Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга - Роберт Хайнлайн

— Обадия, — строго сказал я, — почему ты назвался Галахадом? Опять скрываешься от полиции? Лазарус, я с глубоким прискорбием обнаруживаю этого мошенника в вашем доме. Вам придется строже приглядывать за дочерьми.

— Ах, это имя! — проговорил молодой человек с явным неудовольствием. — Не повторяй его, Джастин, здесь его не знают. Я исправился и взял другое имя. Ты же не выдашь меня? Ну, обещай мне, дорогой. — Он ухмыльнулся и продолжил уже обычным тоном: — Пойдем-ка в атриум и пропустим для начала известное количество рома. Лази, кто сегодня дежурит?

— По четным дням — Лор, но я ей помогу. Ром не разбавлять?

— Приправь его специями. Хочу добавить гостинчик, которым Борджиа приветствовали старых друзей.

— Обязательно, дядя. А кто такие Борджиа?

— Известное семейство. С ним связаны величайшие события в истории старой Земли, сахарная моя. Говардианцы своего времени. Они очень учтиво обходились с гостями. А я их потомок и унаследовал от них фамильные тайны.

— Лаз, — сказал Лазарус, — попроси, чтобы Афина рассказала тебе о Борджиа, когда будешь готовить напиток для Джастина.

— Я поняла, он снова взялся за свои штучки…

— …поэтому мы будем его щекотать…

— …пока он не попросит пощады…

— …и не пообещает вести себя хорошо.

— С ним проблемы не будет. Пойдем, Лази.

Добрую Пристань я нашел более приятной и менее впечатляющей, чем ожидал. Из девяноста с лишком тысяч претендентов Айра с Лазарусом отобрали для первой партии лишь семь тысяч; поэтому в настоящее время население Тертиуса не могло заметно превышать десять тысяч. На самом деле жителей оказалось даже чуть меньше.

В Доброй Пристани обитали всего несколько сотен людей, и в центре поселка располагались несколько небольших сооружений, имеющих полуобщественное значение. Большинство колонистов обитало в сельских поместьях. Дом Лазаруса Лонга был, бесспорно, самым выдающимся сооружением, которое я видел здесь — если не считать большой яхты старейшего, похожей на усеченный конус, и куда более внушительной глыбы космического грузовика, высившейся на посадочном поле, где приземлился и мой пакетбот.

Космопорт представлял собой равнину в несколько квадратных километров, которую сложно было называть портом. Во всяком случае я не заметил ни одного складского здания. Но автомаяк, безусловно, был: поскольку я приземлился без приключений. Впрочем, я его тоже не заметил.

Дом старейшего отличался от убогих строений поселения. Видно, покойный римлянин был отличным архитектором. Это был двухэтажный дом с внутренним садом. На каждом этаже могло уместиться двенадцать-шестнадцать больших комнат плюс все обычные вспомогательные помещения. Но зачем двадцать четыре комнаты семейству из восьми человек? Такое пространство было бы прилично какому-нибудь богатею из Нового Рима для выражения его «эго», однако в новорожденной колонии подобное сооружение выглядело явно неуместным и совершенно не сочеталось с тем, что я знал о старейшем по его многочисленным жизням.

Но все оказалось просто. Половину здания занимали реювенализационная клиника, лечебница и изолятор: в них можно было зайти прямо с улицы. Число семейных комнат не было постоянным, стены между ними сдвигались и раздвигались. Как только потребности колонии увеличатся или семейству старейшего понадобится просторное помещение, клиника должна была переехать в ближайший город.

Мне повезло: когда я приехал, в реювенализационной не оказалось ни одного клиента, в больнице тоже по было пациентов, и семейство Лонг могло посвятить время мне.

Количество членов семейства оказалось столь же неопределенным, как и число комнат. Я предположил, что их восемь: трос мужчин — старейший, Айра и Галахад; трое женщин — Иштар, Гамадриада и Минерва; двое детей — Лорелея Ли и Ляпис Лазулия. Но я не подозревал, что в доме обитают еще две малышки, недавно научившиеся ходить, и маленький мальчик. Выяснилось, что я оказался не первым и не последним, кого пригласили в этот дом на неопределенное время. Но кем мне считать себя: гостем или членом семьи старейшего?

Отношения внутри семейства также были крайне непонятными. У колонистов всегда есть семьи. Колонист-одиночка — эти два слова противоречат друг другу. Но на Тертиусе все колонисты были говардианцами, а у нас в ходу любая разновидность брака, за исключением, я полагаю, пожизненной моногамии.

На Тертиусе не было никаких законов, касающихся брака; старейший не видел в них необходимости. Немногие законы, которые действуют на Тертиусе, учтены в миграционном контракте, составленном Айрой и Лазарусом. Документ этот включает обычные условия договора с сельским владельцем; предводитель колонии вплоть до момента отставки является абсолютным арбитром. Но в тамошнем кодексе нет ни слова, определяющего условия брака и семейные взаимоотношения. Колонисты, как и подобает говардианцам, регистрируют своих детей: в данном случае компьютер Афина заменяет архивы. Но, просматривая его записи, я обнаружил, что перечень предков зачастую заменен генетическим классификационным кодом. На такой систематизации генетики Семейств настаивает уже не одно поколение — и я с ними согласен, — однако она заставляет генеалога действительно потрудиться; в особенности если брак не зафиксирован, как это нередко бывает.

У одной пары оказалось одиннадцать детей: шестеро — его, пятеро — ее, общих не было. Я понял это из их кодов… полностью несовместимых. А потом познакомился с ними — прекрасное семейство, процветающая ферма, и никакого намека на то, что хоть один из этой детской оравы считает кого-то из родителей не своим.

Но Семейство старейшего было еще более неопределенным. Конечно же, генетические отношения фиксировались в каждом случае… но кто тут женат и на ком?

Купальня оказалась, как и было обещано, декадентской. Она состояла из гостиной и холла и предназначалась для семейного отдыха и развлечений. Помещение тянулось вдоль всего первого этажа. Стенки легко раздвигались, и в хорошую погоду можно было выйти в сад — а тогда как раз было тепло. Здесь находилось все, что мог бы придумать самый придирчивый из сибаритов: в центре его, напротив садового фонтана, располагался еще один фонтан. И тот и другой окружали широкие сиденья, на которых можно было посидеть, болтая в воде усталыми ногами и наслаждаясь прохладительным питьем. В одном углу находилась сауна, в другом — огромный душ со всевозможными приспособлениями. Здесь же были сложный пульт управления, длинный бассейн: в одном его конце, голубом, вода доходила до колен, в другом, красном — до подбородка. По обе стороны бассейна располагались две ванны, достаточно просторные для одного человека, но вполне удобные для двух или трех. Стояли кушетки, где можно было подремать, отдохнуть, попотеть и поболтать; косметический столик с большим дуозеркалом, в котором, попросив помощи у Афины, можно было увидеть собственный затылок; уголок на дюжину персон, пол которого покрывал мягкий ковер; лежали подушки, большие и маленькие, твердые и мягкие. Был здесь и бар с освежающими напитками, кухня… если я забыл что-либо назвать, то по собственной вине, а не по вине архитектора. Все прочие, более привычные услады тоже были на месте.

Сначала я думал, что купальня освещается рассеянным светом, а потом понял, что Афина все время переключает его, поддерживая уровень освещенности во всех частях большой комнаты в соответствии с тем, что там происходит: поярче — для желающих охорошиться, потемнее — чтобы подремать, и так далее — а также в соответствии с персональными запросами: вокруг наших рыжих головок всегда плясало облачко света, где бы они ни появлялись.

В доме и в саду играла тихая музыка, которую предпочитала Афина, если у нее не просили чего-нибудь иного… Компьютер этот, похоже, хранил в памяти всю музыку, которая когда-либо была написана. Она могла распевать хором с близнецами и в то же время принимать участие в трех различных разговорах, происходящих в разных частях купальни. Осознающий себя компьютер ее класса — способный править Секундусом — зачастую может говорить одновременно со многими, однако я никогда не сталкивался с этим раньше. Что ж, крупные компьютеры не часто бывают членами семей.

В остальном дом был почти не автоматизирован. Что ж, дело вкуса. Возможности Афины оставались неиспользованными. Мои хозяйки готовили сами, а Афина только приглядывала, чтобы ничего не пригорело, да замечала время. Дважды Афина звала на кухню Гамадриаду, и один раз в спешке та вылетела голая, мокрая, даже не остановившись, чтобы накинуть банный халат.

Купаться с Лази и Лори оказалось действительно забавно, но утомительно, поскольку они визжали, хихикали и болтали в своей обычной манере, говоря каждую фразу вместе, но по очереди. Я подумал, что они телепаты по отношению друг к другу, и даже заподозрил, что порой они действительно читают мысли присутствующих — однако ничего выяснять не стал.