Хрустальный грот - Мэри Стюарт

— И ты собираешься напасть на Ирландию первым?

Он кивнул.

— На Гилломана. Он юн и неопытен — и потом, он ближе. Утер отплывет в Ирландию еще до конца месяца.

На столе перед ним лежала карта. Он развернул ее так, чтобы мне было видно.

— Вот. Это крепость Гилломана. Ты, несомненно, слышал о ней. Горная крепость, именуемая Килларе. Я не нашел ни одного человека, который видел ее своими глазами, но все говорят, что она хорошо укреплена и может выдержать любую осаду. Мне даже говорили, что ее еще никогда не брали штурмом. А мы не можем допустить, чтобы Утер сидел под стенами несколько месяцев и ждал, пока Пасценций ударит с тыла. Килларе надо взять быстро. И мне говорили, что огнем ее не возьмешь.

— Да?

Я успел заметить, что на стене, среди карт и планов, есть и мои чертежи.

— Треморин тебя очень ценит, — сказал он как бы между прочим.

— Очень любезно с его стороны, — ответил я и заметил: — Я тут на улице Утера встретил. Он сказал мне, чего ты хочешь.

— Так поедешь с ним?

— Конечно. Всегда к твоим услугам. Но видишь ли, господин, — я указал на чертежи, — за последнее время я не изобрел ничего нового. Все, что изобрел, уже построено. И если дело срочное…

— Нет, речь не об этом. Я не прошу тебя ничего строить или ломать. Наши осадные машины и так хороши и нам послужат. У нас уже все готово, и можно отплывать. От тебя хочу большего.

Он помолчал.

— Видишь ли, Мерлин, Килларе — не просто крепость. Это место — священный дом королей Ирландии. Мне рассказывали, что на вершине горы стоит каменный Хоровод, такое же каменное кольцо, как те, что ты видел в Бретани. И люди говорят, что Килларе — сердце Ирландии, главное святилище королевства Гилломана. Я хочу, чтобы ты, Мерлин, поверг его и вырвал у Ирландии сердце.

Наступило молчание.

— Я говорил об этом с Треморином, — продолжал Амброзий, — и он сказал, что надо послать за тобой. Ты поедешь?

— Я же сказал, что да.

Улыбнувшись, он поблагодарил меня, словно не был верховным королем, а я — подданным, повинующимся его воле. Он поблагодарил меня, как равный равного, оказывающего ему услугу. Потом еще некоторое время рассуждал о Килларе, о том, что ему доводилось слышать об этом месте, о том, что мы должны приготовить, и наконец откинулся на спинку кресла и с улыбкой сказал:

— Об одном лишь жалею. Я ведь как раз еду в Маридунум. Мне хотелось побыть с тобой, но теперь нет времени. Если тебе надо что-то передать — к твоим услугам.

— Спасибо, не надо. Но ты знаешь, даже если бы я был там, то не решился бы предложить тебе поселиться в пещере.

— А я был бы рад повидать ее.

— Ну, дорогу тебе любой укажет. Только вряд ли это подобающее место для короля…

Я остановился. Его лицо озарилось улыбкой, и он вдруг превратился в двадцатилетнего юношу. Я поставил чашу на стол.

— Какой же я глупец! Забыл…

— О том, что ты был зачат в той самой пещере? Не беспокойся, я найду дорогу.

Потом он принялся рассказывать о своих собственных планах. Он сам собирался остаться в Каэрлеоне, потому что если Пасценций ударит, говорил он, то высадится вот здесь — его палец прочертил линию на карте.

— …И я смогу перехватить его к югу от Карлайла. Да, кстати! Я хотел поговорить с тобой еще об одной вещи. Насколько я понимаю, в прошлый раз, когда ты был в Каэрлеоне, в апреле, ты говорил с Треморином. Так?

Я ждал продолжения.

— Вот об этом.

Он взял со стола кипу чертежей — не моих — и передал их мне. Это не был ни лагерь, ни какое-либо другое из виденных мною строений. Там были церковь, огромный зал, башня. Несколько минут я молча разглядывал их. Потом почувствовал себя усталым, словно сердце мое внезапно отяжелело. Лампа чадила, меркла, тени плясали по бумагам. Я встряхнулся и взглянул на отца.

— Понятно. Ты о памятном сооружении?

Он улыбнулся.

— Я в достаточной мере римлянин, чтобы желать возвести себе рукотворный памятник.

— И истинный бритт, чтобы сделать его британским? — сказал я, хлопнув ладонью по чертежам. — Да, об этом я тоже слышал.

— Что тебе говорил Треморин?

— Было задумано возвести нечто вроде памятника твоим победам и в честь объединения страны. Треморин сказал, что строить у нас в Британии триумфальную арку абсурдно, и я с этим согласился. Некоторые из клириков думают построить большую церковь — епископ Каэрлеона, к примеру, хочет, чтобы ее построили здесь. Но ведь это не годится, не правда ли, государь? Если построить церковь в Каэрлеоне, Лондон и Винчестер, не говоря уже о Йорке, обидятся, что памятник возвели не у них. Наверно, из всех этих городов больше всего подойдет Винчестер. Это твоя столица.

— Нет. Я уже решил. Когда я ехал сюда из Винчестера, я проезжал через Эймсбери…

Он внезапно наклонился вперед.

— Что такое, Мерлин? Тебе плохо?

— Нет. Просто ночь душная. Гроза будет, наверно. Продолжай. Ты проезжал через Эймсбери…

— Ты знаешь, что я там родился? Ну вот, и мне пришло в голову, что если построить монумент там, то никто не сможет пожаловаться, что его обошли. Есть и другая причина, почему его следует устроить именно там…

Он сдвинул брови:

— Мальчик, ты белый как мел! Ты уверен, что с тобой все в порядке?

— Да. Наверно, просто немного устал.

— Ты ужинал? Я даже не спросил…

— Спасибо, я поел в дороге. Мне ничего не надо. Разве что немного вина…

Не успел я приподняться, как он уже вскочил, обошел вокруг стола с кувшином в руке и налил мне сам. Пока я пил, он стоял рядом со мной, опершись на край стола. Мне вдруг вспомнилось, что вот так же стоял он тогда в Бретани, в ту ночь, когда узнал, что он мой отец. Помнится, я заставил себя задержаться на этой мысли и мне удалось улыбнуться ему.

— Я в порядке, государь, честное слово! Пожалуйста, продолжай. Ты говорил, что есть еще одна причина, почему монумент следует возвести именно в Эймсбери.

— Ты, вероятно, знаешь, что неподалеку оттуда погребены бритты, предательски убитые Хенгистом. Я счел уместным — и, думаю, никто с этим спорить не станет, — что монумент моим победам и объединению Британии под властью единого короля будет также памятником этим воинам.

Он помолчал.

— На самом деле есть еще и третья, важнее двух прочих.

Я тихо произнес, не глядя на него, уткнувшись в чашу с вином:

— Ведь в Эймсбери уже имеется монумент, величайший монумент в Британии, а быть может, и на всем Западе. Так?

— А! — произнес он с чувством глубокого удовлетворения. — Так ты тоже об этом думал? И видел Хоровод Великанов?

— Ездил к нему из Эймсбери по дороге из Винчестера домой.