Второй шанс на счастье - Ника Грон

касаться. И подходить ближе, чем на два метра. Я прекрасно помню, как мило вы валялись на кровати.

— Слушай, Лисар, а ты ничего не перепутал? С чего ты взял, что проведенные ночи со мной позволяют тебе что-то мне приказывать? — мигом вспыхнула я, — Ты можешь сколько угодно ревновать, но почему от этого должна страдать я?

Кажется, мне не стоило все это говорить, так как после моих слов в глазах мужчины появилось уже знакомое выражение, не предвещающее мне ничего хорошо. И я смогла в этом убедиться практически сразу же.

— Непонятливая моя, — щеку обжег злой шепот, — Ты уже сделала свой выбор. Ты сказала мне да, а значит ты моя. И как бы ты сейчас не возмущалась, как бы не противилась, слов назад не вернуть. Поэтому… да я буду указывать, что тебе делать, а что нет, если, конечно в том будет необходимость.

А потом меня поцеловали, чтобы тут же с шипением отстраниться. Со злорадством посмотрев, как из укушенной мною лично губы стекла тонкая полоска крови, я пропела:

— Не сотвори себе врага своего… особенно если это злая и обиженная женщина, мой дорогой. И да, больше такой ошибки я не повторю, слово «да» в общении с тобой под запретом!

— Если тебе так удобно думать — на здоровье, — снисходительно улыбнулся мужчина, доставая из внутреннего кармана плаща белый платок и вытирая губу, — Но я, к твоему глубокому сожалению, успел слишком хорошо тебя узнать, моя чувственная девочка, и я прекрасно знаю, что и как нужно делать, чтобы услышать твое прелестное «да» или «да, продолжай».

От столь неприкрытого намека я разом возмущенно покраснела. В голове сразу появились яркие картины прошедших дней, и пришлось признать, что да, ему действительно ничего не стоит получить от меня это самое треклятое «да» и все, что ему захочется. Вывод? Не допускаем больше данного тиэра к своему телу, иначе эту битву мы проиграем. Впрочем, этими самыми намеками Элисар и навел меня на один вопрос, озаботиться ранее которым я была не в состоянии:

— Слушай, возможно, это сейчас не вовремя, но… мы ведь с тобой никак не… ну в смысле… — увы, задать его вслух не получалось, и все что мне оставалось — краснеть и бледнеть, внутренне коря себя за ненужную стеснительность.

Увы, помогать мне с рождением мысли дядя никак не собирался — только смотрел все понимающим взглядом и с легкой полуулыбкой наслаждался моим состоянием. В какой-то момент это разозлило, и я все же выдала:

— Я могу быть беременной после всего произошедшего?

— Ах ты об этом… Нет, я озаботился данными вопросом сам, — легко пожал плечами мужчина, но видя, что подобным ответом я совсем не удовлетворена, пояснил, — Тот травяной настой, что ты пила каждое утро. Им наши женщины не допускают ненужной беременности.

Такой серьезный подход к делу восхищал. Злил, почему-то неимоверно, но в том же время действительно вызывал восхищение. Все же, как бы Элисар себя не вел, он оставался тем самым взрослым и опытными мужчиной, которому, мамочки! уже давно перевалило за сотню лет.

Напоминание о возрасте мужчины подействовало отрезвляюще. Почему то до этого я старательно вытесняла данную информацию, не желая быть ей травмированной. Он ведь действительно взрослый, самодостаточный и очень опытный мужчина. Как бы я не старалась, он всегда будет на шаг впереди, история с настойкой тому подтверждение, поэтому, если захочет, каменная крепость в моем лице, в любом случае падет на милость победителя. А уж с учетом моих непонятных чувств к нему, и подавно. И куда я только умудрились вляпаться?

То, что мужчина мне попался тиран, я смогла убедиться только что, ведь мне ясно дали понять, что собираются контролировать. Да, возможно в древние века, когда люди бегали в шкурах зверей и охотились на несчастных мамонтов, подобная позиция мужчины дам приводила бы в восторг, вот только сейчас совсем не каменный век, и я не примитивная женская особь, чтобы падать в радостный обморок от брутального рыка: «Моя!» и поводка на шею. Вот вообще не воодушевляет, честное слово.

Попробовать перевоспитать мужчину, которому чуть больше сотни лет? Звучит слишком невероятно, даже для меня.

И что нам тогда остается? Ну, кроме как подчиниться и забыться? Что, неужели ничего? Печально.

«В крайнем случае, если Элисар позволит себе слишком наглеть, пожалуюсь Хассиру. Он, если что, поможет» — с мрачным удовольствием подумала я. К сожалению, это была последняя моя мысль, так как в следующую секунду произошли две вещи: за стенами экипажа раздался непонятный грохот, жалобное ржание стигмов, и в мгновение земля поменялась с небесами местами. Экипаж с грохотом куда-то летел, а нас швыряло из стороны в сторону по небольшому пространству экипажа, с силой прикладывая по особо нежным местам твердыми деревянными стенами. Конечно, Элисар всеми силами старался защитить мое тщедушное тело от травм собой, но, увы, меня это не спасло. В очередной раз взлетев к потолку, я каким-то невероятным образом умудрилась приложиться затылком об деревянную балку, коих здесь было великое множество. Мир взорвался болью. Свет померк. Конец.

Часть 19

Когда вскрываются все карты,

А в масках больше нет нужды;

Не позволяй цветами обмана,

Дать всем вокруг свои плоды.

Знаете, это ужасно раздражающее чувство, когда ты спишь, тебе снится потрясающе сладкий сон, и вдруг, из объятий грез тебя выдирают просто самым варварским образом — ведром ледяной воды на голову? Нет? Вот и я до этого момента была лишена столь необычного «удовольствия».

Стоило только открыть глаза, как голова взорвалась болью, и я, не сдержавшись, сквозь зубы простонала парочку заковыристых ругательств. Конечно, головная боль от этого не прошла, но морально я хоть чу-чуть, но получила удовольствие.

— Полностью тебя поддерживаю, дочь моя, — мрачно раздалось откуда-то со стороны на абсолютно идеальном русском. Впрочем, на нем же я и ругалась. Удивленно распахнув глаза, я еще минуту с недовольным шипением смаргивала слезы, потому как яркий свет факелов неожиданно больно резанул по глазам. Ну вот, теперь у меня, видимо, еще и светобоязнь появилась! Впрочем, понимание того, ГДЕ я нахожусь, мгновенно заставило забыть и о боли в затылке, и о слезящихся глазах.

В темницах я за свою короткую, но бурную жизнь, конечно же, не была, а помещение, в котором я находилась, по-другому назвать было невозможно: каменный мешок с тонкими полосками окон где-то под самым потолком, решетка вместо двери и кандалы, коими я оказалась прикована к стене.

— Вот это я попала… — глубокомысленно изрекла