Секта-2 - Алексей Колышевский

– Вам сложнее всего, Игорь. Вы одновременно бываете и на той стороне, и на этой. И в свете, и в тьме, если такой примитивизм моих речей вас не обидит. Где в результате лучше? – Рома наклонился в проход и стал препятствием на пути движения смазливой стюардессы. Та поджала губы, но ничего не сказала, а развернулась и двинулась обратно, тактично выбрав иной путь.

– Мы с тобой много и часто спорили, а ты все еще никак не можешь понять, что нет никакого света и никакой тьмы в чистом виде. В природе нет! Как может свет символизировать добро, если ангелом света является Люцифер? В ночи же, в самой непроглядной, напротив, всегда растворены молекулы света. Нет в природе контрастов, как нет их и у Бога.

– Доброе зло и злое добро? Все же это страшная философия. Ведь если уверовать в ее правоту, то вере в непогрешимость Бога места уже не останется. Что же тогда должно сдерживать человека в грехе его? – Роман уставился на Лемешева и подмигнул Насте, мол, «смотри, как я его». Их спор, начавшийся в квартире на Сретенке, не прекращался и в воздухе. Игорю был симпатичен этот прямолинейный, но весьма неглупый, по-житейски опытный человек. Помимо всего прочего он, что очевидно, был угоден высшей силе, ведь, дойдя до последней черты и все потеряв, его душа обрела новый источник существования, выжила, поднявшись из болота материального мира, и успокаиваться не собиралась, а, напротив, с ненасытной жаждой стремилась к открытию новых миров. Настоящий перелицованный человек, лучшего кандидата в копьеносцы и представить себе невозможно…

– Сдерживаться в грехе? Человека должно сдерживать шестое чувство, его душа. Человек, развивающий душу, сам может определять, в чем есть грех, и избегать его. Истинных праведников ничей пример не вдохновлял, уверяю тебя. Они сами определяли свою меру достойного их поведения и по отношению к себе, и по отношению к окружающим. Вести себя безгрешно по отношению к окружающим и есть величайшее испытание для праведника, потому что до конца честным можно оставаться лишь перед самим собой. Вот они и становились затворниками, пустынниками, бежали от общества себе подобных, чтобы развитие души своей не обратить вспять благодаря скверне обывателей, которым на душу всегда было наплевать. Развивать душу в условиях существования в материальном мире, среди людей, очень тяжело, Рома. Тебя назовут безумцем, шизофреником, идиотом и лузером, ты вмиг окажешься в одиночестве, и ожидают тебя два исхода. Либо ты уйдешь в монастырь и там до конца дней своих будешь лелеять внутри себя злое добро, либо поддашься соблазну доказать всем, что никакой ты не шизофреник, а наоборот – лишь ты и прав, а все прочие блуждают в потемках, и тогда тебя целиком поглотит доброе зло. Ведь цель у тебя останется прежней, благой, а вот назвать способы ее достижения добрыми язык не поворачивается. Я в свое время выбрал именно этот путь. Человеку не дано до конца постичь истинную сущность Бога и дьявола, ибо Бог абсолютно добр, а дьявол совершенно зол, но для каждого из нас эти двое или по-доброму злы, или по-злому добры. Высшим достижением души является постижение истинной сущности этих двоих, и, когда такое случается, душа переходит в параллельный мир вместе с телом, то есть человек словно растворяется в воздухе.

– А вам, Игорь, такие случаи известны? – подала голос Настя.

– Да, да! – оживился Роман. – Неужели такое когда-нибудь с кем-то случалось?

– Каббалисты утверждают, что это возможно, но у них ничего и никогда не получится, так как модель мира по каббале не предусматривает существования полюса чистого добра и полюса чистого зла. У них есть Творец, в котором всего понемногу, как и в человеке. А случай такой мне известен. Он произошел с одним человеком в Иудее две тысячи лет тому назад. Правда, для того чтобы перейти в высший мир, ему пришлось изрядно пострадать и умертвить собственное тело, но он достиг всего, к чему стремилась его душа, и дал своим примером надежду остальным. Перед тем как взойти на крест, он не мог себе представить некоторых обстоятельств своей будущей скорой кончины. Например, что его муки прекратит подслеповатый римлянин, который нанесет ему удар копьем в левый бок. Римлянин прозрел от крови Христа, а произошло это потому, что Иисус перестал быть жителем материального мира еще при жизни, то есть стал Богом, который единственный из всех может существовать в каждом из миров. Значит, и кровь его превратилась в Божью кровь уже тогда, во время распятия. Вот почему прозрел тот копьеносец, а копье оказалось единственным предметом на Земле, обагренным кровью Бога, превратившись в сильнейший магический инструмент, который вдруг перестал работать. Можно сказать, что нас вызвали как ремонтную бригаду.

– А мы-то вдвоем с Настей тут при чем? Мы же не эти самые… – Рома запнулся, подыскивая точную формулировку, – не фокусники. Когда вы сказали: «Ребята, нам надо лететь в Штаты», то мы безропотно согласились, так как относимся к этой поездке как к части нашей работы на государство, иными словами, как к командировке. Что предстоит сделать? Просто взять копье и перевезти его в Россию? Но ведь невозможно тупо вынуть его из шкафа и упаковать в ящик с сургучными печатями? Если бы все обстояло именно так, это еще куда ни шло, по крайней мере, мы пригодны для выполнения чего-то подобного, но ведь вновь появится что-нибудь неописуемо гадкое, дьявольское. Поймите, мы лишь простые смертные! Для нашей психики все эти эксперименты почти уже невыносимы!

– Нас от этого воротит, Игорь, – честно призналась Настя. – Мы с Ромой не готовились, все как-то спонтанно вышло, но мы как раз те самые, кто, как вы говорите, ходит в церковь ставить свечки и верит, что все будет хорошо. Мы не суперлюди, понимаете? Мы…

– Довольно. – Игорь резко оборвал ее. – Мне решать, кто вы и для чего годны. Здесь и сейчас я ваш руководитель, и я определяю, что вы должны делать. Поймите, дорогие мои, – немного смягчившись, продолжал Лемешев, – я вам зла не желаю, скорее наоборот. Просто поверьте в это. Идет?

Рома пожал плечами и отвернулся. Настя с преувеличенным вниманием стала смотреть в иллюминатор, за которым уже появилась панорама Нью-Йорка: крошечный Манхэттен в обрамлении узкой ленты Гудзона. Игорь в сердцах заставил смазливую стюардессу, сидящую в своем кресле и пристегнутую ремнями, как и положено при посадке, исполнить оперным, слегка экзальтированным контральто американский гимн. Пассажиры в салоне первого класса, решив, что это пение входит в сервис, радостно аплодировали…

Над Бостоном бушевала непогода, и самолет местных авиалиний, маленькая птичка человек на пятьдесят, побоялся садиться на залитую водой полосу при сильнейшем боковом ветре. Поэтому они долго кружили на большой высоте до тех пор, пока небесная канцелярия, словно по чьему-то мановению, не сменила резко гнев на милость и с земли не поступило долгожданное приглашение на посадку.

Игорь, предъявивший на выходе американский паспорт и потому оказавшийся «на свободе» раньше, чем Роман и Настя, стоящие в длинной очереди для «неграждан» США, ожидал их, скромно пристроившись в углу неподалеку от таксофона и автоматов по продаже кофе, сухих закусок вроде чипсов и тому подобной ерунды. Очередь продвигалась медленно, каждого «негражданина» с пристрастием допрашивал иммиграционный чиновник, внушительными размерами своего тела напоминавший слона. Скуки ради Игорь решил выпить кофе, съесть какой-нибудь мюсли-батончик и позвонить Мастеру, чтобы тот организовал достойную встречу, ведь о точном времени своего визита он старика не уведомлял. Однако стоило ему кинуть в прорезь таксофона два четвертака,[39] как в трубке раздался знакомый голос:

– Великий Мастер, как прошел ваш полет?

– Какого черта… – вырвалось у Игоря. Ведь он даже не успел набрать номер!

– Какого черта, спрашиваете? – голос на другом конце линии задрожал от мелкого старческого смеха. – А вы так до сих пор и не поняли?

– Что вы имеете в виду, Мастер? – раздражаясь, почти прокричал в трубку Игорь. – Я звоню сказать, что прилетел и привез с собой нужного человека. Что я должен был понять?

– Ну, не знаю, – с прежним смешком, звучащим уже как неприкрытое злое издевательство, отвечал голос. – Что еще надо сделать, чтобы тебе стало понятно?

– Да что, что понятно-то?! Вы странно себя ведете, Мастер! С какой стати вы мне тычете?!

– Понятно то, что ты сейчас разговариваешь сам с собой, родной, – произнес голос с некоторым потеплением, – поэтому ты и копье не почувствовал. На границе двух миров, в переходной зоне, никакая магия не действует.

– В какой такой переходной зоне? – Игорь почувствовал, как по спине, между лопаток, ручьем льет пот. Прежнее далекое видение раскаленной пустыни и кого-то, едва различимого на горизонте, идущего навстречу, вновь настигло его, и тогда прямо из телефонной трубки нестерпимым жаром полыхнуло в лицо.