами и к Отилии, ей – в большей степени, нежели кому-то другому, – было понятно, как тяжело сейчас дочери.

Сколько всего вдруг свалилось на ее плечи!

Мать обещала как можно скорее приехать к ней. Если бы Алекс не настояла на том, что Анна просто обязана присутствовать на юбилее Боба – чего от жены не требовал даже он сам, – та уже спешила бы к ней. Но ресторан был заказан, гости приглашены, и Алекс не хотела, чтобы праздник был испорчен по ее вине. И все же она считала дни до возвращения матери. Всякий раз, общаясь с Анной по скайпу, она едва сдерживала слезы. Даже нечеткие, в квадратиках пикселей лица, казалось, делали их ближе друг к другу. Впрочем, общение было коротким. Алекс боялась, что пресса каким-то образом перехватит их разговоры.

Репортеры не оставляли ее в покое ни на минуту. Они круглосуточно дежурили возле ее дома, стучали в окна и двери, шныряли по саду, наводили на дом мощные объективы фотоаппаратов.

Габи выразила желание приехать к ней и постоянно об этом твердила, но Алекс пыталась отговорить ее от этой затеи.

– Это какое-то чудовищное безумие, – возразила она сестре. – Я не хочу тебя в него втягивать.

– Никуда ты меня не втягиваешь! – запротестовала Габи. – Это не твоя вина. Они не имеют права тебя ни в чем обвинять. А вот этого монстра нужно пытать, повесить…

– Габи, прекрати. Я пытаюсь о нем не думать.

– Извини, но я так за тебя переживаю. Может, ты приедешь к нам? По крайней мере, тогда нам не придется беспокоиться, где ты, что с тобой и все ли в порядке.

– Стоит мне переехать к тебе, как эти ищейки тотчас об этом пронюхают и станут охотиться и за тобой тоже. К тому же я в любую минуту могу потребоваться полиции или моему начальству, когда оно наконец решит поговорить со мной.

– Ты хочешь сказать, что с тобой еще никто не поговорил?

– Только Томми. Он взял на себя роль посредника между мной и моим представителем в профсоюзе, чтобы, когда меня вызовут для беседы, все уже располагали необходимой информацией.

– Да, но защитит ли тебя этот твой профсоюз? Надеюсь, они в курсе, какой ты ценный работник?

– Они знают лишь то, что маленькая девочка, которая была моей подопечной, подвергалась сексуальному насилию со стороны отца, а потом пропала.

– Но ведь ты пыталась помочь ей…

– Мне наверняка поставят в вину, что я не изъяла ребенка из семьи, как только у меня возникли подозрения. Хотя они сами прекрасно знают, как трудно доказать подобные вещи. Но им же не нужно, чтобы на них или на весь офис легло черное пятно. Их вполне устроит, если вся ответственность ляжет на мои плечи. Впрочем, дело даже не во мне, а в Отилии.

– Я это хорошо понимаю и переживаю за нее так же, как и все. Но ведь ты моя сестра и всегда для меня на первом месте.

– Честное слово, со мной все будет хорошо, – улыбнулась Алекс.

Увы, если бы! Наоборот, ей было так нехорошо, что порой казалось, будто она сходит с ума. Каждая минута каждого дня была исполнена страха, чувства вины и ужаса. Вскоре она была уже не в состоянии ни спать, ни думать.

– Отилия, Отилия! – тихо причитала она, сжав ладонями виски, в то время как сердце было готово разорваться на части. – Прости, прости меня.

Она перевела дыхание и попыталась взять себя руки. Бесполезно. Как ей это сделать, если она оказалась в самом эпицентре жутчайшего кошмара?

Зазвонил мобильник. Увидев, что это Вэл Бингэм, Алекс тотчас начала зеленую кнопку.

– Привет, просто решила проведать тебя. Как ты там? – сочувственно произнесла Вэл.

– Ничего, – ответила Алекс, тыльной стороной ладони смахивая слезы.

– Что-то по голосу не очень похоже. Надеюсь, ты за последний час не включала телевизор?

Живот тотчас скрутило тугим узлом, в голове промелькнули кошмарные образы.

– Нет, а в чем дело?

– По «Скай-Ньюс» только что передавали интервью с доставщицей заказов из супермаркета «Сейнсбери». Той самой, что первой забила тревогу по поводу Отилии.

Поскольку Алекс сама сказала полиции, что, по ее мнению, телефонные звонки были сделаны водительницей фургона, ее удивило лишь то, что пресса разнюхала это слишком поздно.

– По ее словам, она трижды звонила к вам в офис, прежде чем на ее звонки отреагировали, – продолжала Вэл, – и я боюсь, что она – или же телевизионщики – представили это так, будто каждый раз она имела дело с тобой.

– Но ведь это неправда, – возразила Алекс.

– Знаю, я видела отчетность. И потому хочу еще раз посочувствовать тебе, что пресса валит всю вину на тебя.

– Может, по-своему они даже правы. Я должна была вызволить ее…

– Алекс, сейчас ты разговариваешь со мной. Я отлично понимаю, что произошло. Можешь не рассказывать. Мне прекрасно известно, что ты делала все для того, чтобы оградить ребенка от возможной трагедии, и до понедельника не могла безоговорочно утверждать, что девочка подвергалась сексуальному насилию со стороны отца.