Четыре встречи. Жизнь и наследие Николая Морозова - Сергей Иванович Валянский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы начали громко стучать в запертые ворота сарая, но не получили никакого ответа, хотя ворота и были заперты изнутри, так что пастухи, очевидно, были там, но не хотели отвечать, испугавшись толпы чужих людей в совершенно пустынном месте. Увидев, что ломиться долее бесполезно, мы решили переночевать под открытым небом и, поместив своих дам с возможными удобствами в углублении около водоема, неподалеку от тропинки, завернулись сами в пледы и легли невдалеке от них, между сараем и водоемом, так как знали, что на уединенных горных пастбищах быки страшно дичают и бросаются прямо с рогами на всякого постороннего человека. Здесь мы продремали почти до полуночи, пока дежуривший товарищ не разбудил нас, встревоженный приближающейся грозой. Действительно, вся южная часть неба уже покрылась тучами; по временам вспыхивали молнии, луна исчезла, и ночь стала так темна, что хоть глаз выколи, хотя на севере все еще ярко блестело несколько созвездий. Мы все быстро поднялись и решили ломиться в сарай во что бы то ни стало. Большинство пошли будить наших дам, а один из нас побежал выламывать двери скотного двора, и мы скоро услыхали его крики, вперемежку с ударами кулаков по доскам и с мычанием стада, которое по той же самой причине начало приближаться к сараю. Вдруг в непроницаемом мраке раздался бешеный рев быка и громкий крик товарища:
— Бык! бык!.. Бегите! бегите!
Ну что тут поделаешь при таких обстоятельствах и не видя даже своего врага? Мы все, как были, бросились врассыпную, и я, подхватив на бегу одну женевскую студентку, с которой столкнулся в темноте, летел впереди всех по невидимому лугу на горном склоне, пока, споткнувшись раз пятнадцать, не ткнулся прямо носом в одинокую ель, которая могла доставить нам обоим некоторый заслон от нападений бешеного животного. Другие попрятались за несколькими соседними елками. Но, Боже мой, что это было за бегство! Все сумки и котелки были побросаны, большинство из нас растеряли по дороге свои шляпы и пледы и более уж не могли найти их в темноте.
Эта история испугала и пастухов.
Они выбежали из сарая с фонарями и какими-то смоляными факелами в руках и стали отгонять от ворот быка, махая огнями, крича и щелкая бичами, потому что, как оказалось потом, они и сами боялись подходить близко к своему совершенно одичавшему быку и решили отдать его на бойню при первом возвращении стада в нижние долины на зиму.
Из-за нашего дерева все это было замечательно живописно: темная как уголь ночь, мычание испуганного скота, бешеный рев мечущегося быка и тени пастухов, бегающих около него с факелами, а вдали надвигающаяся гроза и вспышки молний, озарявших на мгновение дикие громады гор, — только представьте себе все это!..
В конце концов победа осталась на нашей стороне.
Враг был далеко прогнан пастухами, и мы, один за другим, начали выныривать из тьмы на факелы пастухов и оказались все целы и невредимы, не исключая и предупредившего нас товарища. Только все, что можно было бросить по дороге или сбросить с себя, было побросано и растеряно без малейшей надежды отыскать что-нибудь в темноте до следующего утра. Пастухи устроили наших дам в своем отделении, на сене, а сами вместе с нами: заперлись в коровьем помещении, оставив на эту ночь все стадо под страшным ливнем, потому что гроза налетела почти сейчас же после нашего «спасения».
А какие грозы бывают в горных странах, об этом даже и понятия не может составить тот, кто прожил всю свою жизнь в равнинах! Удары грома раздаются все время без перерывов, иногда по несколько вместе, и эхо гор разносит и повторяет их раскаты по всем долинам. В шалашах же, подобных нашему, каждая вспышка молнии освещает, кроме того, и все многочисленные щели в стенах и крыше, как будто весь воздух вокруг здания, беспрестанно вспыхивает и погасает. Но мы так утомились за день, что скоро заснули, несмотря на удары грома и свист бури, а когда проснулись и вышли вон, все кругом уже было тихо и спокойно. Небо алело над восточными вершинами, а вся глубина долины была окутана легкой дымкой утреннего тумана. Перед сараем пастухи поили стадо и угостили нас таким вкусным, душистым и густым, холодным молоком, какого я еще никогда не встречал в жизни. Они нам объяснили, что такое бывает только на некоторых из самых высоких горных пастбищ, да и то лишь в известное время года, когда южные склоны все белеют от покрывающих их нарциссов.
Мы со смехом пошли подбирать свои разбросанные пожитки и разыскали все, кроме панамской шляпы, принадлежавшей одному из наших спутников, которого мы назвали «помещиком» потому, что он действительно был владельцем значительного имения на юге России. Его шляпы мы так и не могли найти. Пастухи сказали нам, что ее, вероятно, унес с собой ручей. Но представьте же себе наше удивление, когда ее предусмотрительный владелец, при первых же наших насмешках, вдруг вынимает из кармана красную турецкую феску с черной кисточкой и совершенно спокойно надевает ее себе на голову по-турецки!
Как и где мы лазали после этого события, я теперь уже не в состоянии связно рассказать. Помню только, что мы попали на тропинку, которая шла неподалеку от двух замечательных горных кряжей из тех, что называются туземцами «клыками» или «зубами», потому что они действительно торчат из земли, как гигантские зубы в горных челюстях. Эти же два зуба, когда на них смотришь с нашей тропинки, были замечательно похожи на две круглые феодальные башни, поднимающиеся рядом к небесам. При виде их все наши дамы и большинство мужчин, уже совсем измученные
