Нежелательные элементы - Кристиан Барнард

Деон прикусил нижнюю губу.

— Ты ему не сказал?

— Нет.

И что же теперь?

— Будет вестись расследование. Мне предстоит давать объяснение.

— Но послушай! Что тут такого? Твои эксперименты — обычная научная работа.

— Нет. Ведь я не сказал, откуда я получал яичники. Все это довольно запутанно и, по-моему, не слишком приятно ректору. Но, насколько я понял, твой шеф не оставил ему выбора.

— Ты уверен?

Он больше не сомневался. Снаймен знает. И собирается расправиться с ним.

Стена, на которой они стояли, больше не казалась надежной. Уже в ней появились трещины, уже каждый шаг там, где за ней разверзлась бездна, требовал бесконечной осторожности. Возможно, именно это ощущение неуверенности заставило его сказать:

— Филипп, мне очень скверно.

Филипп участливо посмотрел на него, и Деон понял, что не может и не хочет сказать ему то, что собирался: «Я выхожу из игры. Я смертельно устал от всего этого и выхожу из игры».

Вместо этого он сказал, произнося слова с трудом, как будто они были зазубренными камешками, забившими его рот:

— Во всех… отношениях. Работа… мое отделение. Оно разваливается. Видеть, как все, что ты задумывал, все, ради чего работал, на что возлагал надежды… смотреть, как все это… — Он устало покачал головой. — И в семье… Элизабет. Я не знаю, что мне делать.

Филипп молчал, словно замкнувшись в себе.

И Деон был вынужден продолжать, пытаясь сказать то, что не облекалось в слова.

— Лиза. Ну, ты сам видел. И Элизабет. Это… Не знаю… какой-то вакуум.

Филипп по-прежнему смотрел на него с едва уловимым отчуждением и молчал.

А Деон уже не мог остановить этот беспорядочный поток слов. В парализующем бессильном отчаянии, словно со стороны, он смотрел, как рушится стена и как летят вниз, крутясь, ее обломки, разлетаясь во все стороны, разбиваясь вдребезги, и грохот нарастает, точно дробь сотен барабанов.

— И кроме того, есть еще одна женщина, — тоскливо сказал он, совсем уж против води.

Разрушение завершилось — заключительный гулкий удар, перестук мелких обломков, шорох последней струйки песка. И наконец, безмолвие и покой.

Филипп словно очнулся. Он кашлянул, как будто пыль — настоящая пыль от воображаемых развалин — забила ему горло.

— Триш? — спросил он мягко.

Созерцая рухнувшую стену, Деон не нашел в себе энергии, чтобы растеряться или хотя бы удивиться тому, что его личная, как он считал, тайна известна другим. Проще было кивнуть. И он кивнул.

— Видишь ли, со мной говорила Элизабет, — продолжал Филипп. — Она позвонила и сказала, что ей надо поговорить со мной кое о чем. И естественно… — у него скривились губы. — Вчера мы встретились.

Деон весело улыбнулся, потому что нашлась отгадка небольшой тайны. На какой-то миг она заслонила более важную тайну, над которой он пока не хотел размышлять.

— Я вчера весь день пытался дозвониться до тебя. Так вот почему я не сумел тебя найти.

— Да. — В голосе Филиппа было сочувствие.

Почти против воли Деон задал необходимый вопрос:

— А зачем она хотела тебя видеть?

— Она просила у меня совета. Ей донесли, что ты встречаешься с миссис Седарой. И она думала, что я могу ей помочь.

Деон кивнул, все поняв и даже одобрив.

— Странно… — начал он через секунду-другую, но не закончил фразу и, сосредоточенно сдвинув брови, поглядел вниз.

Филипп с тревогой наблюдал за ним.

— Тебе нехорошо?

Деон поднял голову и беззаботно улыбнулся.

— Нехорошо? Наоборот. Я отлично себя чувствую.

Он подумал, не повторить ли это еще раз заплетающимся языком, точно он пьян, — ведь он играет эту роль пьяного на подмостках.

Но что-то его тревожило, что-то не вязавшееся со всем остальным.

Он сказал, прощупывая:

— Донесли?

— Что?

Деон устало попытался объяснить:

— Ты сказал, что на меня донесли. То есть донесли Элизабет, я хочу сказать.

— Да.

— Как, собственно, донесли?

— По-видимому, кто-то написал ей.

— Но о чем? — сердито спросил он.

Злость — отличное тонизирующее. Злость прекрасно помогает забыть.

Филипп внимательно посмотрел на него.

— Деон, люди бывают всякие. По-видимому, кто-то решил установить за тобой слежку и даже прибегнул для этой цели к помощи сыскного агентства. Затем этот человек прислал Элизабет сведения, собранные агентством, сопроводив их анонимным письмом.

— Черт! Кто способен на подобную пакость?

У Филиппа снова скривились губы.

— Люди бывают всякие, на свете много странных людей.

Деон вспомнил жадный взгляд через плечо в дверях ресторана и без колебаний решил — Джиллиан Мурхед.

— Это ведь женщина?

— Письмо написано на машинке. Подписано: «Ваш друг».

— Восхитительно, — сказал Деон. — Ничего восхитительней я в жизни не слышал.

Джиллиан Мурхед, подумал он, но без злости. Держу сто против одного, что это она. Помешанная стерва. Бедный Питер!

— Ну и что сообщило агентство?

— Ты действительно хочешь знать?

— Что оно сообщило?

— Они занялись прошлым миссис Седары. Установили, что вы знакомы с университета. И все в том же духе. Она была замужем дважды? В первый раз в Испании?

— Нет, тут они напутали! — с мстительным удовлетворением заметил Деон. — Тогда она замужем не была. Просто жила с кем-то.

— Ах, так!

— Что еще?

— Может быть, хватит?

— Что еще? — в ярости настаивал Деон.

— Даты. Места, где вы встречались. Телефонные звонки. И тому подобное.

— Это только доказывает, как можно повернуть и истолковать самые невинные вещи на свете, — гневно произнес он. — Триш надо было поговорить со мной. Я завтра оперирую ее ребенка.

Филипп пристально поглядел на него и ничего не сказал.

— Ты мне не веришь? — спросил Деон с болью в голосе. Он показал пальцем на далекое здание детской клиники. — Малыш сейчас там. Если хочешь, можешь на него посмотреть. Я же тебе про него рассказывал. Завтра я оперирую его по поводу атрезии трехстворчатого клапана.

Но Филипп по-прежнему молчал.

— Ты мне веришь? — умоляюще спросил Деон.

— Верю, если ты этого хочешь.

Деон отвернулся.

— Значит, не веришь.

Какое-то время он ждал ответа, но Филипп молчал.

— Что мне делать? — спросил Деон наконец. — Что мне делать?

Филипп оглядел его спокойно, почти безучастно.

— Этого я тебе сказать не могу.

Деон взмахом руки обвел ждущий город внизу, больницу, серую в дымке даль и развалины того, что некогда было стеной.

— Я не знаю, — проговорил он. — Господи, я ничего не знаю.

Под вечер он сидел один в ординаторской напротив входа в операционный блок, где он несколько минут назад закончил свою последнюю в этот день операцию. Его ассистенты еще зашивали разрез, и он пока какой-то частью сознания оставался в операционной и следил за ловкими неторопливыми движениями людей вокруг стола. Они расслабились и обмениваются шутками, потому что операция прошла хорошо. Какая-то его часть оставалась там, но другая отъединилась от всего этого так, будто коридор был пропастью слишком широкой, чтобы можно было через нее перепрыгнуть, и ему оставалось провести остаток своей жизни в одиночестве, у этого ее края.

Он сидел один, а газета лежала на кресле напротив, точно таком же, как жестковатое, с обивкой из искусственной кожи кресло, в котором сидел он, как сотни тысяч точно таких же стандартных изделий мебельной промышленности. Газету положили на ручку. (Нарочно, чтобы заголовок сразу бросился ему в глаза, едва он войдет в ординаторскую? Преднамеренно положена так? Да. Но кем? Это уже неважно. Ему даже не хотелось знать, кто из его сотрудников втайне ненавидит его, желает ему зла и нанес ему этот мстительный удар. Ему было все равно.) Затем его взгляд упал на фамилию Филиппа, на соседний заголовок, сознание осмыслило газетный жаргон, и он втянул воздух сквозь зубы.

Огромные буквы поперек страницы кричали: «ГЛАВНЫЙ ХИРУРГ ДАЕТ ДЭВИДСУ ПО РУКАМ». И ниже курсивом: «В эксперименте с эмбрионами замешаны громкие имена».

Не веря собственным глазам, словно очутившись в мире, где реальность утрачена, а законов природы больше не существует, Деон прочел:

«Профессор Терций Снаймен, хирург, осудил сегодня утром на пресс-конференции эксперименты с человеческими эмбрионами, проводимые знаменитым цветным ученым-генетиком профессором Филиппом Дэвидсом. Профессор Снаймен считает эти опыты аморальными и бесцельными. Университетские власти совместно с представителями министерства здравоохранения ведут расследование всех аспектов этого эксперимента, и, в частности, того источника, из которого доктор Дэвидс получал необходимый ему материал. Профессор Снаймен сообщил, что ожидаются сенсационные разоблачения и, возможно, тут замешаны видные деятели медицины».