Флот обреченных - Аллан Коул

Планетоид напоминал цветущий парк с широкими лугами, прозрачными и свежими ручьями, густыми лесами, изобиловавшими крупной дичью, и одним-единственным зданием — маленькой часовней.

Две группы военных стояли одна против другой возле часовни, держа оружие наготове, не спуская пальцев со спусковых крючков автоматов. Солдаты были личной охраной двух пророков-соперников. После многовековой вражды, сопровождавшейся зверскими по своей жестокости выходками с обеих сторон, они ждали сигнала, чтобы вцепиться друг другу в глотки.

Сначала Теодомир, а затем Ингильд отделились от своих телохранителей и медленно пошли по траве навстречу друг другу. Оба пророка были настороже, не зная, чего ожидать в дальнейшем.

Теодомир первым выдавил на лице улыбку и вскинул вверх руки в знак приветствия.

— Брат Ингильд, счастье переполняет мое сердце от сознания того, что мы наконец-то встретились. Рад видеть тебя в полном здравии.

Ингильд также улыбнулся. Пророк сделал шаг навстречу своему сопернику, легко обнял его и отступил назад. Из глаз Ингильда потекли слезы.

— Ты сказал «брат». Какое прекрасное приветствие! Я тоже всегда испытывал к тебе братские чувства.

— Несмотря на трудности, выпавшие на нашу долю, — добавил Теодомир.

— Да, несмотря на трудности.

Пророки снова обнялись, а затем развернулись и, рука в руке, направились к часовне, перед которой под большим цветастым зонтом стоял накрытый белой скатертью стол. По одну сторону стола стояли два удобных кресла. На самом столе лежали документы и две ручки, выполненные в старинном стиле.

Мужчины сели в кресла, улыбаясь друг другу. Теодомир первым завел разговор.

— Наконец-то восторжествовал мир, — сказал он.

— Да, брат Теодомир, наконец-то мир.

Теодомир оказал собеседнику честь, налив вино сначала в его бокал, а затем в свой, и целомудренно сделал небольшой глоток.

— Я уверен, что в этот момент, — торжественно произнес Теодомир, — Таламейн улыбается, глядя на нас с небес, и испытывает счастье оттого, что двое его детей сложили оружие.

Ингильд поймал себя на том, что отпил слишком много вина. В следующий раз он едва пригубил.

— Мы были большими глупцами, — сказал Ингильд. — В конце концов, какие между нами могут быть существенные расхождения? Все дело во власти, а не в религии. Всему виной борьба за титулы.

«Ах ты лживый кусок дерьма!» — подумал Теодомир, лучезарно улыбаясь.

«Пустозвон хренов», — подумал Ингильд, улыбаясь в ответ и протягивая Теодомиру через стол руку для пожатия.

— Брат, — произнес Теодомир срывающимся от волнения голосом.

— Брат, — ответил Ингильд также эмоционально. Слезы навернулись ему на глаза и потекли по носу. В данный момент он жаждал только одного — поскорее получить кайф от наркотических пиявок.

— Наши разногласия очень легко разрешимы, — сказал Теодомир, мельком взглянув на охрану Ингильда, сгорая от желания схватить маленького сморщенного наркомана за горло и выпустить из него дух. — На меня снизошло благословение, — продолжил он. — Сам Таламейн говорит сейчас с тобой моими устами.

— Странно, — сказал Ингильд. — В этот момент у меня возникло такое же чувство. — На самом деле он думал об ужасных потерях, а более всего — об огромном долге святого казначейства. Половину кредита ему придется выплатить этому дешевому куску дракха прямо сейчас.

— Итак, — продолжал Теодомир, — я предлагаю обоюдовыгодное решение вопроса.

Ингильд подался вперед, предчувствуя неладное.

— Мы разделаемся со всеми разногласиями, — пообещал Теодомир. — Каждый из нас возложит на себя обязательство духовного управления принадлежащими нам по праву регионами Волчьего созвездия. Мы оба будем именоваться истинными пророками, и каждый из нас обязуется поддерживать лозунги, провозглашенные другим.

— Согласен, — слишком поспешно ответил Ингильд. — Если все будет так, как ты говоришь, мы сумеем положить конец этой бессмысленной кровавой вражде. И каждый из нас сосредоточится на выполнении своих главных обязанностей. Подчеркиваю, только своих обязанностей, — Ингильд склонил голову. — Храни, Господь, души наших братьев.

«Через два года, — думал он, — я нападу на Санктус с полумиллионной армией дженнов и спалю твой сраный трон дотла».

Теодомир разложил перед собой документы. Это были международные договоры, составленные на скорую руку перед самой встречей, его клерками.

— Перед тем как подписать бумаги, брат, не освятить ли нам это событие? — Пророк указал рукой на маленькую часовню. — Мы вдвоем встанем перед алтарем, только ты и я, и пропоем молитвы Таламейну.

«Ах ты мразь, — подумал Ингильд. — Еретик! Существует ли в мире подлость, на которую ты не способен? Неужели для тебя нет ничего святого?»

— Какое замечательное предложение, — сказал Ингильд.

Пророки встали и медленно пошли в часовню.

Паррел откинулся на спинку стула, наблюдая по экрану монитора, как двое стариков вошли в часовню и закрыли за собой дверь.

Паррел смеялся так самозабвенно, что из глаз его потекли слезы. Никогда в жизни он не видел более комичной сцены. Два трухлявых ханжи со своими лицемерными «брат мой», ненавидящие друг друга до желудочных коликов, рассыпались друг перед другом в любезностях, как закадычные друзья!

Паррел приказал слуге принести ему кувшин с выпивкой, чтобы отметить это знаменательное событие. Какой мастерский ход с его стороны! А Теодомир еще принял в штыки предложение о встрече — закричал, завизжал, затопал ногами. Но когда Паррел объяснил ему остальную часть плана, он замолчал.

Паррел вновь склонился над экраном, поскольку спрятанные в часовне мониторы засекли двух вошедших внутрь людей. «Представление будет очень интересным», — подумал он.

Паррел еще раз поздравил себя с тем, что остался на Небте. Несмотря на свои обещания Теодомиру, он не был уверен в том, что все сработает как надо.

Пророки приближались к последней части, церемонии. Напевные молитвы эхом разносились по часовне. «Слишком много времени ушло на их кваканье», — с неудовольствием отметил Паррел. Как правило, Великое Единение занимало в общей сложности не больше часа. Сейчас же каждый пророк старался затмить другого подобострастностью чтения молитв, произнося их более медленно и торжественно, чем обычно.

Паррел возблагодарил в душе Таламейна за то, что старикам осталось только поднять книгу и благословить жертвенное вино. Естественно, пророки отошли от алтаря позже положенного времени и принялись отвешивать бессмысленные поклоны огромной книге, установленной на резной подставке в центре часовни.

Старцы сделали по два шага вперед, подняв книгу одновременно. Затем… Ингильд отступил вправо, Теодомир — влево, и пророки поняли, что находятся на грани священной войны.

— Сюда! — закричал Ингильд.

— Нет-нет, дурак, сюда, налево!

В этот самый момент они, неожиданно для себя, обнаружили, кем были на самом деле. Пророки стали пугливо озираться по сторонам, осматривая часовню.

Теодомир кашлянул.

— О, прости меня, брат, но на Санктусе книгу берет находящийся слева.

— Разве это сказано в договоре? — подозрительно спросил Ингильд.

Теодомир умело скрыл раздражение.

— Это не важно, — с трудом выговорил он. — Согласно духовным правилам эйкуменизма, ты можешь положить ее с любой стороны.

Ингильд поклонился Теодомиру и прошаркал вправо, довольный своей маленькой победой.

Пророки быстро перешли к последней части церемонии: благословению и вкушению вина. Золотая чаша с вином была установлена в маленькой молельне, под остроконечной крышей. Пророки открыли небольшие двери, ведущие в молельню, взяли чашу и быстро пропели несколько последних молитв.

Теодомир пододвинул кубок Ингильду.

— Ты первый, брат, — сказал он, предлагая сопернику отведать вина.

Ингильд подозрительно посмотрел на Теодомира, покачал головой и процедил:

— Нет, первый — ты.

Теодомир грубо схватил чашу и до половины выпил ее содержимое в манере, совсем не подобающей пророку, после чего передал чашу Ингильду.

— Теперь ты! — резко сказал он.

Ингильд поколебался, неторопливо взял чашу из рук Теодомира, медленно поднес ее к губам. Вино оказалось вкусным.

Ингильд осушил чашу до дна и поставил ее на алтарь.

— Церемония окончена. Теперь нам следует подписать эти…

Ингильд закашлялся — поначалу слабо, затем более интенсивно.

Лицо его сделалось лиловым, он схватился за бока и стал корчиться от боли.

— Дурак, какой же ты дурак! — трескучим голосом воскликнул Теодомир. — Вино отравлено.

— Но… но… — выдавал Ингильд, — ты ведь тоже пил.