"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Мазуров Дмитрий

— Тогда три пятерки куда круче чем две, а уж четыре и вовсе открыв башки, но у тебя всего две пятерки… — говорю я, но тут же спохватываюсь, зачем я задал этот вопрос? Ну вот зачем?

— А две пятерки потому, что два — это же нигэнрон. — тут же поясняет Хината: — дуализм вселенских начал. Инь-ян, мужчина-женщина, тьма-свет, хаос и порядок, энергия и энтропия, Светлая Я и Темный ты. Само понятие дуализма…

— Так! Все, хватит! — прерываю ее я: — мне только лекций по нумерологии с утра не хватало. Время сколько? Пять тридцать, вы с ума сошли в такую рань меня будить? Зачем?

— Ты меня не слушаешь — укоризненно глядит на меня Хината: — пять это годзё, пять добродетелей, пять это гогё, пять движущих начал, пять это…

— А ну-ка прекрати! — я вскакиваю с постели и ловко хватаю Хинату за ухо: — будешь ты старшему брату лекции в пять утра читать! Я и сам могу тебе лекцию прочитать!

— Ай! — говорит Хината и хватается за мою руку: — Ай!

— Например лекцию о том, что надо соблюдать границы частной собственности и тайны личной жизни! Мало ли что у меня в комнате может твориться, я взрослый уже мужчина, а ты сюда с подругой вломилась! Кроме того, я ж на защелку закрылся, как ты вообще сюда смогла попасть?!

— К-кента-аники! — пищит красная Айка: — Не надо!

— А ты вообще помолчи, извращенка малолетняя — отвечаю я ей: — сейчас и до тебя доберусь. Ладно Хината, у нее родня вся такая… ненормальная. Но ты, Айка! Ты же у нас высокоморальная школьница! От тебя я не ожидал! Ты же у нас светоч морали и сдержанности!

— К-кента-аники! — повышает голос Айка, снова пряча лицо в ладонях.

— Ай! Отпусти! Ухо красное станет! Мне в школу! — кричит Хината шепотом. Как можно кричать шепотом? Она — умеет.

— Ну уж нет, Айка, я от тебя не отстану. Хватит с меня. Я терпел, пока ты тут хвостиком за Хинатой ходила, но должна же у тебя быть и своя голова на плечах! Хината на тебя дурно влияет! Фотки продает непристойные, свидания на аукцион выставляет… разве это портрет законопослушного гражданина страны? — говорю я, отпуская ухо Хинаты: — Так ты покатишься по наклонной и скоро начнешь носить джинсы клеш и покрасишь волосы в розовый с синим цвета.

— К-кента-кун! — Айка отворачивается от меня и упирается взглядом в стенку: — П-почему ты трусы не одеваешь на ночь?! Извращенец!

— Что? — смотрю вниз и понимаю, что да. Трусов на мне нет. Неужели Хината во сне стянула?! Снова хватаю Хинату за ухо, на этот раз за другое.

— Ты чего себе позволяешь, мелочь пузатая? — спрашиваю я у нее: — Где мои трусы?! Фетишистка!

— Ай! Да не брала я их! Отпусти! — Хината хватается за мою руку: — Нужны мне они больно!

— Ты мне дурочку не разыгрывай! Кто кроме тебя мог у меня во сне трусы стянуть?!

— Да вон они! На тумбочке лежат! Отпусти меня! Ай! — на глазах у Хинаты появляются слезы и я отпускаю ее. Оглядываюсь. На тумбочке и правда лежат трусы. Мои трусы. Вот только… они чистые и даже выглаженные. И клочок бумаги, сложенный журавликом оригами. Сажусь на кровать, прикрываюсь одеялом, дабы у Айки в голове ничего не лопнуло, разворачиваю журавлика. Ага. Надпись. Каллиграфическим почерком, да еще и в стиле раннего Басё.

— Ого! — заглядывает через плечо Хината, потирающая ухо: — Смотри-ка! — она встает в позу и декламирует стих, написанный на журавлике: — Стыда легкое облако, испытываю я словно вор в ночи, надо трусы постирать…

— Нечего чужие послания читать. — отвечаю я, поспешно пряча записку.

— Это мама! — восклицает Хината: — это мама у тебя трусы изъяла чтобы постирать! А ты на меня напраслину возвел! А еще брат называется! Сразу самое плохое про меня думаешь! Я бы твои трусы не стирала!

— Ээ… кгхм… — выдаю я и чешу в затылке. И правда, неловко вышло.

— Кента-кун? Уже можно поворачиваться? Ты трусы натянул? — спрашивает отвернувшаяся к стенке Айка.

— Нет! — хором с сестрой рявкаем мы и Айка вздрагивает и снова упирается взглядом в стенку.

— В самом деле, надень уже трусы. — говорит Хината: — у Айки психика хрупкая, она еще девочка, а ты ей в прошлый раз и так все внутри поломал… когда голышом на кухне яичницу жарил. Это же намек такой, да?

— Все. Пошли прочь из моей комнаты — командую я: — Оденусь — спущусь вниз, поговорим, так уж и быть. Надо же отдать должное вашей наглости.

— Пошли, Айка-чан, глаза закрой, я тебя за руку выведу — тянет Хината Айку за руку к двери. Айка идет за ней — прищурив глаза, но я-то вижу, что она бросает быстрый взгляд на меня, сталкивается с моим взглядом, снова вспыхивает и торопится за моей сестренкой. Дверь закрывается. В сухом остатке — моя сестренка своего добилась, я встал, бодр и сна ни в одном глазу. Мелкая манипуляторша, куда там Юрико до нее. Бедный у нее мужик будет… эх, надо спуститься и проверить, чего эти двое опять удумали. И перед Хинатой извиниться, что на нее подумал… надо же, мама у нас оказывается ниндзя. Я и не почувствовал ничего…

Внизу, на кухне — уже суетится мама. Никогда бы не подумал, что она так рано встает, а с другой стороны, сколько времени занимает всей семье с утра завтрак из трех блюд приготовить? Да еще и упаковать красиво в лакированные коробочки бенто, раньше у нас пластиковые контейнеры были, вроде и удобно, и симпатично, но со времен знакомства Натсуми с моей мамой — у нее появились лакированные коробочки разных цветов. То ли сама купила, увидев такую у Натсуми, то ли еще что… с Натсуми станется подарок дорогой сделать. Вспоминаю На-тян и на душе становится немного грустно. Да, смерть это не конец, а только начало, но все равно грустно. Вздыхаю, пододвигаю к себе стул и сажусь.

— Доброе утро! — мама целует меня в лоб и ставит передо мной плошку с мисо-супом. Да, суп с утра — традиция здесь такая. Кроме супа — еще омлет, вернее жаренный рис, завернутый в омлет. Все эти анимешные условности и традиции — завтракать ломтиком хлеба на пути в школу, это мамой не одобряется. Мама считает, что завтрак — самый важный прием пищи и что немаловажно — полностью ею контролируемый. Потому каждый член семьи при выходе во враждебный внешний мир должен получить свою порцию питательных веществ, всех этих животных белков, насыщенных жиров и сложных углеводов, а также витаминов, минералов и любви. Потому что завтрак готовится мамой с любовью, вот так.

— Доброе утро, ма! — отвечаю я. Ситуацию с трусами я собираюсь замалчивать и игнорировать. Может принято так, чтобы мама ночью с детей трусы стягивала и стирала, кто их знает… нет, в памяти у Кенты такого ничего нет, но мало ли… забыл.

— Ты на этих двоих непосед внимания не обращай — говорит мама и накладывает мне омлет с жаренным рисом, ставит плошку для соуса: — они по тебе соскучились сильно. Хината вон, все глаза проглядела «где же братик и когда меня Бьянка-анэки на своем автомобиле покатает».

— Ну мама! — тянет Хината, которая трет свои покрасневшие уши: — Мам!

— И Айка-тян тоже соскучилась — продолжает мама, накрывая на стол: — как про тебя речь зайдет, так покраснеет вся! Я ей правда уже сказала, что у нее конкуренция сильная и что она только третьей женой сейчас может стать…

— Неправда! — пищит Айка и снова отворачивается в сторону: — Не было такого!

— Да и я по тебе соскучилась… — мама садится напротив, опускает голову на ладонь руки и наклоняет ее, глядя на меня. Я немедленно давлюсь супом. К такому жизнь меня не готовила. Как человек с комплексом неполноценности я тут же начинаю подозревать подвох — как только меня начинают где-то любить особенно сильно — тут же начинаю чувствовать себя не в своей тарелке.

— Кха-кха! — откашливаюсь я: — аа… я, пожалуй, пойду… Мне сегодня в Академию очень-очень рано нужно! У меня… коллоквиум! И эссе сдавать!

— Ступай. Только поешь сперва. Если будешь плохо есть, то станешь худым и вялым, перестанешь девочкам нравится. Бьянка и Сора тебя бросят. Останемся мы с тобой сыночка одни… — горюет мама, положив голову на ладошку: — эх… вот так растишь, растишь человека, а кто-то пришел и увел из семьи. Несправедливо, скажи, Айка-тян?