Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Почему праздник в память чудесной победы над суздальским войском был установлен не 25 февраля, когда состоялась битва, а совсем в другой день, отделённый от первого девятью месяцами? На этот вопрос у историков нет удовлетворительного ответа, хотя попытки найти его предпринимались неоднократно[151]. Равно как нет ответа и на другой, более существенный вопрос: в какой степени рассказ этот вообще отражает реалии самой войны? Мы уже заметили, что в ранних летописях ни о чём подобном не говорилось. Наверное, можно было бы предположить, что слова новгородского книжника о «помощи» Пресвятой Богородицы подразумевают нечто похожее. Но гораздо ближе к рассказу «Слова о Знамении…» оказывается краткое упоминание суздальского летописца о плачущих в Новгороде иконах. Такие события — появление капель («слёз») на иконной доске — случаются время от времени, привлекая к себе всеобщее внимание, и впоследствии нередко воспринимаются как предзнаменование чего-то грозного, грядущего. Правда, по летописи, иконы — и не одна, а целых три — плакали не в самый год похода, а за несколько лет до него. Но уже в представлениях современников это событие оказалось связано с Суздальской войной. Так, может быть, Знаменская икона и была одной из трёх плачущих икон? И именно воспоминание о случившемся знамении, поставленное в связь с великой победой, и дало толчок дальнейшему развитию легенды? Тогда и дата 27 ноября могла быть объяснена из предшествующей истории самой иконы{291}. Отметим ещё один труднообъяснимый факт: главной святыней Новгорода, палладиумом победы стала икона, находившаяся в рядовой, ничем не примечательной церкви на Торговой стороне города, вдалеке и от места сражения, и от главных новгородских храмов того времени. И это тоже может быть объяснено лишь какими-то исключительными, сверхъестественными обстоятельствами в истории новгородской иконы. Так, может быть, слезоточение от «сухого древа» — задолго до начала Суздальской войны — и стало причиной её особого прославления в Новгороде и обращения к ней во время осады?

Сама икона Знамения Пресвятой Богородицы сохранилась до нашего времени. Искусствоведы датируют её 30–50-ми годами XII века. Небольшая по размеру, она изначально была двусторонней, то есть предназначенной для выноса из церкви на специальном древке. На её оборотной стороне изображены апостол Пётр и святая мученица Наталия, предстоящие Христу. Однако в том, что эти фигуры находились на иконе с самого начала, есть сомнения: исследователи предполагают здесь первоначальные изображения либо святых Иоакима и Анны, родителей Богородицы, либо, рядом с Петром, мученицы Анастасии, чьё имя при поновлении образа было ошибочно прочитано как Наталия{292}. Поновление коснулось и лицевой стороны иконы, фигур, изображённых на её полях. Высказано предположение, что икона носила патрональный характер и изображённые на её оборотной стороне святые являются небесными покровителями заказчика и его близких{293}.[152] Однако и это предположение не может быть принято безоговорочно. Так или иначе, но именно этой иконе суждено было стать главной святыней средневекового Новгорода.

Нельзя не заметить явные черты сходства в рассказах о двух чудотворных Богородичных иконах — Новгородской Знамения и Владимирской. И в том, и в другом случае икона поначалу не даётся в руки и лишь затем, после молитвенных к ней обращений, сама движется навстречу пришедшему за ней. И там и там икону переносят на новое место. Владимирская икона стала палладиумом великой победы Андрея Боголюбского над болгарами; точно так же Новгородская — палладиумом победы новгородцев над войском самого Андрея. Наверное, сходство двух рассказов не случайно и не может быть объяснено одной лишь их принадлежностью к жанру сказаний о чудотворных иконах[153]. В противоборстве с притязаниями Андрея и его преемников на свой город новгородцы нашли столь же мощное оружие, каким обладал сам Андрей. Но правда истории заключается ещё и в том, что в последующие века обе эти чудотворные иконы оказались прославлены по всей России. Новгород в конце концов был покорён Москвой и вошёл в состав Московского государства. Но и прежде того, и особенно позднее новгородские святыни становились общерусскими, и это относится к иконе Знамения чуть ли не в первую очередь. Празднование ей отмечалось во всех русских церквах, её списки создавались в разных городах, и некоторые сами получали дар чудотворения, а «Слово о Знамении…» переписывалось книжниками самых разных русских городов и монастырей.

Остаётся сказать о том, как было объяснено катастрофическое поражение суздальского войска в окружении князя Андрея Юрьевича и в официальном суздальском летописании его времени. Летописец отнюдь не ограничился словами о том, что то была кара «за наши грехи», то есть за грехи суздальцев. Напротив, война была воспринята как Божье наказание прежде всего не суздальцев, но новгородцев, как некое последнее предупреждение в их адрес. Бог и Пречистая избавили новгородцев от конечного истребления, «зане хрестьяне суть», разъясняет автор летописи, очевидно, бывший проводником мыслей и идей самого князя Андрея Юрьевича. Но это не значит, что Бог на их стороне. «Не глаголем же: правы суть новгородцы», — возглашает суздальский книжник. Сами новгородцы утверждают, будто «издавна суть свобожени» прадедами князей наших; но даже если и так, то разве велели им прежние князья нарушать клятву? И, поцеловав крест внукам и правнукам своим, таким же русским князьям, затем преступать то крестное целование? А ведь именно так век от века поступают новгородцы: преступают крестное целование, данное князю, а то и изгоняют его прочь из города! Так доколе Богу терпеть их преступления?! И вот, за грехи их, и навёл Он на них рать, и наказал их «по достоянью, рукою благовернаго князя Андрея»!

Мысль, прямо скажем, неординарная! И сформулирована она мастерски, с большим искусством. Получается, что, независимо от того, одерживает ли верх воинство князя Андрея Юрьевича над своими противниками или, как в этот раз, терпит поражение от них — всё одно: Бог на его стороне и помогает ему, а не его врагам. И в том, и в другом случае рукою князя Андрея водит Божья воля, а сам он — лишь исполнитель её. Таков назидательный смысл летописного рассказа о походе Андреевой рати на Новгород.

Разгром под Новгородом означал поражение в отдельно взятом военном походе, но не поражение в войне. У князя Андрея Юрьевича нашлось против новгородцев оружие посильнее мечей и копий. Весной того же года князь перекрыл пути подвоза хлеба и прочих товаров из Суздальской земли в Новгород. Сделать это было тем проще, что в его руках уже находились Волок и некоторые другие города Новгородской земли. Подвоз хлеба в Новгород также был блокирован со стороны Смоленска. А между тем именно этими путями шли в Новгород жизненно важные продовольственные товары. Богатый торговый город, всегда располагавший излишками серебра, Новгород жил главным образом на привозном хлебе. А потому торговая блокада города, к которой прибегли Андрей и его союзники, ударила по новгородцам с чудовищной силой. Впоследствии владимирские князья будут прибегать к такому способу давления на Новгород постоянно. Андрей же оказался в этом отношении первопроходцем.