Андрей Боголюбский - Алексей Карпов

Поход начался в феврале 1170 года. И суздальские, и смоленские полки действовали на Новгородчине с той же жестокостью, что отличала их и раньше, под Киевом и в самом Киеве. «…И пришедше в землю их, много зла створиша, — не скрывает суздальский летописец, очевидно, ставивший жестокость в отношении новгородцев в заслугу своим воям, — сёла вся взяша и пожгоша и люди по сёлам исекоша, а жёны и дети, именья и скот поимаша». И на этот раз суздальских и смоленских князей, участников похода, ничуть не остановило то обстоятельство, что начался Великий пост — время молитвы и смирения, а не озлобления и кровопролития. Новгородцев предстояло примерно наказать за самоуправство, за отказ выполнять требования князя Андрея, и это пересиливало остальные соображения. Но и новгородцы были преисполнены решимости дать отпор врагу. Требования, с которыми Андрей обратился к жителям города, включали в себя изгнание князя Романа Мстиславича и отнятие посадничества у Якуна, а может быть, и расправу с ним. Но не тут-то было. «Новгородцы же сташа твердо о князи Романе о Мьстиславлици, о Изяславли внуце, и о посаднике о Якуне…» — сообщает новгородский летописец. И далее: «…И устроиша острог около города». По-видимому, время для того, чтобы подготовиться к обороне, у новгородцев имелось, и работы были проведены заранее.

Карта 5. План Новгорода (по Б.А. Колчину). Цифрами на плане обозначены: 1 — Софийский собор; 2 — церковь Рождества Богородицы в Десятинном монастыре; 3 — церковь Спаса на Ильине улице; 4 — Знаменский собор 

Заблаговременно же были увезены или уничтожены все запасы продовольствия, которыми могли воспользоваться враги. Осаждать город предстояло в очень тяжёлых условиях — во-первых, зимой, а во-вторых, при почти полном отсутствии хлеба и кормов для коней.

Объединённая рать подступила к городу 22 февраля, в первое воскресенье Великого поста («в неделю на Събор», как определяет этот день автор Новгородской летописи). Суздальские и смоленские полки расположились не у самого города, но в некотором отдалении от него. Как водится, начались переговоры, съезды послов с обеих сторон. Переговоры продолжались в течение трёх дней, но ничем так и не завершились. Штурм города сделался неизбежным.

Решающее сражение под стенами построенного новгородцами острога пришлось на среду 25 февраля. Место главного удара рати Андрея Боголюбского нам известно: основные события развернулись там, где впоследствии новгородцами будет выстроен монастырь Рождества Богородицы «на Десятине». Остатки этого монастыря существуют и поныне в Людине «конце» на Софийской стороне Новгорода (нынешняя Десятинная улица). Основан монастырь был только в 1327 году, а прежде здесь, по всей вероятности, проходила граница городской территории, которую новгородцы и окружили временными стенами{287}. «А новгородьци вси бяху за острогом, не можаху бо противу их стати, нъ токмо плакахуся, кождо себе видяще погыбель свою», — продолжает нагнетать чувство безысходности автор «Слова о Знамении…». По его словам, суздальцы разделили между собой улицы Новгорода — каждому из отрядов должна была достаться заранее определённая часть добычи. В действительности, однако, плач и сетования не помешали новгородцам изготовиться к битве. «…И бьяхуться крепко с города», — констатировал суздальский летописец, автор рассказа о новгородской осаде.

В течение всего дня инициатива переходила то на одну, то на другую сторону. В смоленской рати особенно отличился князь Мстислав Ростиславич, недаром прозванный Храбрым. Ему удалось прорваться внутрь городских укреплений, однако развить успех смолянам не удалось; не поддержали их и суздальские полки. «…И приходяще полки, бьяхуся крепко у города; Мьстислав же бе въеха в ворота и, побод (проткнув, поразив. — А. К.) мужей неколько, возворотися опять к своим», — сообщает киевский летописец, в рассказе которого сохранились фрагменты придворной летописи смоленских Ростиславичей[143].

Перелом в битве наступил к вечеру. «…И бишася в[е]сь день, и к вечеру победи я князь Роман с новгородьци силою крестьною, и Святою Богородицею, и молитвами благовернаго владыкы Илие месяца феураря в 25 [день], на святого епископа Тарасия», — читаем в Новгородской Первой летописи. Суздальский летописец также не смог скрыть масштаб постигшей его войско катастрофы: «…И многы избиша от наших, и не успевше ничтоже городу их». О причинах этой катастрофы трудно сказать что-либо определённое. Мужество ли новгородцев или ещё и раздор в рядах наступавших, какие-то противоречия между суздальцами и смолянами были тому виной, но войско Боголюбского бежало в панике. Автор Ипатьевской летописи объяснял случившееся мором, внезапно вспыхнувшим в рядах Андреевой рати: «Бысть же мор велик в конех и в полкох, и не успеша ничтоже городу их»[144]. Подобное действительно встречалось в военной истории средневековой Руси. Но объяснять всё мором и эпидемиями было бы неправильно. Мы ещё убедимся в том, что внезапная паника, поспешное отступление с поля боя при подавляющем численном превосходстве будут отличительной чертой не одного похода, организованного Андреем Боголюбским в последние годы жизни. Всё же, наверное, трудно ожидать, что войско — в отсутствие своего предводителя — способно непоколебимо выполнять его волю и стоять насмерть. Однажды у Андрея получилось добиться успеха в большой войне, лично не участвуя в ней. Но тогда, у Киева, он встретился далеко не с таким сильным сопротивлением. Новгородцы же сражались и более умело, и более отчаянно[145].

Отступление суздальского войска оказалось очень тяжёлым. Было потеряно много людей, а ещё больше — лошадей, причём не только из-за продолжавшегося мора. Напомню, что дело происходило в самом конце зимы, и отступавших поразил жесточайший голод. «…И возвратишася опять, и одва в домы своя приидоша пеши, а друзии люди помроша с голоду. Не бысть бо николи толь тяшка пути людям сим: друзии бо от них и кони ядоша в великое говенье (то есть в Великий пост. — А. К.)». Деталь более чем красноречивая! Вот когда вспомнили о том, что война пришлась на постные дни. Поедать в пост конину показалось летописцу куда большим грехом, нежели проливать человеческую кровь!

Это о тех, кто сумел уцелеть и добраться до дома. Многие же оказались в новгородском плену. «И купляху суждальць по 2 ногате», — свидетельствует новгородский летописец. Мы уже примерно знаем, что могла означать эта фраза. Столь низкая цена на суздальских пленников говорит о том, что подобного «товара» оказалось в Новгороде с избытком и продавали его дешевле некуда. В Новгороде в течение ещё многих столетий повторяли слова о «двух ногатах» — настолько они льстили самолюбию новгородцев. «И оттоле отъяся честь и слава суздальская», — заключал свой рассказ о новгородском побоище автор «Слова о Знамении…»; «чюдная победа и дивное одоление» это «удивляеть умы, ужасает помысл: безоружны бо оружных побеждааху!» — восклицал автор Службы на праздник Знамения от иконы Божией Матери, составленной в Новгороде в XIV столетии{288}. А позднейший псковский книжник, обрабатывавший текст того же «Слова…» для своей летописи, добавил ещё одну яркую подробность: уцелевшие суздальцы бежали, «ничтоже вземше, ни полонивше, толко взяша земли копытом»{289}. Прах под ногами коней и стал их единственной добычей в этой войне. А это, между прочим, имело очень серьёзные последствия для будущих войн суздальского князя. Привыкшие под знамёнами Андрея одерживать верх, суздальцы и ратники из других городов и земель столкнулись с тем, что могут терпеть и сокрушительное поражение. Такое не забывается. Память о жестоком разгроме и паническом бегстве ослабляет боевой дух воинства гораздо сильнее, чем самая изощрённая пропаганда противника.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});