Карьера подпольщика (Повесть из революционного прошлого) - Семён Филиппович Васильченко

комитет пригласил на общее собрание. Собрание это предложило всем бастующим избирать своих представителей в общий революционный орган, который тоже объявлял себя Советом Рабочих Депутатов.

Выборы начались повсеместно. Милон Гурвич предложил текст обращения к населению от имени вновь объявленного Совета и был избран его председателем. В качестве его товарищей выдвинулись пожилой столяр с Асмоловской фабрики Орлов и из мастерских представительный и авторитетный рабочий Бочаров.

Клара Айзман стала во главе депутаток от работниц табачных фабрик.

Городская буржуазия, оставленная в эти дни без света, без воды и даже без хлеба, ибо Совет распорядился работ в кондитерских не производить, оставив в ходу только булочные, выпекающие дешевый хлеб, заволновалась и по почину нескольких либеральных гласных в городской управе началось митингование общественных деятелей буржуазии.

Управа направила делегацию в Совет с просьбой о возобновлении приостановленной работы водопровода, электрической и телефонной станций.

Совет делался диктатором. Сторонники старого режима, уже до того объединившиеся в союз истинно-русских людей, почувствовав, что наступают последние часы царизма, заволновались и начали усиленные совещания в ротонде городского сада, где у них была чайная. Сапрыкин совершил несколько экскурсий по городу и назначил в ротонде собрание, призывая учащуюся молодежь и «благонамеренные элементы общества» дать отпор революции. Несколько инвалидных госпиталей и спасавшиеся в тылу полувоенные чиновники филантропических учреждений объединились под кровлей черносотенной чайной и здесь стали следить за действиями революционеров.

Сильно изумился бы Матвей, если бы он узнал, что правою рукою Сапрыкина в деятельности всей истиннорусской банды союза был неокончивший гимназию молодой саврас Ковалев, из рук которого давно когда-то Матвей отнял Семена Айзмана, когда тот прибежал звать его из лавки играть в дом банкира к маленькой Боне. Громилы комплектовались именно этим юнцом, легально числившимся на должности секретаря местного отделения общества „Красного Креста“.

Не успела развернуться первая волна стачки и оформиться Совет Депутатов, как пришли вести о том, что правительство дрогнуло и издало манифест, возвещающий о политических свободах, свободу стачек, собраний, печати и амнистию.

Эта новость немедленно стала известной митинговавшим собраниям рабочих и в редакцию Переваловской газеты полетели запросы, требующие подтверждения полученного известия.

Тут же появился экстренный выпуск газеты с изложением текста манифеста, и всякому недоверию был положен конец. Горожане высыпали на улицу.

Клара Айзман пошла в этот день на митинг, устроенный ее недавними подругами, ученицами гимназии, и по дороге тоже узнала о манифесте. Когда она пришла на собрание в гимназию, здесь приготовились итти на демонстрацию, так как Совет решил требовать немедленного освобождения политических заключенных.

Вместе с группой учениц Клара вышла на улицу, а затем, увидев, что рабочие толпами направляются по Садовой к тюрьме, пошла домой, чтобы взять приготовленное ею для возможных выступлений знамя.

Выйдя со знаменем, она присоединилась к первой же попавшейся толпе. Это были рабочие жестяного завода Рысса. Став во главе их, она направилась с ними к тюрьме. У рабочих было ликующее настроение, они шли и не переставали кричать: „Да здравствует свобода! Ура! Долой самодержавие! Ура!“

Так они очутились на тюремной площади, которая уже волновалась от собравшейся на ней массы народа.

Заключенные из тюрьмы махали собравшимся платками и истошным голосом выкрикивали лозунги революции.

Сперва либерал Сватиков, а потом Милон Гурвич в одном месте, Черный Утопленник — в другом, доктор Друцкий — в третьем, говорили речи, успокаивая бурно настроенную толпу.

К градоначальнику была послана делегация с требованием освобождения заключенных и эта делегация, возвратившись, сообщила, что заключенные будут освобождены после того, как очистится площадь.

После разъяснения этого условия градоначальника и призыва разойтись, демонстранты неохотно начали расходиться.

Кларе Айзман не верилось, что они так, не добившись освобождения арестованных, и должны будут ни с чем уйти.

Она, стоя со знаменем, остановила проталкивавшегося мимо нее „Архангела“, выражая ему возмущение по поводу действия властей, напала было на попавшегося под-руку Емельяна, но те, растерянно обменявшись с ней одной-двумя фразами, шли разыскивать других товарищей или подходили ближе к тюремной стене и перекликивались с сидевшими в верхнем этаже Сократом, Сабининым и другими политиками.

Толпа все больше редела, наступал вечер. В тюрьме зажгли свет в камерах.

Увидев как сгущаются потемки, Клара решила, что и ей пора найти кого-нибудь из знакомых, чтобы вместе возвращаться в город.

Вдруг она услышала какой-то шум со стороны Сенной улицы, по которой приходили демонстранты и увидела, что оттуда бегут расходившиеся рабочие.

С необдуманным любопытством она направилась в эту сторону и вдруг вплотную столкнулась с выскочившей на площадь толпой хулиганов.

— Эй! Вот жидовка! Бей проклятую пархачку!

Клара попыталась было метнуться назад, бросив тяжелое древко знамени.

Но было уже поздно.

Руководивший черносотенной бандой секретарь „Красного Креста“ Ковалев схватил брошеное знамя и с разгона ударом, нанесенным концом древка в спину, свалил с ног девушку.

Клара вскрикнула.

Ковалев ударил ее ногою по голове. Подскочившим другой черносотенец выпустил в лежавшую девушку из револьвера заряд, который попавший ей в бедро.

Клара застонала.

Затем банда рванулась дальше.

Секунду толпа не понимала, что происходит. Затем, когда прозвучали первые выстрелы, кое-кто из рабочих бросился к мостовым и, ища по дороге камней, стали ими защищаться.

Еще одним выстрелом союзники свалили мастерового петельной фабрики Ваню Карандаша. Не успевшие уйти мастеровые попытались разобрать частоколы вокруг уличных акаций и палками оказать сопротивление громилам, кое-где завязалась драка. Вдруг площадь огласилась гиком и с переулка выскочили казаки. Они понеслись на рабочих. Мгновенно площадь опустела, черносотенцы с криком «бей жидов» направились в еврейские кварталы города, оставляя на площади смертельно раненую Клару и убитого мастерового. Через несколько минут возле тюрьмы никого почти не осталось.

Стоявший на углу старик услышал с тротуара стоны Клары и направился на помощь к девушке.

* *

*

В то время, как рабочие сходились на тюремную площадь и население ждало освобождения заключенных, на Темернике встречавшиеся рабочие делились сообщениями, впечатлениями об общей радости и едва не целовались друг с другом по поводу провозглашенной и теперь уже обеспеченной, как им казалось, свободы.

Новость о манифесте принес один из дружинников и на пожарную каланчу темерницкого поселка, где собралось несколько жителей для того, чтобы поиграть с пожарными в шашки и выпить угощение у справлявшего здесь именины пожарного.

В этой компании был на этот раз находившийся здесь немного «под мухой» отец Сабининых.

Старый псаломщик с всклокоченной бородой и растрепанными волосами нашел среди пожарных пару постоянных собутыльников и, зная, что здесь пахнет водкой, притащился сюда, чтобы промочить рюмкой горло.

Уже по дороге зацепившийся за него какой-то мастеровой упрекнул его:

— Мнешься