Рота, подъем! - Александр Ханин

– Не толпимся, не толпимся, подходим по очереди, – командовал замполит.

Я подошел к раздатчику-чеченцу, который накладывал небольшие порции солдатам. Чечен положил мне целую поварешку разваристой гречневой каши и буквально завалил ее сверху большими кусками мяса.

– О себе не забудь, – сказал я. – Часто раздатчик забывает, а потом голодный остается.

– Не переживайте, товарищ старший сержант. Я свою пайку всегда возьму, – оскалился солдат.

– Пайку? Как на зоне…

– Я был на зоне. Год до армии. Если ты мужик, то там легче. И за хорошее поведение могут раньше выпустить, а тут не выпустят.

Философия солдата была мне понятна. Советская Армия не сильно отличалась от тюремной зоны. Та же ограниченность свободы, та же баланда, те же два года, то же деление на старших и младших. Вот только "топтание зоны" считалось презренным занятием, а служба в армии – почетным. Но отношение и там, и тут было одинаковое – скотское. С этими мыслями я отошел от раздатчика и уселся на редкую траву под сосной уплетать свою порцию.

– Товарищ старший лейтенант, у меня еще две буханки хлеба осталось, – показал ему раздатчик.

– Отдай все третьему взводу в качестве компенсации за отсутствие бани. Отдай, отдай. Пусть радуются.

Хлеб не радовал. Я отказался от дополнительного куска, сказав, что от него пахнет подлостью и неуважением к людям. Моему примеру последовал весь взвод. Хлеб так и остался лежать на разложенном вещевом мешке нетронутым, как знак молчаливого укора. Замполит постоял еще несколько минут, посмотрел на хлеб и, ничего не говоря, сел в свои Жигули и уехал.

Ротный вернулся через два часа злой, как собака.

– Ханин, ко мне! – прокричал он, еще стоя на ступеньке грузовика.

Я подбежал, не споря и не предполагая, о чем будет речь.

– Где были ваши солдаты днем, во время стрельб?

– Тут…

– А где была другая часть взвода?

– Учила матчасть, вы же сами приказали…

– Да нихера они не учили, сержант!! Они на травке, бля, решили понежиться. А по дороге кэп проезжал. Остановил машину и спрашивает, кто они, к кому взводу, какой роты относятся. А они, придурки, и ответили, даже не вставая. Не вставая, Ханин. Они даже не приветствовали командира полка!! Дальше объяснять?

– Не надо. Все понятно… Чего с ними сделать? Расстрелять, как врагов народа, не вскочивших при виде двух звездочек?

– Офигел? Ты чего не понял? Все. Ты меня достал. Сегодня у твоего взвода марш-бросок. Марш-бросок с занятиями по тактической подготовке. Бежите до моста и обратно. Я проверю, что вы добежали и не закосили. Ты бежишь со всеми. Ясно? – слова буквально вырывались, как иголки изо рта старлея. Казалось, что еще секунда, и он наброситься на меня и растерзает, как голодный волк ягненка.

– Так точно.

– Все, через два часа я вас наблюдаю на дороге. Свободен.

Часа через три взвод, построившись в колонну по трое, нацепив на себя автоматы и постукивая о бока сумками с противогазами, побежал в направлении моста. Бежать было километра три. Меньшов бежал впереди, я сзади, а самые провинившиеся бежали вокруг двигающегося взвода.

– Взвод! Вспышка справа!

Солдаты падали к обочине, ногами в направлении "взрыва", пряча руки и оружие под себя.

– Встать!! Бегом марш!!

Солдаты вскакивали и бежали дальше.

– Взвод!! Воздух!!

Падение на спину, автоматы направлены в небо.

– Встать!! Бегом марш!!

И снова бег.

– Взвод!! Газы!! Бегом марш!!

Через минуту "слоники" бегут, тяжело дыша в противогазных масках, сверкая стеклянными окулярами на солнце.

И так больше получаса, преодолевая установленную ротным дистанцию.

– Взвод!! Вспышка слева!!! Встать!! Становись!! Почему не все встали? Чего этот лежит?

Я подошел к солдату, оставшемуся лежать на пыльном расплавленном жарким солнцем асфальте.

– Чего разлегся, воин?

Ответа я не дождался и, вспомнив рассказанную несколько лет назад отцом историю его армейской жизни про больного парня на марш-броске, сорвал с лежащего противогаз. История часто делает круг. Даже не круг, а спираль, не останавливаясь на месте, а делая новый виток.

Солдат был белого цвета, белее свежего солдатского нательного белья.

Дыхание улавливалось, но было очень слабым. Тарманжанов лежал, раскинув руки и закрыв глаза.

– Воды!! У кого во фляжке вода?

Плеснув таджику в лицо протухшей жидкости (оказалось, что половина взвода давно выпила свою воду и не заполнила фляжки из-за ее отсутствия на стрельбище), я позвал Самчанбаева, который часто выполнял должность переводчика с таджикского и узбекского на русский.

– Его надо на директрису, там фельдшер. Вон машина идет.

По дороге в сторону директрисы шел сто тридцать первый армейский

ЗИЛ. Я поднялся, скрестив руки у себя над головой, подавая знак грузовику остановиться. Грузовик не проскочил мимо, а быстро затормозив остановился рядом со мной.

– Ты на директрису? У меня солдату плохо. Сейчас подсадим.

Я пропустил в кабину переводчика, помог подсадить Тарманжанова и сам встал на подножку грузовика и вцепился в зеркало, чтобы не свалиться во время езды.

– Меньшов, продолжаете кросс. Мамедов замыкающий. Мы к фельдшеру,

– и сунул голову в кабину. – Гони. Гони быстро.

Уже подъезжая к стрельбищу, я увидел "Жигули" замполита, выезжающие с директрисы на главную дорогу в направлении моста.

"Проверить решил, куда добегут, гад", – подумал я спрыгивая на ходу с подножки.

На первом этаже вышки в соседней с операторской комнате сидела фельдшер Галя и читала книжку. Я влетел туда.

– Галь, у нас проблема. Солдату плохо.

– А солдату бывает хорошо? – философски заметила сержант

– Давай быстро. – Тарманжанова уже заносили переводчик и водила.

– О! Я с этим знакома, – спокойно отреагировала на увиденное

Галка. – У него врожденный порок сердца.

– Чего?!

– Врожденный порок. Какой идиот его в армию взял? Ему даже в стройбат нельзя, а тут пехота…

Говоря все это, Галя, не останавливаясь, открыла сумку фельдшера, достала нашатырь, шприц и ампулу с какой-то прозрачной жидкостью.

Сломав головку ампулы, сержант профессиональным движением опустила туда шприц. Быстро подняла его иглой вверх и выплеснула маленький фонтанчик жидкости.

– Рукав закатайте. – Воткнула фельдшер шприц в оголенное плечо солдата. – Минут пять, и очухается.

В завершение процедуры Галя пихнула ватку смоченную нашатырем солдату под нос. Тот задергался и застонал.

– Полежи, полежи, тебе прыгать не надо, – спокойным голосом старшей сестры порекомендовала фельдшер. – Откуда вы такие взмыленные?

– С марш-броска…