Вне закона - Дональд Уэйстлейк

Сказал, что имя у него турецкое, Осман, но здесь, в Америке, все называют его Оззи или Оз.

— Оз Кираз, — представился он.

Рукопожатие у него оказалось энергичным и крепким. То был крупный мужчина лет тридцати двух — тридцати трех, с вьющимися темными волосами, открытым лицом и честным взглядом больших карих глаз. Карелла вполне мог представить, как Оззи убивал русских солдат голыми руками. Не хотел бы он оказаться на их месте.

— Считаете, вам по силам поймать этого парня? — спросил Оз.

— Постараемся, — ответил Карелла.

— Или же снова старая песня?

— Какая песня, сэр? — с любопытством осведомился Мейер.

— Да будет вам. Каждому дураку ясно, что этим городом правят евреи. Если кузена убил еврей, шансы привлечь его к ответу равны нулю.

— Мы постараемся, чтобы этого не случилось, — пробормотал Карелла.

— Поживем — увидим, — буркнул в ответ Оз.

— Увидите, — кивнул Мейер.

Звонок от детектива Карлайла из отдела баллистической экспертизы поступил в субботу без четверти семь утра.

— С вами я говорил вчера? — осведомился он.

— Нет. Это Карелла.

— Вы работаете с этим арабским дерьмом?

— Да.

— Пушка та же, — сообщил Карлайл. — Это не означает, что стрелял тот самый парень. Возможно, курок спустил его брат, кузен или дядюшка. Но пуля выпущена из того же «кольта» тридцать восьмого калибра.

— Вот как?

— Вам что, недостаточно?

— Более чем достаточно, — ответил Карелла. — Спасибо, друг.

— Как-нибудь поставишь мне пиво, — усмехнулся Карлайл и повесил трубку.

Тем же утром, в восемь пятнадцать, когда Карелла и Мейер расспрашивали Брауна и Клинга о том, что произошло накануне ночью, в участок пожаловала симпатичная чернокожая женщина лет двадцати пяти. Представилась как Вэндалин Холмс и рассказала детективам, что вчера поздно вечером возвращалась домой от сестры, где сидела с ее дочуркой. Подошла к остановке автобуса номер 17 и вдруг увидела такси на противоположной стороне улицы. И мужчину. Одетый во все черное, он распылял на ветровое стекло краску из баллончика.

— Он заметил, что я на него смотрю, и указал на меня пальцем…

— Указал пальцем?

— Ну да, вот так, — ответила Вэндалин и показала, как именно мужчина указывал пальцем. — А потом вдруг как заорет: «Ты! Шлюха!» Я закричала от страха и бросилась бежать, а он — за мной.

— «Ты шлюха»?

— Нет, слова эти он произнес раздельно. Сперва «Ты!», а уже потом «Шлюха!».

— Вам знаком этот человек?

— Никогда прежде не видела.

— Но ведь он указывал на вас пальцем и почему-то обзывал шлюхой.

— Да. Короче, я побежала, он бросился за мной. Догнал и ухватил за воротник плаща. Представляете? За воротник! А потом толкнул и сбил с ног.

— Когда это произошло, мисс Холмс? — спросил Карелла.

— Около двух ночи. Вернее, в два с чем-то.

— Что было дальше?

— Он стал пинать меня. Когда я лежала на земле. Был просто в ярости. Я даже сперва подумала, он хочет меня изнасиловать. И тогда я закричала во весь голос, и он убежал.

— И что вы сделали потом? — спросил Браун.

— Вскочила и тоже бросилась бежать. Обратно, к сестре. Боялась, что этот тип вернется.

— А вы хорошо разглядели его?

— О да!

— Тогда опишите, — попросил Мейер.

— Весь в черном, как я уже говорила. Черная шляпа, черный плащ-дождевик. Все черное.

— А сам-то он черный или нет? — в нетерпении воскликнул Клинг.

— О нет. Это был белый мужчина.

— Лицо вам удалось разглядеть?

— Да.

— Опишите.

— Темные такие глаза. Страшно сердитые. Ужас, до чего сердитые были у него глаза.

— Борода? Усы?

— Нет, не было.

— Может, заметили шрамы или татуировку?

— Нет.

— Он вам что-нибудь говорил?

— Ну да, я ведь уже сказала. Обозвал шлюхой.

— А после?

— Нет. Ничего. Просто толкнул и стал пинать, когда я упала. Я подумала, не дай Бог, изнасилует. Испугалась просто до смерти.

Вэндалин замолчала. Детективы уловили ее замешательство.

— Да? — подбодрил ее Карелла. — Что-нибудь еще?

— Вы уж простите, что не пришла к вам сразу, прямо той ночью. Но очень уж испугалась, — вздохнула девушка. — Он был в ярости. Прямо вне себя от злости. И я боялась, что он вернется. Что будет преследовать меня, если побегу в полицию.

— Зато теперь вы здесь, — улыбнулся Карелла. — И мы страшно вам благодарны.

— Он ведь не станет мне мстить? — неуверенно поинтересовалась Вэндалин.

— Гарантирую, что не станет, — отозвался Карелла. — И вовсе не на вас он так рассердился.

Вэндалин кивнула. Однако, судя по всему, слова детектива не до конца ее убедили.

— Не беспокойтесь, с вами все будет в порядке, — уверил ее Браун. И проводил до двери в деревянной перегородке, что отделяла приемную участка от внешнего коридора.

Карелла меж тем уселся за стол и начал печатать отчет. Он все еще стучал на машинке, когда вошел Браун:

— Знаешь, который теперь час?

Карелла кивнул и продолжал печатать.

Было уже девять тридцать три утра, когда он наконец закончил с отчетом и положил его на стол Брауну.

— Ступай-ка домой, — посоветовал тот с хмурой миной.

Им и прежде доводилось расследовать серьезные дела, связанные с убийствами, и они по опыту знали, что в таких случаях расписание дежурств, вообще весь распорядок дня летели к чертям. Впрочем, на этот раз было одно новое обстоятельство…

Хотя нет. Года два-три назад в их районе тоже произошло убийство, вызвавшее нешуточные столкновения на расовой почве. Тогда они тоже почти не спали. И сейчас та же история, хоть и есть одно довольно существенное отличие. Застрелены два таксиста-мусульманина, по всей видимости, евреем. И убийца явно подчеркивал свою ответственность за оба убийства.

Мейер не помнил, приснилось ли ему или эта блестящая мысль осенила его до того, как он успел заснуть тем утром, часов в девять. Впрочем, не важно, что это было, сон или блестящая идея. Важно другое. Когда звонок будильника разбудил его ровно в три, он первым делом взял толстый фломастер и листок бумаги и изобразил на нем большую синюю звезду Давида.

А потом долго сидел, смотрел на звезду и размышлял над тем, смогут ли почерковеды-криминалисты сказать ему что-нибудь о человеке, нарисовавшем примерно такие же звезды с помощью баллончика с синей краской на ветровых стеклах двух желтых такси.

Ему не терпелось поскорее оказаться на работе.

Шесть часов сна — не так уж и плохо для переходного периода, как называли это оба детектива. Период можно было сравнить с декомпрессией, которую испытывает глубоководный ныряльщик, вынужденный подниматься на поверхность медленно и поэтапно. Они только что закончили вечернюю смену и сразу же заступили на ночную. Обычно перерыв между подобными сменами составлял несколько дней, но исключительность ситуации внесла свои коррективы. Сколь ни покажется странным, но оба детектива чувствовали себя бодрыми и отдохнувшими. А Мейер еще и жаждущим ринуться в бой.

— Прошлой ночью мне пришла в голову гениальная идея, — сказал он Карелле. — А может, то был просто сон. Вот, взгляни. — Он протянул напарнику нарисованную им звезду Давида.

— Так, — кивнул Карела. — И что с того?

— Я правша, — сказал Мейер. — А потому нарисовал здесь…

— Я тоже, — заметил Карелла.

— Я нарисовал сначала первый треугольник, — продолжил Мейер, — вот этот, где конец звезды глядит прямо на север… Звезда, как тебе известно, шестиконечная. И каждый кончик имеет символическое значение. Но какое именно, не знаю. Я не правоверный еврей.

— Сроду бы не догадался.

— А вот по-настоящему религиозные евреи знают, что означают эти концы.

— Ну и в чем же твоя гениальная идея?

— Я как раз и подошел к этому. Первый треугольник я начал рисовать с самого верха, провел черту вот так, до этой точки. — Мейер указал, до какой именно.

— А затем нарисовал нижнюю линию, справа налево…

— Потом еще одну… и получился первый треугольник.

— Ясно. — Карелла взял авторучку и нарисовал треугольник точно таким же образом.

— Затем я начал рисовать второй треугольник, с крайней западной точки, вот здесь, и справа налево. Получилась такая вот линия…

— А потом провел от нее линию вниз, к югу…

— Ну и, наконец, соединил, провел еще одну линию вверх, туда, откуда начал.

Карелла повторил то же самое.

— Все правильно, — сказал он. — Ты нарисовал ее именно таким образом.