Три товарища - Алексей Викторович Селютин

не я выделил её из толпы, лихо подкрутил усы и подрулил со словами "разрешите вам впендюрить!". Это она выяснила, кто я такой, пораскинула мозгами и решила, как правильнее обыграть ситуацию. Забросила наживку, подсекла и выдернула рыбку из пруда.

Но с другой стороны, пусть даже это так: почему она обращается ко мне со столь странной просьбой? Ладно, попросить обратиться к Акопяну, чтобы лично себя попиарить и засветить мордашку на телевидении, к этому я бы отнёсся с пониманием. Подсобил бы. Но зачем рисковать собственной шкурой? Она же, несомненно, видела, что крутят в новостях двадцать четыре на семь. Видела, что случилось с американской планетой, видела, как "Исполин" разносит китайский флот. Зачем ей это? Неужели она действительно не хочет оставаться в стороне? Неужели ей не всё равно? Какая женщина захочет подвергнуть свою жизнь опасности, используя как аргумент желание принести максимальную пользу? Не себе лично, человечеству.

Наверное, мозговой шторм в моей голове бушевал на все двенадцать баллов. Я хмурился, морщился и пытался ухватить суть. Но не мог. Я не понимал, что ею движет.

— Ты серьёзно? — тихо повторил я.

— Я бы не заводила этот разговор, если бы для меня это не было важно. Ты — важный. Не только для меня, а в глобальном смысле. Твоё слово чего-то стоит, я надеюсь. И, надеюсь, ты поможешь, — она буравила меня взглядом какое-то время, затем отвернулась к тумбочке и погасила в пепельнице сигарету.

Мысль, что сейчас между нами происходит нечто большее, чем я понимаю, пронеслась мгновенно и заставила нахмурить брови. От меня ускользала её мотивация. Я не понимал, она играет в какие-то игры или действительно хочет помогать. Помогать добровольно, а не по приказу.

К никаким выводам я так и не пришёл. Но почувствовал нечто необъяснимое. Впервые я видел такую женщину. Впервые посмотрел другими глазами. Смотрел не как на объект, а как на субъект. Ощущения были немножко странными. Возвышенными, я бы сказал. Вдохновляющими. Мне захотелось похвалить её за рвение, отвесить комплимент и сказать что-то типа: "Ты меня впечатлила".

Но когда я уже был готов тронуть её за плечо, развернуть к себе и сообщить, что сделаю всё, что в моих силах, я заметил цветную фотографию в небольшой деревянной рамке. На фотографии Зинаида прижимала к себе пацана лет восьми. Она счастливо улыбалась, а он, с наигранной неприятностью, пытался спастись от настигающего поцелуя.

Поэтому моя рука остановилась на полпути. Быстрее скорости света я сообразил, что сейчас вижу. Но сей неожиданный факт поставил меня в тупик, ведь никакого обручального кольца на безымянном пальце я не заметил.

— Ну так что? Что ты решил? Поможешь или… — она перехватила мой взгляд, резко дёрнула головой, проследив за взглядом, а затем, не менее резко, отвернула фотографию к окну и тихо выругалась. — Чёрт возьми!… Скажи мне! Поможешь?

— Твой сын? — течение моих мыслей уже неслось в другую сторону.

— Да, мой, — с вызовом ответила она. Даже волосами, которые мне так нравились, встряхнула. — Скажешь мне что-нибудь?

Я замолчал. Короткий ответ как бы намекал, что вдаваться в подробности личной жизни она не собирается. По крайней мере не сейчас и не со мной. Для неё на данный момент я был лишь ступенькой, которая поможет взобраться на следующую ступеньку, а не проверенный сражениями партнёр, с кем можно поделиться сокровенным или облегчить душу. И я относился к этому с пониманием.

Но в то же время теперь обещать матери, что помогу ей подвергнуть саму себя абсолютно ненужному риску, я ни в коем случае не стану. Без неё хватит тех, кто проявит желание исполнить гражданский долг. В моём понимании, её гражданский долг заключается в совершенно другом.

— Зин, я буду говорить с тобой честно, ты уж не обижайся…

— Честность мне сейчас не нужна. Мне нужна помощь.

— Тебе лучше остаться дома. Здесь ты принесёшь гораздо больше пользы… Но даже польза не главное. Главное, что здесь гораздо больше шансов остаться в живых.

— А если жить всем нам осталось недолго?

— Пусть даже недолго. Ты не понимаешь, с чем нам придётся столкнуться. А я видел это своими глазами. Когда тот поганый объект из ничего сотворил… подобие Чёрной дыры, я испытал такой ужас, которой до сих пор не могу передать словами. А затем эта дыра поглотила сразу весь флот. Вот так! — я громко щёлкнул пальцами. — По щелчку. И все те тысячи людей погибли в одно мгновение. Что бы ими не двигало, как бы они не хотели разделить с другими тяготы, как бы не желали быть полезными, они просто исчезли, так и не успев никому ничего доказать. И я не хочу, чтобы такое произошло с тобой. Да, ты впечатлила меня. От тебя подобных слов я не ожидал. А потому я пообещаю тебе, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты и твой сын жили. Я не только не стану тебе помогать, я сделаю всё, чтобы отрезать тебе любые пути в эскадру. Если я узнаю, что ты их ищешь, я заблокирую все попытки. Даже не постесняюсь попросить вице-адмирала, чтобы он спровадил тебя домой.

Зина смотрела не меня некоторое время, затем резко встала, торопливо надела медицинский халат и вновь закурила, как бы намекая, что в этот раз совсем не от наслаждения.

— Это не тот ответ, которого я ждала, — процедила она.

— Это всё, что я могу тебе сказать по этому поводу, — уверенно ответил я. — Тебе надо жить, а не искать возможности себя погубить.

— А если жить нам осталось недолго? Что если вскоре мы все погибнем? Если не сможем остановить то… ту штуку? Я не желаю трястись от страха и ждать. Я хочу что-то делать. Хочу действовать… Да, я маленький человек в отличие от тебя. Но и я могу быть полезна. Могу вносить свою лепту.

— Этого не случится. Другой маленький человек, — кивком я указал на фотографию на тумбочке. — Уверен, ждёт тебя. Тебе лучше быть с ним, а не в космосе.

— Это несправедливо! — зло выкрикнула Зинаида. Волосы её растрепались. — Почему ты считаешь, что достоин, а я нет? Да, ты пилот. Но я — врач! Я знаю и умею гораздо больше, чем умеешь ты. Я спасаю жизни, а не забираю их, в отличие от тебя. Почему мне не позволяют самой принимать решения на счёт собственной жизни?

— Потому что твоя жизнь важнее моей. Ты — мать. Ты несёшь ответственность не только за себя, но и за других. Я же умею только одно — рисковать