Ад на земле (СИ) - Вики Филдс

− У тебя есть что-то весомое, чтобы сохранить тебе жизнь хотя бы до вечера?

− На меня не действуют твои штучки, Экейн. – Адам скрестил руки на груди, откидываясь назад. – Ты можешь спрятать ее хоть в Аду, но я найду ее где бы она ни была. Сколько бы раз ты ни инсценировал ее убийство и где бы не прятал, я ее найду.

− Аура мертва.

− Нет, она не мертва, − стальным голосом возразил Адам. − Ты никогда бы не позволил ей умереть. Думаешь, я не знаю, что ты сделал три года назад?

Экейн сжал руль, но продолжал молчать.

− Тогда ты не смог с ней проститься. Думаешь, теперь поверю в то, что ты позволил ей сгореть в том пожаре?

− Она мертва. – Экейн испытующе посмотрел на Адама, сидящего с ухмылкой на заднем сидении.

− Не лги мне, Экейн, – сказал он. – Я ведь сказал: я связан с ней не меньше вас. Я чувствую, что она жива, и я найду ее.

Экейн зажмурился. Медленно выдохнул.

Адам Росс должен замолчать пока не поздно.

− Никогда не задумывался, почему вас трое, а я один? – внезапно спросил он. Рэн посмотрел в зеркало заднего вида. Ему хотелось разорвать Адама на куски и сжечь в адском огне.

«Это я виноват», − напомнил он себе.

Адам сам ответил на свой вопрос:

− Потому что даже Господь знает, что вас в любом случае ждет неминуемый проигрыш.

Рэн молчал. В его груди все сдавило, словно сердце пытались запихнуть в слишком маленькую неуютную коробку. Он сжал зубы.

− Знаешь, как я понял, что она жива? – Адам продолжал давить. – Я ее почувствовал. Не знаю, что вы с ней сделали, но я не мог ее ощутить, а лишь подозревал, что тут не обошлось без ваших фокусов. И целый год я ее искал, когда нашел пустой гроб. Я был везде. Следил за всеми вами, но никак не мог ее отыскать. – Повисла драматичная пауза. – Но вчера, в день годовщины ее смерти, я ее почувствовал. И она почувствовала меня. Она зовет меня. Ты ведь этого не ощутил, верно? Ты ее не чувствуешь так, как раньше, верно? Она больше не твоя. Аура больше не принадлежит тебе.

− Что-то еще?

− Да. Ты скажешь мне, где она?

− Следующий вопрос.

− Не притворяйся, Рэн, – тон голоса Адама стал ниже, и в нем прозвучала угроза. – Ты ничто, ясно? Все, что ты делаешь – все зря.

Лицо Рэна разгладилось. Он обернулся:

− Я ничего в жизни не сделал зря. Ни единого поступка. А ты?

− Что? – бесстрастно спросил Адам.

− 1987 год.

Глаза Адама стали стеклянными. Рэн знал, что он вспомнил. Он не мог не вспомнить этого.

− Да, – наконец сказал он. – Веселое было время.

− Ты имеешь в виду убийство матери или продажу души? – уточнил Экейн.

− Я просил тебя о помощи, – произнес Адам. Он старался не выдать чувств, но голос дрогнул. – Каждый день я молил тебя об этом. Помнишь, что ты мне сказал тогда?

− Чтобы ты был терпимей.

− Я уверен, что ты стал бы терпимей, Рэн, – голос Адама стал пустым и бесстрастным.

− Я просил подождать.

− Ты бы ждал? Когда твоя мать прожигает на твоем теле ожоги от сигаретных окурков, больше ничего не существует, Рэн. Есть лишь боль. Возможно ты бы понял ее и простил, после того, как она заставляла тебя спать на улице, я – нет. Не смог. И никогда не смогу простить ни тебя, ни ее.

− Она давно мертва.

− Не имеет значения. Даже если бы она умерла сотни тысяч раз, каждую секунду я бы провел в ненависти к ней. И к тебе. Ты не выполнил своего обещания. Своих обязанностей. Ты не сделал то, что должен был сделать – ты оставил меня. И теперь все что происходит – это твоя вина. Я стал таким из-за тебя. Поэтому, когда увидишь сколько людей погибло от моих рук, знай: я разделил этот грех с тобой, Рэн.

Адам вышел из машины, хлопнув дверью.

Рэн Экейн еще долго не двигался. Его дыхание стало глубоким, сердцебиение замедлилось.

***

13 октября 1974 год

− Боженька, пожалуйста, − шептал малыш, стоя на коленях у кровати. Колени жгло огнем, но он тщательно молился, просил, чтобы Бог услышал его молитвы и спас. Чтобы хоть кто-нибудь его спас.

Ему было пять лет. Два дня назад у него был день рождения, и Адам считал себя очень взрослым мальчиком, который способен принимать разумные решения.

− Боженька, пожалуйста, спаси мамочку. Я хочу, чтобы мамочка изменилась, чтобы она больше не делала мне больно.

Адам с чувством выполненного долга, но все же с неприятным осадком на душе – ведь он уже давно просил Бога сделать что-нибудь – встал на ноги.

Может Боженька спит?

Малыш вздрогнул и сжался от страха, когда услышал, как хлопнула входная дверь.

Мама вернулась.

«Мне уже пять лет, я должен быть смелым!» − укорил сам себя малыш, но все же быстро забрался в постель и прикинулся спящим, надеясь, что мама не станет заглядывать в его комнату.

Но у мамы, похоже, были свои планы на вечер. Адам хмурясь разобрал в прихожей несколько разных голосов. Незнакомых голосов. И кто-то все время требовал водки.

Адам накрылся одеялом с головой и задрожал. Его сердце колотилось, едва не выскакивая из груди, дыхание стало горячим. Несколько секунд он был напряжен, пока кто-то внезапно не дернул одеяло вверх. Адам содрогнулся и вскинул голову, и первое что увидел – глаза мамочки: водянисто серые, расфокусированные.

Она потянула за одеяло.

− Я хочу, чтобы ты ушел, мне нужна эта комната, – заплетающимся языком произнесла она, и тут заметила кое-что под подушкой и, отпихнув от себя Адама, сказала: − Что это, проклятый мальчишка?!

Она вытащила маленький серебряный крестик, который малышу дала соседка.

− Почему ты прячешь его здесь, ты хочешь, чтобы Бог тебя наказал?! Он все видит! Он видит, что ты делаешь!

Малыш вспомнил слова соседки о том, что Боженька живет на небе и наблюдает за людьми. Папа тоже там: смотрит сверху, наблюдает и улыбается. То есть сейчас он, наверное, не улыбается, но, когда мама не кричит и хорошо себя чувствует, папа улыбается и его карие глаза светятся от счастья.

− Я хочу, чтобы ты убрался из комнаты. – Женщина нацепила на мальчика шнурок с крестиком.

− Мама, а где я буду спать? – спросил малыш, все еще ничего не понимая.

− Заткнись! Ты такой же, как все они! – проревела женщина, сгребая сына вместе с одеялом и сбрасывая на пол. Адам укутался в одеяло и отошел к двери.

Наверное, у мамочки один из тех плохих дней, когда она делает плохие вещи. Но потом мамочка приносит Адаму конфетки и Адам прощает мамочку − он же ее так любит!

− Убирайся! – она подтолкнула Адама к выходу в коридор, и малыш налетел на кого-то и испуганно обернулся. В свете тусклой лампы он не увидел кто это, но это был мужчина и он заслонял собой свет.

− Адель, что ты делаешь с этим ребенком? Кто он такой?

− Никто, – отмахнулась женщина, расправляя простынь на кровати Адама. Она даже не обернулась взглянуть на сына.

− Что он здесь делает? – требовательно продолжал спрашивать тот же человек, и Адаму показалось, что ему не терпится избавиться от сына Адель. Малыш весь сжался от страха, предчувствуя беду.

− Ничего! – раздраженно рявкнула женщина. − Сейчас я его уберу, он не доставит нам проблем!

− Ох, какой маленький, миленький мальчик. – Адама неожиданно подхватили на руки вместе с одеялом, и стали качать, и лишь спустя несколько секунд он понял, что его качает взрослая женщина с покрасневшими глазами и короткострижеными волосами.

− Эй, отдай его сюда, – сказала Адель, выхватывая Адама из рук своей знакомой. Она его не удержала, и он шлепнулся на пол. Адам не хотел плакать, но из его глаз брызнули слезы обиды и боли.

Кто эти люди? Что они делают?

Они все плохие, и мама с ними!

− Мама! – захныкал Адам.

− Не беспокойтесь, я сейчас же избавлюсь от него! – Адель обратилась к дружелюбной женщине и суровому мужчине, и дернула мальчика на себя, а затем потащила вон из дома.

Они жили на ферме. Раньше она была преуспевающей – когда дед оставил ферму отцу, но, когда они умерли и за постройки стала отвечать мама, наступил хаос. Вокруг была грязь и разруха, а на многие мили вокруг не было ни единой души. На ферме, кроме мамы и Адама, жил лишь пес по кличке Сэмми. Он был единственным, а потому лучшим другом Адама, и сегодня, очевидно, ему вновь придется ночевать в его будке.

− Сиди здесь! – приказала Адель, отшвыривая сына на промозглую землю. Сэмми забился в угол своей будки. Наверное, ему было холодно. Адаму тоже было холодно. Он потеплее закутался в одеяло и посмотрел на маму, вырисовывающуюся на фоне вспухшего от непролитых осадков осеннего неба.

Сейчас лишь середина осени, но зима настойчиво стучится в дверь: деревья, земля и даже камни вокруг будки Сэмми покрылись тончайшей корочкой льда. А ведь Адам лишь в пижаме и даже без обуви.