Вдребезги - Максим Фальк

в кучу… – Она снова расплакалась. Кристофер поглаживал её пальцами по плечу и ни на кого не смотрел.

– Он не виноват! – отчеканил Майкл. – Это я начал.

– Нет, ты не мог… – Она качала головой, серёжки прыгали в ушах. – Ты не такой. Ты его выгораживаешь, он тебе голову задурил.

– Я первый начал, – твёрдо сказал Майкл. – Я к нему полез.

– Не хочу ничего знать, – она отмахнулась, зажмурилась. – Это пройдёт… это скоро пройдёт.

– Не пройдёт, – сказал Майкл. – Мы встречаемся уже полгода.

– Полгода!.. – Эмма в ужасе посмотрела на него. – А как же Сара?..

– А вот с Сарой, – мстительно сказал Майкл, – мы дружим.

– Ты просто запутался, – пробормотала она, опустив голову. – Просто запутался, ты совсем не такой… ты не можешь…

– Ты ничего обо мне не знаешь, – с упрёком сказал Майкл. – Запутался… – с горечью повторил он и бросил: – Да! Когда всё началось – я думал, запутался!.. Мне же не с кем было поговорить, поделиться, спросить, что со мной… Почему так… – Майкл осёкся, у самого горло перехватило. – Почему вообще – так, – тихо добавил он. – Почему со мной… Почему он…

– Ты же мог прийти к нам, – испуганно сказала Эмма.

– И что бы ты мне ответила? Чтобы я девочку себе нашёл?.. Выкинул дурь из головы?..

– Может, было бы ещё не поздно! Может, и сейчас не поздно!.. – настойчиво сказала она.

– Эмма, – Кристофер мягко тряхнул её за плечо. – Ну, хватит. Поздно уже.

Она вдруг выпрямилась, уставилась в пустоту. Слёзы катились по её щекам одна за другой.

– Нет… Я этого не переживу, – тихо и внятно сказала она. – Я не смогу с этим жить.

– Что мне, идти вещи собирать и проваливать?.. – тупо спросил Майкл.

Кристофер побелел. Вскочил, схватил за руку, стиснул железными пальцами.

– Никуда не пойдёшь. – И приказал шёпотом: – Сядь.

Майкл открыл рот от боли, удивлённо моргнул. Кристофер выпустил его, повторил:

– Сядь. – И добавил мягче: – Не дури, ну.

Майкл растёр красные пятна на запястье, слишком потрясённый, чтобы послушаться. Так и остался стоять. Кристофер обернулся к жене:

– Ну?.. Теперь-то можно про Леннерта рассказать?..

– Делай, что хочешь, – та вздохнула, опустила голову. Промокнула глаза краем фартука.

– Достань стаканы из буфета, – тихо велел Кристофер, мрачно глянув на сына.

– Зачем?.. – растерянно спросил Майкл. – То есть… сколько?..

– На всех. – Эмма вытерла нос и высморкалась в салфетку. – Я с вами.

– Леннерт был на три года младше меня, – сказал Кристофер.

Он принёс початую бутылку виски, которая хранилась для особых случаев, разлил по стаканам для сока. Эмма выпила сразу, не поморщившись, кивнула ему налить ещё. Кристофер сел рядом с ней, поставил бутылку на журнальный столик. Майкл пристроился на краю кресла, смотрел на них, крутил в руках стакан с вишенками по краю и молчал.

Кристофер тяжело вздохнул.

– Леннерту всегда нравились мальчики.

Майкл подумал, что всегда об этом догадывался. Слишком странно его история замалчивалась, слишком нервно мать пресекала любую попытку вспомнить о нём. Он придумал себе, что Леннерт угодил за решётку, чтобы уцепиться за простое объяснение и не думать, не сопоставлять… Не сравнивать с собой.

– У нас была паршивая семья, честно сказать, – продолжил Кристофер. – И мы с братом держались друг за друга. У него от меня секретов не было. Я видел, как всё это начиналось. Как он влюблялся… Времена тогда были другие. Всё тайно, намёками, оговорками…

Майкл глотнул виски, обжёгся с непривычки.

– Ленни мне всё рассказывал, – сказал Кристофер, глядя себе под ноги. – Мы с ним решили – это что-то вроде болезни. Кто-то с рождения цвета путает, а кто-то – мужчин и женщин. Когда ему было шестнадцать…

Кристофер замолчал, выпил залпом.

– Его выгнали из дома, – тихо сказал Майкл.

– Отец был в ярости. Он и так-то был буйный, а когда узнал про Ленни – просто с ума сошёл. Избил до полусмерти и вышвырнул на улицу. Кричал, что убьёт его, если тот сам не сдохнет.

У Майкла мороз пробежал по рукам. С трудом верилось, что такое возможно. Он даже представить не мог, как это. Вот тебе шестнадцать, и ты влюбился… Сам ещё не понимаешь, что с тобой, почему так, откуда всё… А твоя семья… твой отец хочет тебя за это убить. И ты оказываешься один. И тебе шестнадцать…

– Я ушёл вслед за ним, – продолжил Кристофер. – Не мог там оставаться. Снял нам комнату, работу нашёл. Но Ленни меня уже не слушал. Ночевал по приятелям… – Кристофер поморщился, и до Майкла дошло, какого рода «приятели» это были. – Потом подсел на какую-то дрянь. Приходил ко мне отоспаться, денег взять. Я пытался его вразумить, но он уже ничего не слушал.

Майкл молчал, смотрел в свой стакан. Гладил щербатый край большим пальцем, цепляя острый стеклянный скол. От внезапной беспомощной жалости сводило челюсть.

– Пару раз мы с ним поговорили по душам, – сказал Кристофер. – Надрались, как сволочи. И он рассказал, как живёт. Где деньги берёт. Как по мотелям шатается. Я ему говорю – ты же себя убиваешь. А он говорит: мог бы – сам бы на себя руки наложил.

Эмма молча вытирала слёзы и смотрела на Майкла с таким ужасом, будто ждала, что он сам сейчас встанет и пойдёт трахаться за двадцатку с незнакомыми мужиками в дешёвых мотелях.

– А потом он сказал, что у него СПИД, – проговорил Кристофер. – Мы тогда уже с твоей матерью поженились, жили в том доме под Чидеоком. Я его забрал к себе. Последние полгода он прожил с нами. Умер у меня на руках.

– Он не лечился?.. – тихо спросил Майкл.

Кристофер горько усмехнулся.

– До первых лекарств два года не дотянул. Умер в восемьдесят пятом. Ему было, как тебе сейчас. Двадцать.

Майкл сидел ссутулившись, будто на плечи положили могильный камень. Двадцать. И не жил толком. А если б не умер?.. Если бы так случилось, что выкарабкался, дотянул, если бы знали друг друга?..

Ну, пусть была бы семейная тайна – но ведь Майкл бы знал, что дядя у него из «этих». Было бы с кем поговорить. Откровенно. Леннерт бы жил где-то поблизости, в гости бы заезжал. Наверное, был бы красивым, даже лучше, чем Кристофер, всегда гладко выбритый, с одеколоном. Носил бы яркие цветные рубашки, разговаривал чуть манерно, называл бы мужчин – «подруга». Нашёл бы себе кого-то постоянного, врача или юриста, вместе ездили бы на Рождество в Дублин. Там-то от него бы точно не отвернулись. Даже дядя Шеймус, который всю жизнь работал на кране в порту и нормальнее его была разве что консервная банка, говорил, если приходилось