Радужная Нить - Асия Уэно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На берегу мы отыскали удобную плоскую глыбу, уже прогретую солнцем, которое опомнилось, что наступило лето, и пыталось загладить вину за холодные весенние месяцы, раскаляя всё вокруг. А говорят, север! Море шипело на нас, облизывая камень и время от времени дразнясь языками солёной воды. В узкой расщелине глубоко дышала пена, поднимаясь и опускаясь. Так вот ты какое…
— Сердитое! — хихикнул Ю. Он примостился на самом краешке скалы и болтал ногами, подставляя их щекотке взлетающих брызг. Как ребёнок.
Я опустился рядом.
После вчерашнего разговора моя давняя убеждённость в том, что юмеми старше и мудрее, казалась нелепицей. Разумеется, я не перестал его уважать, но слепое восхищение, прежде подчинявшее меня без остатка, исчезло, уступив место иному чувству — пониманию. Так относишься к тому, кто стал близким и родным. Как брат, как Ясу. Как дедушка, когда был жив.
— Искупаемся? — предложил я.
— Что-то неохота, — капризно протянул тот и зевнул.
— Мы до сих пор обходим воду стороной? — я поднял бровь.
— Не знаю, Кай, — черты его лица посуровели. — Я основательно запутался. Помнишь, что Вода — самая опасная из Сил? Она действует исподтишка, то отступая, то снова нанося удар, играя с тобой, словно с сухим листком. То подхватывает, то отбрасывает прочь. Никогда не представляешь, какого коварства и предательства от неё ожидать, и в каком облике она явится. Самая тёмная, самая непостижимая!
Я вздохнул.
— Боюсь, что она уже явилась и причинила столько зла, сколько мы и не ожидали. Я о болотах и… о том, что последовало.
— Начало положил твой недоброжелатель.
— Это я твердил ещё в Суми, — напомнил я. — Сикигами-то приплыли по реке. И окружили нас у самой воды. Хотя второе следует из первого…
— Полагаю, всё немного сложнее и более смутно, на уровне ощущений. — Юмеми, о диво, решил разоткровенничаться, не дожидаясь уговоров. — Сами сики. Их обличье — лишь видимость, морок. То, чем так сильна Вода. Кстати, привлечение к делу посредников, исполнителей — тоже по её части. Затем, их стремление убить тебя. Они были пропитаны ненавистью, будто чёрной кровью. Всякая стихия имеет собственное выражение в виде переживаний, мыслей, страстей. Вода заполняет человека без остатка и, уходя, оставляет сосуд пустым, чтобы когда-нибудь наполнить его вновь. Враждебность, иссушающая душу, и переменчивость во всём. Не удивлюсь, если это надлежащее описание тех чувств, которые испытывает наш приятель онмёдзи, или тот человек, чей приказ он выполнял.
— А что, может быть и такое? — поёжился я, вспомнив пережитое. Даже солнечный свет померк, стоило одинаковым и равнодушным в смертоносном намерении лицам всплыть в памяти.
— Несомненно. Но раз мы ничего не знаем, отложи волнения на будущее. Пока есть возможность радоваться, не стоит горевать.
Он подмигнул мне, наклонился к воде так, что едва не соскользнул с камня, и набрал полную горсть. Вылил на скалу, задумчиво наблюдая, как влага собирается в округлой ямке.
— А ещё — сон. Да, тот самый.
— Но я не припомню там воды!
— Зато наверняка припомнишь луну, а это светило управляет приливами и отливами, и всеми жидкостями нашего тела. Издавна луна посвящена именно Воде.
— Но землетрясение! Это же Земля, она прервала… — воскликнул я и осёкся. — Нет! Стихийное бедствие стало знаком того, что последняя из Сил заняла своё место? Та самая лавина, которой ты меня запугивал?
— Так я сначала и подумал, — грустно ответил Ю. — И теперь понимаю, что ошибся, сочтя, что можно перевести дух. Непростительная небрежность с моей стороны. Я надеялся, что потеря повозки и те неудобства и опасности, которые сулило пешее путешествие, и есть расплата, наименьшее из зол, которое нас постигло. А случившееся и впрямь было знаком, Кай. Знамением для нас и бедой для всех.
— А потом были болота и нуси… — пробормотал я и мысленно добавил: "И история Мэй".
— То, что рассказала о себе Мэй-Мэй, — юмеми в который раз прочёл мои мысли, — о своём предназначении, о судьбе мастера… — он прерывисто вздохнул. — Она и так была созданием Воды — кукла, принимающая форму человека. Говорят, море всегда забирает то, что ему обещано, рано или поздно…
— Но всегда возвращает обратно! — неожиданно для самого себя возразил я. — Взгляни!
Я указал вниз, туда, где волны бились о скалу, на которой мы сидели. Пена в расщелине то всплывала, раздуваясь, словно кузнечные меха, то сжималась и оседала. Волна за волной. Отнимает и даёт. И так — вечно.
— Это было бы чудесно… — Ю внимательно посмотрел на меня, будто открыл нечто новое и важное. — Так хочется верить!
— Вот и будем! — ответил я упрямым взглядом. — Будем ждать и надеяться. А пока ждём — радоваться жизни. Давай окунёмся, тут неглубоко! Ну же! А потом ляжешь на песочек и согреешься, лентяй!
— Вот сам бы и купался, зачем насильно загонять в воду больного человека! — он чихнул, но как-то неубедительно.
— Ишь, как припекло — сразу в люди подался! А вдруг всё-таки глубоко? Я же плавать не умею!
— Так я тоже…
К обеду мы вернулись довольные, с кожей, покрасневшей от солнца, и Химико, оставив чёткие распоряжения по поводу того, что с чем сшивать, степенно направилась вниз по тропинке, поддерживаемая под ручку счастливым Ясумасой.
На следующее утро я уже был облачён во всё новое: каригину оттенка молодой хвои, с узором, который отныне был мне дозволен по рангу, шаровары цвета сливовых плодов и всё то, что приличествует носить под этим благородному человеку. Ю в очередной раз поразил меня своим бережным отношением к одежде: его ханьский дорожный наряд, выстиранный и просохший, выглядел только что сшитым. Вот они, преимущества ткани и покроя для настоящих путешествий, а не для выглядывания из повозки! С другой стороны, мне-то сейчас надо иметь пристойный вид, иначе прогонят взашей, то-то стыда будет! Придворные одеяния не обязательны, но каригину — в самый раз.
Пообещав вернуться до заката, мы расспросили содержателя гостиницы и направились в среднюю часть города, где издавна селилась знать. Дорога до моста оказалась знакомой — этим путём вёл нас добродушный стражник, покорённый лисьим обаянием Химико. Квартал, интересующий нас, располагался чуть западнее. По мостовой то и дело грохотали телеги, гружёные бамбуковыми и сосновыми брёвнами и досками, но торговля велась как-то вяло.
— Дворец правителя? Назад, за угол и чуток дальше по улице, господин! — поклонился мне невысокий юноша в опрятном косодэ, несущий на плече корзину с овощами.
— Кайдомару?!
Я оглянулся, сердце моё подпрыгнуло. На улицу въезжал отряд, и я сразу понял, кто возглавлял всадников. Рослый мужчина в полном бункан-сокутае — одежде, которая дозволена среди военных лишь лицам высочайших рангов — спешился и бросил поводья слуге.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});