КГБ в 1991 году - Василий Михайлович Сойма

19–21 августа 1991 года, которые расследуются органами прокуратуры, считаю недопустимой, т. к. тем самым попирается принцип презумпции невиновности указанных в книге лиц, влияет на формирование общественного мнения о полной непричастности автора к драматическим событиям и скрывает его истинную роль и участие в них».

Перечислив действия Горбачева по развалу страны, сделал вывод, что тот должен нести ответственность перед народом и законом.

В декабре 1992 года ему из-за болезни была изменена мера пресечения на подписку о невыезде.

— Тюрьма есть тюрьма, — рассказывал он позднее. — В России в тюрьмах сидит около миллиона человек. Я отлично представляю, в каких ужасных условиях. В «Матросской Тишине» со мной в одной камере сидели три человека. Один — «ворошиловский стрелок», сидел за «мокрое» дело. Другой — бизнесмен. Третий — за бытовуху. Кормили отвратительно. Но я прошел немецкую оккупацию, и меня это не сильно волновало. Подсаживали ко мне и сексотов. Но их же сразу Видно. Так что их попытки поговорить по душам ни к чему не привели.

Об охране и следователях:

— Она у нас сначала была штатная, а потом к нам приставили ОМОН. Там были разные люди. В основном простые ребята.

С некоторыми возникала взаимная симпатия. А следователям я прямо говорил: «Ну какой я преступник? Я защищал страну, а вы мне шьете измену Родине! Вы сами-то в это верите?» Молчание. «Я делаю свою работу». И так полтора года, пока я сидел.

В ноябре 1993 года судебное разбирательство в отношении Бакланова было приостановлено из-за его болезни.

Амнистирован в феврале 1994 года на основании постановления Госдумы вместе с другими членами и сторонниками ГКЧП. Сотрудничал с различными банковскими и промышленными кругами, возглавлял совет директоров корпорации ОАО «Рособщемаш», объединявшей предприятия ракетно-космического комплекса. В 2001 году избирался в состав Секретариата Совета СКП — КПСС.

Никогда не жалел о своем участии в августовских событиях:

— Иначе бы меня всю жизнь мучила совесть. Вот только жаль, что наша попытка окончилась неудачей.

Язов

В целом держался стойко. Когда узнал о самоубийстве маршала Ахромеева, сказал сам себе: «Ну что ж, держись Язов! Уходить из жизни сейчас — подарок для переворотчиков, они об этом только и мечтают. Все на тебя спишут».

Но и у него иногда бывали минуты некоторого душевного смятения. Об этом свидетельствуют записи, сделанные в следственном изоляторе «Матросская Тишина».

«23.8.91 — пятница.

Всему конец, имею в виду собственную жизнь. Утром снял мундир Маршала Советского Союза. Поделом! Так и надо. Чего добивался? Прослужив 60 лет, я не отличил от политической проститутки себя — солдата, прошедшего войну».

«24.8.91.

Слушаю в одиночной камере радио о событиях 19, 20, 21 в Москве. Понял, как я был далек от народа. Сформированное мнение о развале государства, о нищете — я полагал, что это разделяет народ. Нет, народ не принял Обращения. Народ политизирован, почувствовал свободу, а мы полагали совершенно обратное. Я стал игрушкой в руках политиканов!..

М.С. Горбачев: “Прощения не будет!” — комментарии излишни. Осуждают все.

Хорошо, что идет единение народа…

Министром обороны назначен г.п. Шапошников Е.И. - дал интервью о происшедшем и о моих распоряжениях.

Б.Н. Ельцин сказал о списке — кого должны убить. Не знал об этом! В МО, по-моему, никто об этом и не ведал? Может быть, Грачев знал? А кто мог знать: кто, где? Только КГБ».

«27.8.91.

…Ст. 64 — измена Родине!»

В «Матросскую Тишину» Язова перевели из тюрьмы, расположенной в монастыре старинного городка Кашина Тверской области. В «Матросской Тишине» маршальскую форму с него сняли, одели в тюремную. «Дали такие штаны, что надо было держать все время в руках, — вспоминал он в одном из интервью 25 лет спустя. — Подвязал бинтом, чтобы не спадали. Все так издевательски было. Дескать, мы с тобой что угодно сделаем, мы — хозяева».

«Целый день в камере горел дневной свет, — описывал он свое пребывание в СИЗО “Матросская Тишина”. — Только ночью зажигалась красная лампа, словно кровью налитый глаз. Я пытался прикрыть это направленное свечение газетой, но тут же открывалась дверь. Каждый раз бдительный наблюдатель-майор срывал мое нехитрое “изобретение”, дескать, не положено, я вас не вижу. Наверное, охранник полагал, что я повешусь на своем спортивном костюме… Я еще подумал: “В армии майоры командуют батальонами, в войну командовали полками, а здесь майор стоит возле “глазка” каждой камеры».

Сильно переживал из-за состояния жены. Три месяца назад Эмма Евгеньевна на его бронированном «ЗИЛе» попала в автоаварию. «ЗИЛ», избегая столкновения с бензовозом, слетел с мокрой дороги. Сила удара была такая, что автомобиль восстановлению не подлежал. Двенадцать дней пролежала в реанимации. Врачи сказали, что в течение года ходить без посторонней помощи не сможет.

В последний раз она видела его утром 21-го, а последний разговор по телефону был 22-го. Не помнит, о чем говорили. Он ее успокаивал, причем такими ласковыми, добрыми словами, которых она вообще ни от него, ни от кого другого не слышала.

По ее мнению, это был никакой не путч: «Путч делается для того, чтобы захватить власть, но вы же понимаете, что у моего мужа ее и так было достаточно. Он был министром обороны, звание у него для военного человека предельное — Маршал Советского Союза. Он собирался уходить на пенсию, мы много об этом разговаривали. У нас ведь своего ничего нет, ни дачи, ни машины. Я ему говорила: “Дима, надо бы и квартиру поменять, зачем нам такая большая, если ты уйдешь на пенсию?” Он со мной соглашался: “Уйду на покой, займемся своими делами, сейчас на это нет времени”. И его действительно не было».

Считала, что муж был искренен в своих поступках, очень переживал за то, что происходит в стране.

На их долю выпало много горя: семью выселили из квартиры на улице Косыгина и передали ее новому министру обороны Е.И. Шапошникову. Горбачев при этом сказал новому владельцу: «Язовскую жену куда-нибудь переселим, ты моим соседом будешь». Отняли