Повелитель Вселенной - Памела Сарджент

Она прильнула к нему.

— Если мне надо ехать с тобой, — сказала она, — я поеду охотно.

Он и так мог бы заставить ее, к чему терзать его слезами и мольбой. Хулан подумала, сколько погубил монгольский хан мэркитов и других. Она, возможно, станет женщиной того, кто искусней всех в войне, которую она ненавидела больше всего.

Хулан с отцом покинули холмы, поросшие лесом, только с пятью воинами и двумя заводными лошадьми. За день они добрались до менее лесистой местности и там заночевали.

Теперь перед ними расстилалась степь с ее порыжевшей травой. Они проехали совсем немного и заметили, что трава выбита лошадиными копытами в восточном и западном направлениях. Хулан захотелось вернуться в лес и спрятаться.

Солнце было уже высоко в небе, когда в отдалении они заметили монгольский отряд. Вскоре монголы поскакали к ним, взяв пики наизготовку. Дайр Усун приказал остановиться и поднял руки.

— Мы пришли с миром, — крикнул он.

Монголы окружили их и остановились. Всего их было десять, девятеро быстро достали луки и прицелились. Командир их опустил копье и спросил Дайра Усуна:

— Кто вы и откуда приехали?

— Я Дайр Усун, вождь увас-мэркитов. Я приехал из того места, где укрывался, и хочу сдаться Чингисхану.

Карие глаза монгола широко раскрылись. У него были большие глаза, делавшие его хорошо вылепленное лицо еще более привлекательным. Это был молодой человек лет двадцати, со смуглой красноватой кожей и черными усиками.

— Приветствую тебя, Дайр Усун, — сказал он. — Наш хан обрадуется твоей сдаче.

— Мое племя очень пострадало и не хочет больше враждовать с вами. — Дайр Усун вытянул вперед руки, повернув их ладонями вверх. — Я готов присягнуть Чингисхану и передать ему в дар свою дочь, которая мне дорога. Зовут ее Хулан, и если она понравится хану, я прошу только пощадить мое племя, когда оно будет сдаваться.

Хулан поправила платок, прикрывавший нижнюю часть лица, когда молодой человек взглянул на нее. В седле он казался высоким. Его красивое лицо просияло в улыбке. Он махнул рукой, и монголы опустили луки.

— Без большой охраны вы не проедете, — сказал он, оборачиваясь к Дайру. — Многие из наших рыскают поблизости, готовые поубивать всех встречных мэркитов. Меня зовут Наяха, я сотник. Мой стан поблизости, можете остановиться там.

Дайр Усун кивнул.

— Пока наши лошади отдыхают, не могли бы вы объяснить нам, где найти хана?

Наяха нахмурился.

— Не советую вам путешествовать одним. Вам повезло, что я наткнулся на вас. Лучше оставайтесь у меня, пока я не смогу доставить вас хану в целости и сохранности.

— Благодарю вас, — сказал Дайр Усун.

Хулан украдкой взглянула на Наяху, и все поехали следом за ним. Она всегда надеялась увидеть такого мужчину среди своих поклонников. Несколько человек уже пытались купить ее у отца, все со строгими глазами и громкоголосые, с могучими телами и дублеными лицами. Ни у одного из них не было теплого открытого взгляда Наяхи, никто из них так изящно не сидел в седле.

Руки ее крепко сжимали повод. Она сказала себе, что ей повезет, если они смогут переждать в его стане некоторое время, и что ей не хочется торопиться к монгольскому хану.

В стане Наяхи было всего десять небольших юрт, поставленных на невысоком холме. Кое-кто из его людей пас лошадей, другие сидели у юрт и чистили мечи и ножи. Наяха оставил мэркитских воинов на попечение своих людей, повел Хулан и Дайра Усуна в юрту, а потом вернулся, чтобы поговорить со своими воинами.

В юрте было несколько седел, на стене висели луки и саадаки. Земля была покрыта шкурами, а на пригорке в центре горел небольшой костер.

— Сотник, кажется, неплохой парень, — сказал, усаживаясь, Дайр. — Путешествовать тут опаснее, чем я думал, но у нас не было выбора.

Хулан грела руки над костерком. Наяха был не таким высоким, каким он казался в седле. Она не поднимала голову, взглянув на него лишь украдкой. Она освободила лицо от платка, а потом и вовсе сдернула его с головы. Под шубой у нее был ее еще детский халат, но Дайр настаивал, чтобы она ходила с покрытой головой, как взрослая женщина.

Их окликнул чей-то голос, в дверном проеме стоял Наяха. Хулан обернулась к нему. Глаза его широко раскрылись, рука замерла на саадаке, она тоже смотрела на него, не отрываясь. Лицо ее запылало, покраснел и Наяха.

Словно терновая колючка больно вонзилась в ее сердце. Она помнила, как некоторые девушки говорили об этом чувстве, о лихорадочной дрожи, о боли такой, будто стрела ударила. Наверно, Наяха испытывает то же самое, она видела это по его покрасневшему лицу и сияющим глазам.

Он быстро повесил свое оружие.

— Большая часть моих людей в дозоре, — сказал он, — но они вернутся к ночи. — Он подошел к Дайру Усуну и сел справа от него. — Я послал двух людей на юг в стан Чингисхана, чтобы известить его о вашем приезде. Когда станет побезопасней, сам препровожу вас туда. Вы с дочерью можете оставаться в этой юрте под охраной своих людей. Я со своими воинами буду ночевать в других юртах.

Хулан села слева от отца. Наяха посмотрел на нее, она опустила глаза.

— Жаль, что я могу предоставить в ваше распоряжение лишь эту бедную походную юрту, — добавил молодой человек.

— До сих пор мы жили в лесу, — откликнулся Дайр. — Эта юрта вполне нас устраивает.

Наяха взял флягу, висевшую на деревянной раме.

— И кумыса у меня очень мало.

Дайр Усун кивнул.

— Это как раз то, чего мне не хватало. — Наяха попрыскал кумысом пол и вручил ему флягу. — Я воевал против Тэмуджина многие годы, но говорят, он прощает старых врагов.

— Верно, — сказал Наяха. — Я сам еще три года назад воевал против хана.

Дайр удивился.

— В самом деле?

— Я баарин, и мои родные присягнули вождям тайчиутов. Мой отец Ширгугету был слугой Таргутая Курултуха. Я был в арьергарде, когда мы выступили в поход с гур-ханом Джамухой против Чингисхана.

Дайр Усун откашлялся.

— На той войне у меня погиб сын.

— Многие потеряли сыновей, когда Тэнгри наслал на нас бурю. Мы помчались обратно в свой лагерь, и Таргутай бежал оттуда, оставив многих на милость врага. Тогда-то я и пожалел, что присягнул ему. Мы с ним и его охраной скрывались в лесах несколько дней, а потом мой отец сказал моему брату Алаху и мне, что пора подумать о самих себе.

Дайр передал флягу Хулан.

— Выходит, вы сдались.

— Отец сказал, что надо взять Таргутая в плен и доставить Чингисхану. Он был уверен, что получит большую награду за него. Так что однажды ночью мы схватили его, связали и бросили в кибитку. Когда другие пытались вступиться за него, отец сел на Таргутая, приставил нож к его горлу и сказал, что отправит на тот свет, если люди подойдут.

Хулан вернула флягу. Пальцы Наяхи коснулись ее руки, когда он принимал флягу.

— Таргутай умолял своих людей не пытаться освободить его. Он сказал, что знал Тэмуджина еще мальчиком, и что бы там ни было, он тогда пощадил Тэмуджина, и хан может простить его за это. Когда его люди увидели, что отец непременно убьет его, они нас выпустили. Наверно, они презирали его, как и мы, видя, как он цепляется за свою жизнь.

— И какую же награду вы получили от Тэмуджина? — спросил Дайр Усун. — Следует думать, что он не слишком добро обошелся с Таргутаем, поскольку с той битвы я ничего не слышал о тайчиуте.

— К тому я и веду, — сказал Наяха. — Я сомневался в замысле отца, и по дороге мне пришло в голову, что хану не понравится то, что мы сделали. Какой бы ни был Таргутай, мы присягнули верно служить ему. Я спросил отца, как же хан может вообще доверять людям, предавшим своего вождя. Они с Алахом спорили со мной, но в конце концов поняли, что я рассуждаю правильно. Мы срезали нуты с Таргутая, дали ему лошадь и сказали, что он свободен. Он не сдался потому, видимо, что не слишком верил в великодушие Чингисхана. Мы поехали и сдались сами.

— Раз вы живы, — сказал Дайр Усун, — то я полагаю, что вы не рассказали Тэмуджину обо всем.

Наяха покачал головой.

— Пришлось рассказать. А что, если схватят людей из охраны Таргутая, или они сами сдадутся и расскажут хану, что мы поехали к нему с их вождем? Мы только и надеялись, что на правду. Отец рассказал хану, что мы везли к нему Таргутая, но потом поняли, что предавать вождя не стоит, и отпустили его.

Дайр, слушавший, затаив дыхание, выдохнул:

— И ваши головы все еще у вас на плечах?

— Он похвалил нас, сказав, что не стал бы иметь дела с людьми, которые не оправдали доверие своего вождя. Потом, когда отец признался, что они с Алахом последовали моему совету, хан удостоил меня еще больших похвал. Тогда мне было всего шестнадцать, но он назначил меня сотником и сказал, что ожидает великих дел от такого умного молодого человека, так что, как видите, я совершил правое дело. — Наяха хлебнул из фляги и вытер рот. — Если бы мы доставили к нему Таргутая, мне кажется, он бы убил нас, а нашего вождя пощадил.