Вегетация - Алексей Викторович Иванов

на харвер биться с Лексеичем… Он прикрыл нас, понимаешь? А ведь мог бы спокойно съебаться к своим в «Гарнизон»…

Серёга не знал, что Митя был ранен и не добрался бы до миссии — попал бы обратно Типалову в лапы. Не знал, что Митя вступил в последний бой ради того, что делали его товарищи по «Гринпису», а не ради Серёги с Маринкой. Для Серёги Митя превратился в какого-то огромного героя — безупречного и доброго. Всё, что делал Митя, было правильно. Всё, что говорил, — правильно. И Серёга жалел, что мало слушал брата: больше сам базарил, мудак… Жалел, что ни шиша толком не помнит. Чего там ему впрягал Митяй? Ага: войны нет, радиации нет, лес управляет чумоходами и Бродягами, а бризол — это плохо. Пурга какая-то… Ну и хер с ней! Главное-то — сам Митяй! Настоящий брат! Он заменил Серёге войну на братство, вот и всё! Он стал светом, на который можно идти! И за спасением они сейчас рвутся к его друзьям! Не верить в Митяя — значит не верить в спасение. А без веры им сейчас не выжить.

— Он у тебя за спиной стоит, — глухо сообщила Маринка.

Серёга осёкся.

— Он мертвец. У него глаз нет, а с башки торчат корни…

Маринка знала, о чём говорила, — она смотрела куда-то мимо Серёги. И Серёгу по лопаткам и по загривку пробрал холодок ужаса.

— Это не он, — не оглядываясь, ответил Серёга. — Это морок Ведьмы. Кого ты боишься или ненавидишь, того тебе лес и показывает. Пугает.

Маринка молчала. А Матушкин не сумел удержаться — тоже уставился ошалелыми глазами Серёге за спину.

Но Мити там не было. Была какая-то коряга, высокий обломанный пень. А за ним вдали на просеке горели, покачиваясь, пять неярких звёзд — пять фонарей. Это Алёна и её бойцы шли за теми, кого Алёна жаждала убить.

72

Объект «Гарнизон» (VII)

Серёга тут всё помнил: лишь сутки назад они с Вильмой шли по этой вот прогалине ко входу в «Гарнизон». Вход — он вон там, за поворотом заросшей просеки, где лес отступает от склона и над поляной, как нос корабля, высится бетонный корпус врытого в гору сооружения. Так что ведёт он правильно… Однако добраться до «Гарнизона» они чуть-чуть не успели.

Маринка не жаловалась, не стонала, не плакала, хотя джинсы на бедре у неё вновь намокли — рана кровоточила под неумелой повязкой. И Матушкин, и Серёга одинаково обессилели, а преследователи неумолимо приближались. Скоро они поймают беглецов лучами фонарей — значит, вспыхнет бой. Нет, Серёга с Матушкиным не сдадутся: займут оборону, будут отстреливаться, покуда хватит патронов в рожках, но в итоге их всё равно окружат и перебьют.

— Надо спрятаться… — прохрипел Серёга.

Они залезли в густой и мелкий пихтарник на обочине просеки и легли.

Первым шёл один из алабаевцев — указывал дорогу, за ним — Калдей и Фудин, потом Алёна, замыкал другой алабаевец. Двигались они свободно и даже негромко переговаривались, шарили лучами фонарей по сторонам. Все были с автоматами, а здоровенный Калдей нёс ещё и гранатомёт. Похоже, Алёна собиралась брать «Гарнизон» штурмом. Серёга разглядывал недавних товарищей по бригаде и недоумевал: как так?.. Ещё днём они были заодно, а сейчас готовы в глотки друг другу вцепиться… Что случилось? Да ничего! Просто такая вот у них жизнь. Не нравится? Херня, привыкнешь…

Алабаевец, который шёл последним, вдруг замедлил шаг, остановился и навёл луч фонаря на заросли. Серёга, Маринка и Матушкин, что прятались в пихточках, словно оказались в облаке игольчатой светотени. Серёга вспомнил, что этого мужика зовут Лёнька. Вместе с Алабаем Лёнька бил его, Серёгу, пленного, на щебёночном заводе, а после поражения «инженерного танка» на отвалах Лёнька отрёкся от своего бригадира и переметнулся к Типалову.

Лёнька вскинул автомат, нацелив на пихтарник.

Серёга схватил лежащего рядом Матушкина за плечо: не стреляй!

Лёнька что-то искал в пихтарнике лучом фонаря.

— Эдик?.. — неуверенно спросил он.

Эдуардом звали Алабая.

— Морока увидел!.. — одними губами сказал Матушкину Серёга.

Лёнька ещё постоял, потом повернулся и поспешил за своими.

Когда бойцы Алёны ушли далеко вперёд, Серёга и Матушкин вынесли Маринку из зарослей. Уже без спешки, не надрываясь, они двинулись по лесу вслед за погоней — поменялись с ней местами.

Бетонный корпус, освещённый луной, торчал из склона горы как нечто инородное — слишком ровный и прямоугольный для разлапистого и дикого леса, где всё враскос и всё перепутано. Серёга усадил Маринку под сосной и повалился в густую траву рядом с Матушкиным. До железной лестницы, что примыкала к узкому торцу здания, как башня из арматуры, от них было метров пятьдесят. Совсем малёхо. Бросок на несколько секунд. Но под лестницей топтались бойцы Алёны. Алабаевец Лёнька, оказывается, уже поднялся до самого входа в «Гарнизон», оглядел всё и теперь спускался.

— Там заперто, — донеслось до Серёги. — И непохоже, чтобы кто-то был…

— Может, они и не сюда побежали, Алёна Игоревна? — спросил Фудин.

— Всё равно сюда вернутся, — сказал другой алабаевец. — Девчонка — не ходок. У неё сепсис. А в миссии — медпомощь. Поблудят по лесу и придут.

— Тогда здесь и подождём, ребятки, — определилась Алёна.

Матушкин рядом с Серёгой засопел от досады.

— Чё делать будем, Серый? — спросил он шёпотом.

Серёга подумал.

— Ждать, пока им не надоест.

— А если они вокруг обыскивать начнут?

Серёга принялся скрести землю пальцами. Он уже понял, что ему следует предпринять. И для него это вряд ли кончится чем-то хорошим.

— Можно так, Витюра… — заговорил Серёга. — Я переберусь на ту сторону и шугану их. Они за мной погонятся. Я их уведу, а ты Маринку наверх тащи.

— Тебя грохнут.

— Как уж карта ляжет… Но ты ведь не бросишь Маринку?

Матушкин пошевелил щетинистыми морщинами.

— Серый, я к городским хочу жить уйти. Прицеплюсь к этим учёным, и они меня заберут с собой. А без раненой девки кто мне там откроет?

— Жопа ты хитрая, — горько усмехнулся Серёга.

— Да чё такого-то? — даже обиделся Матушкин.

Серёга согласился: а чё такого? Матушкин, крыса позорная, помогал ему ради себя, а не ради Маринки… Но ведь всё равно помогал.

— А на хера тебе на город? — напоследок поинтересовался Серёга.

Матушкин смущённо заёрзал:

— Ну… Митрий сказал, что я талант… И в городе нужны такие, как я.

— Ох, бля-я… — тихо простонал Серёга. — Чё, правда ты из-за этого?

— Иди на хуй! — разозлился уязвлённый Матушкин.

Договорить не удалось: по ним вдруг хлестнул бешеный крик Алёны:

— Башенин, стоять!.. Вон он!.. Стоять!..

Серёгу подбросило, он стиснул автомат, ещё миг — и врежет огнём.

Однако Алёна, застыв у башни с лестницей, смотрела вовсе не туда, где прятались Серёга, Маринка и Матушкин, а совсем в другую сторону, и длинные лучи фонарей ворошили опушку на дальнем конце поляны.

— Вон он! — опять крикнула Алёна.

— Морок увидела… — злорадно догадался Серёга. — Меня — мороком…

Алёна побежала к лесу прочь от лестницы, бойцы — за ней.

— Стреляйте по гаду, ребята!.. — кричала Алёна.

Пара автоматных очередей вслепую вспорола заросли: бойцы не видели чужой морок. А поляна под бетонным утёсом опустела. И это был шанс!

— Витюра, Маришка, стартуем!.. — не раздумывая, скомандовал Серёга.

Вместе с Матушкиным он подхватил Маринку, и втроём, пригибаясь, они бросились через поляну к лестнице. Серёга и не представлял никогда, что можно бежать одновременно так быстро и так медленно. Ржавая лестничная башня качалась впереди, похоже не приближаясь ни на самую малость. Для Маринки каждый шаг был словно удар штыком в ногу, но Маринка терпела. Поодаль в лесу метались и скрещивались лучи фонарей, трещали автоматы. Над Ямантау, как маятник, шаталась луна. Башня толчками увеличивалась в размерах: росла вверх, раздвигала пролёты, расправляла ржавые балки.

Они добежали, и Маринка ухватилась за стальные перила, почти упала на них. Серёга безжалостно подтолкнул её дальше:

— Маришка, не тормози…

Захлёбываясь стоном, преодолевая боль, Маринка принялась отчаянными рывками втаскивать себя