Прыжок над бездной (сборник) - Сергей Снегов

Генрих колебался. Преследование Брантинга лежало на его совести. Он имел достаточно причин вмешивать брата в это дело: речь шла о безопасности Земли. Но бегство профессора на Марс, а с Марса на Нептун бросало новый свет на действия Брантинга. Калиопис на дальних планетах солнечной системы не запрещен. Имеют ли они право гнаться за профессором на дальнюю планету, где в принципе исключено наведение справок и поиск?

Рой так убежденно поддержал Цвиркуна, настаивавшего на дальнейшей погоне, что Генрих оставил сомнения при себе. Лишь в полете, продолжавшемся более месяца, Генрих побеседовал с братом по душам. Роя нелегко было в чем-либо убедить, но, убежденный, он держался твердо. Он опроверг сомнения Генриха. Если Брантинг не замышляет ничего скверного, зачем ему скрываться? Он покинул марсианскую станцию, свое детище, дело всей жизни, — почему? Без очень серьезных причин серьезные ученые — а Брантинг из них — в авантюры не пускаются. Что он замыслил какую-то авантюру, неоспоримо. Его надо обезвредить, пока не совершено преступление. Чтобы обезвредить, надо его найти. О чем, собственно, спорить?

— Неужели ты и впрямь считаешь, что Брантинг сошел с ума? Действия его по-своему разумны. Он знает, что его преследуют, и пока что отлично обводит нас вокруг пальца.

— Он хитер, верно. Говорят, безумным хитрость заменяет утерянный разум. Но разве одно его стремление обмануть нас не свидетельствует против него?

— На Нептуне никто не поможет нам в розысках, — хмуро предсказал Генрих.

— На Нептуне нам будет помогать наш прибор. — Рой уверенно показал на стоявший около него дешифратор.

Переговоры в Управлении нептунианской экспедиционной колонии вел Рой. Рою вежливо разъяснили, что администрация колонии справок о жителях Нептуна не дает, за исключением случаев, когда предъявляют официальный указ Большого совета о задержании опасного преступника, бежавшего сюда, чтобы укрыться от кары.

— Указа о задержании Брантинга у нас нет, ибо он не успел совершить преступление, — ответил Рой на поставленный прямо вопрос.

— В таком случае мы не знаем никакого Брантинга, — последовало холодное разъяснение.

— Значит ли это, что сами мы, без помощи администрации, не можем разыскивать интересующего нас человека? Будет ли запрещено побеседовать с ним, если мы его обнаружим? — допытывался Рой.

Представитель администрации ответил:

— Можете вести любые поиски и любые разговоры. Вам запрещаются лишь задержания и аресты.

— Что ж, и сердечная беседа с Брантингом может кое-что дать, — сказал Рой, когда все трое возвратились в гостиницу. — Будем налаживать прибор. У Брантинга теперь лишь один шанс уклониться от обнаружения: если он спрятал где-либо споры калиописа, а сам убрался подальше от них.

— Коробочка со спорами при нем, — с той же непоколебимой убежденностью возразил Цвиркун. — Я скорей поверю, что у меня две головы и четыре ноги, чем в то, что профессор расстанется с коробочкой хоть на минуту… нет, на секунду, на тысячную долю секунды!

Номер нептунианской гостиницы наполнил мелодичный перезвон колокольчиков, едва Рой включил аппарат. Дешифратор давал пеленг на северо-запад, указывал расстояние в сто двадцать два километра от гостиницы. Рой сверился с картой. В этом месте находился основной карьер треста «Нептунианские самоцветы» — самые крупные кристаллы зеленого нептуниана, незаменимого в производстве мощных гравитаторов, шли с этого карьера.

— Он там, он там! — бормотал Цвиркун, лихорадочно сжимая руки. — На карьер, немедленно на карьер, ни единой секунды, ни единой!..

— Торопиться не будем! Брантинг теперь от нас не уйдет! — оборвал его Рой и вызвал трехместную авиетку.

Генриху тоже не нравилось нервное возбуждение Цвиркуна. Цвиркун вносил нехороший азарт в дело, требовавшее ясного ума и спокойствия духа. Он походил скорее на охотника, обнаружившего желанную дичь, чем на исследователя. Рой сухо предупредил Цвиркуна, чтобы тот не позволял себе никаких резкостей, когда они приблизятся к Брантингу. Цвиркун, съежившись, жалко забормотал, что на него могут положиться. В доказательство готовности вести себя прилично он затих, прикорнув на заднем сиденье.

Солнце было в зените, но, крохотное и холодное, лишь немного превосходило по сиянию земную Венеру. Температура снаружи была около минус ста девяноста градусов; даже в хорошо утепленном скафандре ощущалась громадность космического мороза, навечно окаменившего тот гигантский сгусток водорода и аммиака, который назывался Нептуном. Авиетка шла на малой скорости. В стороне среди сумрачно-белых просторов показался черный треугольник космодрома; там стоял доставивший их сюда звездолет. За космодромом засверкали сигнальные огни второго подземного города — на Нептуне их было всего три, — а потом горизонт залило сияние карьера.

Это была гигантская чаша в окаменевшем газе нептунианского грунта. Именно в этом месте редкая аномалия природы связала немногочисленные тяжелые атомы, рассеянные в веществе планеты, в то удивительно красивое, поразительное по свойствам образование, которое называлось нептунианом. Ради добычи этого минерала и была устроена экспедиционная колония, все остальное на Нептуне не представляло интереса даже для энтузиастов геологии.

Рой сделал круг над карьером. Дешифратор надрывался в звоне. Внизу копошились нептунианские экскаваторы — «пауки» — машины, сконструированные для работы при морозах ниже двухсот градусов. Быстро передвигающиеся на восьми гибких ногах, они и вправду казались гигантскими пауками. Единственное внешнее отличие от пауков заключалось в том, что от кабины экскаватора отходил гибкий хобот, оканчивающийся пламенным ртом. Машина вела ртом по поверхности, мгновенно расплавляя застывшую массу, беловатое облачко вилось над ней — пары ненужного газа, исторгнутые наружу и вновь на лету замерзающие. Лишь куски нептуниана, остающиеся твердыми даже в пламени, оседали в чреве машины.

На одном из «пауков» работал оператором бывший ученый, светило марсианской астроботаники, профессор Сильвестр Брантинг. Мелодия дешифратора говорила об этом яснее слов.

Рой уменьшил звучание, так легче было вести авиетку. Тихая, то усиливающаяся, то замирающая музыка вызванивала направление на экскаватор, обрабатывавший центр площадки. Рой направил авиетку в середину карьера и сфокусировал на обзорный экран кабину «паука». На экране вспыхнул прозрачный водительский колпак машины, мелькнуло чье-то испуганное лицо, чей-то голос с ужасом вскрикнул:

— Джон! Ты? Ты?

Цвиркун, перегнувшись через плечо Роя, завопил в переговорную трубку: