Дети капитана Гранта - Жюль Верн

— О, я знал бы, как им распорядиться, — ответил учёный. — Я преподнёс бы его Французскому банку…

— На память?

— Конечно. С тем, чтобы мне там открыли текущий счёт.

Все посмеялись над тем, как Паганель собирался облагодетельствовать свою родину, а Элен пожелала ему найти самый большой самородок в мире.

Со смехом и шутками путешественники продолжали прогулку по золотому прииску.

Повсюду работали рудокопы, исправно, прилежно, но без всякого увлечения.

После двухчасовой прогулки Паганель заметил вполне приличного вида трактир и предложил своим спутникам зайти туда и отдохнуть перед возвращением в караван. Элен согласилась, а так как неудобно было сидеть в трактире, ничего не заказывая, то Паганель приказал подать какой-нибудь из местных напитков.

Трактирщик поспешил подать каждому по кружке ноблера. Ноблер по своим составным частям ничем не отличается от английского грога, и разница между ними лишь в способе приготовления: в то время как в Британии грог готовят, наливая небольшую рюмку спирта в большой стакан с водой, здесь небольшую рюмку воды наливают в большой стакан со спиртом. Это был чисто австралийский напиток, но, к великому удивлению трактирщика, гости потребовали большой графин воды и испортили ноблер, низведя его до обыкновенного английского грога.

Разговор шёл о рудниках и рудокопах. Паганель был очень доволен всем виденным, но утверждал, что зрелище, несомненно, было более любопытным в ту пору, когда гору Александре только ещё начинали разрабатывать одиночки-золотоискатели.

— Земля, — рассказывал он, — была изрыта ямами и усеяна людьми, словно полчищами муравьёв. Все эмигранты-рудокопы трудились, как настоящие муравьи, но, увы, не проявляли муравьиной предусмотрительности. Добытое днём золото ночью расточалась в кутежах. Его пропивали, его проигрывали в карты. Трактир, где мы сейчас сидим, был «сущим адом», как говорили в то время. Игра в карты или кости часто кончалась поножовщиной. Полиция была бессильна на бороться с этим разгулом, и не раз губернатору колонии приходилось вызывать войска для усмирения разбушевавшихся золотоискателей. Однако в конце концов он сумел утихомирить их: обязал каждого выбирать свидетельство на право разработки приисков и платить за него, так что в общем здесь было даже меньше беспорядков, чем на приисках Калифорнии.

— Всякому ли под силу стать рудокопом? — спросила Элен.

— Да. Для этого не нужно кончать университет. Достаточно обладать крепкими мускулами. Авантюристы всех стран съехались сюда — богатые с киркой, бедные с ножом. Они работали как одержимые: можно с уверенностью сказать, что никакой другой труд не исполнялся с такой охотой и таким усердием, как этот. Странный вид имела тогда Австралия! Земля была усеяна палатками, брезентами, шалашами, хижинами — земляными, дощатыми, из ветвей. В центре временного посёлка возвышалась нарядная палатка губернатора, над которой развевался британский флаг. Её окружали синие тиковые палатки чиновников управления, палатки менял, торговцев золотом, спиртоносов, спекулянтов, слетевшихся сюда со всего мира, чтобы поживиться за счёт этой невообразимой смеси нищеты и богатства. Все эти хищники били наверняка: им-то богатство было обеспечено, во всяком случае, за счёт обросших бородами рудокопов, живших в грязи и сырости. Кругом стоял неумолкающий гул от ударов кирок о землю. В воздухе носился удушливый запах разложившихся трупов животных, которых никто не убирал. Густая пыль оседала на лёгкие этих несчастных людей при каждом вдохе, и неудивительно, что смертность среди них достигала очень высокого процента. Будь климат Австралии менее здоровым, эпидемия тифа пожала бы здесь обильную жатву. Все эти страдания забылись бы, если бы каждый рудокоп добился успеха. Но в том-то и дело, что на одного преуспевшего, обогатившегося золотоискателя приходилась сотня, две сотни, может быть даже тысяча рудокопов, умерших в нищете и отчаянии.

— Не знаете ли вы, Паганель, каким способом они извлекали золото из земли? — спросил Гленарван.

— Охотно вам отвечу, — сказал учёный. — Первые золотоискатели промывали золото так, как это ещё сейчас делается в Севеннах, во Франции. Они рыли ямы, извлекали из них породу, которую считали золотоносной, и промывали её водой, чтобы отделить тяжёлый металл от более лёгких песков. Промывание они производили в особой посуде, заимствованной из Америки: в «люльке». Это коробка длиной в пять-шесть футов, нечто вроде открытого гроба, разделённого поперечной перегородкой на два отделения. В первом помещается одно под другим ряд решёт с последовательно убывающим диаметром отверстий. Второе отделение сужено в нижней своей части. Порода насыпается на верхнее решето первого отделения, поливается водой, и всю коробку встряхивают, вернее, покачивают, как люльку. Камни оседают на первом решете, золотой песок проскальзывают на следующие; вымытая порода уносится водой во второе отделение и оттуда выплёскивается на землю — вот и всё тогдашнее оборудование разработок.

— Да ещё, вероятно, не у всякого была и такая люлька, — заметил Джон Мангльс.

— Золотоискатели покупали их у своих разорившихся или разбогатевших товарищей, — ответил Паганель, — или вовсе обходились без них.

— Чем же они заменяли её? — спросила Мэри.

— Обыкновенным тазом, мисс Грант, самым простым жестяным тазом. Они веяли золото так, как крестьяне веют хлеб; только вместо зёрен пшеницы при удаче в тазу оставались зёрна золота. В течение первого года немало рудокопов нажили состояние при помощи такого таза. Знаете, друзья мои, это всё-таки было замечательное время, хоть пара сапог стоила полтораста франков, а за стакан лимонада платили по десять шиллингов. Первые пришельцы всегда добиваются успеха. Золото повсюду было в изобилии. Самородки лежали прямо на земле. Реки текли по металлическому руслу. Золото валялось даже на улицах Мельбурна, им чуть ли не мостили дороги. С 26 января по 24 февраля 1852 года с горы Александра в Мельбурн было доставлено правительственной охраной восемь миллионов двести тридцать восемь тысяч семьсот пятьдесят франков. Это составляет среднюю дневную добычу в сто шестьдесят четыре тысячи семьсот двадцать пять франков.

— Известны ли случаи внезапного обогащения? — спросила Элен.

— Да, бывали.

— Расскажите, Паганель.

— Пожалуйста. В 1852 году в округе Балларат был найден самородок, весивший семнадцать килограммов. В Джисленде был найден другой — весом в двадцать три килограмма; там же в 1861 году попался самородок в двадцать шесть килограммов. Наконец всё в том же Балларате один рудокоп нашёл самородок весом в шестьдесят пять килограммов, то есть целое состояние в двести двадцать три тысячи восемьсот шестьдесят франков.