"Фантастика 2023-174". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Мазуров Дмитрий

— Я знаю. — опускает глаза она: — Именно, потому что знала… Сора никогда б меня не отпустила. Она бы сама ушла. Или… кто другой. А я… я не могла этого допустить, понимаешь?!

— Не понимаю. Вы же команда. Делать такое за спиной у них… ты подумала каково им будет, когда они узнают? Ладно, сейчас не такие уж высокие ставки, но когда заговорит тяжелая артиллерия — что тогда? Будешь так же принимать решения пожертвовать собой ничего не сказав другим?

— … молчит Юрико, внимательно изучая свой кофе. Только сейчас замечаю рядом с ней металлический кофр, большой чемодан на колесиках и с ручкой, с такими отправляются в далекие путешествия. Чемодан, сумочка, дорожная одежда. Она куда-то собралась?

— Знаешь, я все равно хотела с тобой поговорить. — наконец она поднимает свой взгляд на меня: — До отъезда. Потому что ты можешь меня понять и даже если не мог бы — все равно мне надо кому-то высказаться. Я не могла рассказать это на шоу, потому что им еще оставаться, и я не хотела бы делать их ношу еще тяжелей. А еще я бы хотела, чтобы они запомнили меня такой, какой я была все это время.

— Ты как будто прощаешься и мне это не нравится — замечаю я: — куда собралась?

— Давай мы сделаем все по порядку. — улыбается она: — Ты не будешь меня перебивать и убеждать в том, что все совсем иначе и тогда это сэкономит нам время. Ты сможешь переубедить меня в самом конце, один раз. Или нет. Тут как пойдет.

— О. Конечно. Извини. — киваю я. Не перебивать девушку, пока она будет произносить свой давно запланированный монолог. Обычно такие вот монологи называют «монологами злодея» ну или «откровениями героя перед смертью». Выслушаем и решим, к какой категории отнести сегодня ее речь. Кое о чем я догадываюсь, но все же… высказаться важно не только и даже не сколько для того, чтобы передать информацию. Порой это необходимо для того, чтобы снять груз с души, поделиться, порой высказаться — значит осознать самому, воплотить что-то, о чем догадывался, но не был уверен. Порой высказаться — все равно что сделать. Потому я затыкаюсь и вопросительно смотрю на Юрико. Она снова опускает взгляд вниз, в свою чашку с капучино.

— Знаешь, когда отец начинал всю эту историю с «Божественными деньгами» — он хотел, чтобы люди объединились против всей этой бездушной капиталистической системы. Он говорил, что банки и правительства всего мира обманывают простых людей, выпускают бумажки, которые не имеют никакой ценности, но простые люди обменивают свое время, свой труд и здоровье на эти бумажки. Что налоги — это грабеж бедных богатыми, что ипотека и кредиты — это узаконенное рабство, система порабощение обычных людей. Что у простого человека в Японии нет никаких шансов стать богатым или успешным нет, потому что любая работа, на которую он устраивается — не дает ему никакого шанса. Почему? Потому что это — рабство. Никто не отпустит своего раба на свободу. Взгляни на какого-нибудь сотрудника обычной фирмы, менеджера или клерка, они вынуждены работать по двенадцать часов в сутки и при этом почти половину этого времени он тупо сидят за экранами своих компьютеров, не делая ничего полезного. Это отупляет. С точки зрения эффективности труда — разве не было бы проще сократить рабочий день? Платить как прежде, просто отпускать всех домой после шести часов работы? — Юрико пожимает плечами.

— Никто так не делает. Потому что главная цель у начальника здесь не в том, чтобы работа была сделана быстрей или эффективней. Цель в том, чтобы поработить человека, заставить его выполнять тупейшую, нудную и глупую работу, чтобы он перестал испытывать любопытство, чтобы он отупел, чтобы лишить его воли и амбиций. Это рабство, потому что оттуда нет выхода. Он не может бросить работу, потому что иначе не выплатит ежемесячный платеж по ипотеке, медицинские счета, кредиты и многое другое. А устроиться на другое место или там писать картины после работы, изучать языки или пытаться стать знаменитым писателем — у него уже нет сил. Потому что после двенадцати часов работы у них уже есть силы только на то, чтобы упасть и спать. А по пятницам еще и обязательные посиделки с коллегами. Еще одна форма эксплуатации работников. — Юрико прерывается и отпивает немного кофе. Морщится. Не нравится ей здешний кофе. Отодвигает чашку от себя.

— Мой отец верил в то, что если все простые люди объединятся, то они смогут преодолеть эту систему. Систему эксплуатации. И самым главным инструментом этой эксплуатации как раз являлись деньги. Ведь сами по себе деньги, купюры или монеты или цифры на счету — ничего не значат. Они имеют ценность только потому, что люди верят в них, потому что люди договорились использовать их в качестве платежного средства. Потому он и придумал «Энтен» или Божественные Деньги. Он верил в то, что если достаточное количество людей будут осуществлять свои покупки и платежи не через иены или доллары, а через свою собственную валюту, которую сами выбрали — то это будет первым шагом к свободе. И с самого начала все было хорошо — люди, которые верили в «Энтен» — покупали товары друг у друга, оказывали услуги и прочее — за «Энтен». В то время я даже помогала ему с расчетами, у меня довольно хорошо с математикой и бухгалтерией. Мы вместе вели финансовые расчеты, искали возможности для улучшения системы. К сожалению… — она криво усмехается: — беда пришла оттуда, откуда не ждали. Вернее — он не ждал. Как только идея Божественных Денег стала достаточно популярной — возле отца появилось много людей, желающих просто нагреть руки на происходящем. Они не верили ни в «Энтен», ни в освобождение простых людей. Они просто хотели стать еще богаче. И они стали играть на разнице курсов «Энтен» и государственных валют — иены, доллара, фунта стерлинга. Была создана своя цифровая биржа, начались спекуляции… спекулянтам было выгодно, чтобы курс «Энтен» был как можно более волатилен, им не нужна была стабильность. «Быки» и «медведи» вышли на тропу войны, раскачивая ситуацию изо всех сил. Сенсации и спекуляции в конце концов привели к тому, что начался отток людей, которые использовали «Энтен». В конце концов… ты знаешь, как все закончилось. Уголовные дела, обыски, аресты… все люди, которые так активно доили «Энтен» — вдруг сразу исчезли, унеся с собой свои миллионы, а ответственным за это остался мой отец. — она делает паузу. Перебирает пальчиками по чашке. Прикусывает губу и смотрит куда-то вдаль, за мою спину.

— И я… я была с этим не согласна. Я хотела что-то доказать всему миру… да и себе тоже. Что мой отец не мошенник, что им руководила благая идея. Что я — больше, чем дочь преступника и могу принести пользу миру и обществу. Людям. Но… как выяснилось это не так. Я — всего лишь я. Обычная дочка мошенника и афериста, манипуляторша и оппортунистка, готовая на все ради шанса выбиться вверх. Вот что я поняла и вот что меня напугало. Поэтому я не согласилась на предложение Накано-сан. Это было так просто… даже слишком просто. Я даже знаю, что ты бы меня не осудил. Ты такой… слишком мягкий. А если ты меня не осудил бы — то и Сора меня бы простила, а для меня важно только ваше мнение… и я могла бы согласится. И это напугало меня до усрачки. Знаешь почему?

— Почему — спрашиваю я, понимая, что это риторический вопрос.

— Говорят, что дети могут выбрать всего два пути. Первый это когда они смотрят на своих родителей и решают «я хочу быть как мой папа или моя мама». И второй — когда они не хотят быть похожими на папу или маму. — выдает Юрико: — Так вот, я не хочу быть похожим на своего отца. Который повелся на легкость и благие пожелания и подумал, что все так легко и просто, которого водили за нос те люди, которых он считал друзьями! Который действовал якобы во благо всех, но в то же время — с удовольствием пользовался «Энтен» чтобы купить себе яхту, кучу недвижимости, десяток любовниц и собственный бизнес-джет с золотыми пепельницами и дубовой отделкой! Я не собираюсь врать ни себе ни окружающим! Да, я — ужасный человек, но врать я не буду! И манипулировать людьми тоже. Я скажу всю правду и пусть меня здесь не примут. Идите к черту. У меня в кармане билет на самолет и завтра я буду в Китае. У меня там далекая родня… пусть я снова буду работать гимнасткой в постановочных боях на сцене цирка, или даже просто мыть посуду в закусочной — но это будет честный хлеб. Я переоценила свои возможности и не смогу доказать всему миру что я… — она замолкает и стискивает кулаки. Наступает молчание. Я гляжу на нее и храню это самое молчание как самую драгоценную вещь в шкатулке своего разума. Мы молчим.