Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь - Кеннет Славенски

Сборник «Дорогой Эсме с любовью — и всякой мерзостью» был выпущен массовым тиражом в мягкой обложке в конце 1959 года, однако Хэмилтон не отослал экземпляр Сэлинджеру. До апреля 1960 года автор все еще не видел нового издания своей книги, хотя до него уже стали доноситься слухи о ее несколько странном оформлении. Они с Клэр собирались отпраздновать Пасху на Парк-авеню, где мать Сэлинджера уже предвкушала, как будет нянчить своего новорожденного внука. Сэлинджер радостно готовился к встрече в Нью-Йорке со своим другом Роджером Мэчелом, представителем Хэмилтона в Америке.

У него была лишь одна просьба: чтобы ему наконец показали английское издание «Дорогой Эсме». И хотя книжка принадлежала ему, Сэлинджер высказал свое пожелание почти что извиняющимся тоном и обещал, что не оставит ее у себя. Так сильна была его вера в английских партнеров по бизнесу.

Но пасхальная встреча с Мэчелом так и не состоялась. К тому времени он сам купил книжку. И когда увидел ее, пришел в ужас. Сборник рассказов был оформлен как дешевое бульварное чтиво. С ярко-желтой обложки на читателя зазывно глядела женщина, во много раз старше Эсме. На случай если ее соблазнительный взгляд покажется недостаточно откровенным, издатели поместили над ее головой жирную надпись, объявлявшую книгу «портретной галереей мечущихся и мучающихся мужчин, женщин, подростков и детей». Сэлинджер был убит. Он еще в 1953 году пререкался с Хэмилтоном из-за названия сборника и разрешил назвать его по заголовку одного из рассказов только из дружеских чувств. Теперь же, увидев соединение пошлой картинки с зазывной надписью, Сэлинджер решил, что Хэмилтон с самого начала задумал представить «Девять рассказов» как дешевку с целью извлечь большую прибыль.

Хэмилтон защищался и уверял, что вина не его. Он говорил, что предлагал сборник издательству «Пингвин», которое со вкусом оформило британское издание «Над пропастью во ржи», но там от него отказались. Пришлось продать права «Харборо паблишинг» и их филиалу по массовым изданиям «Эйс букс». Когда «Эйс» выпустил книгу с (как позднее выразился Хэмилтон) «удивительно вульгарной обложкой», он сам пришел в ужас, но уже ничего не мог изменить. Но, по правде сказать, если Сэлинджер и оставался в неведении относительно продукции издательства «Эйс», когда поспешно подписывал договор, то этого нельзя сказать про Хэмилтона. К тому же против Хэмилтона говорит хотя бы тот факт, что его сделка с «Эйс букс» оказалась намного прибыльнее всех прочих, связанных с изданием произведений Сэлинджера.

Сэлинджер в очередной раз ощутил себя преданным издателем, которого глубоко уважал и как коллегу, и как друга. Он был в ярости и чувствовал себя оскорбленным. Хэмилтон умолял понять его и простить. Его жена Ивонна и Роджер Мэчел оба обратились к Сэлинджеру по его просьбе, сам он предложил приехать в Америку, чтобы все обсудить, если только Сэлинджер согласится встретиться с ним. Сэлинджер всем отказал. И хотя «Хэмиш Хэмилтон» имел права на первую английскую публикацию следующего произведения писателя, он передал Хэмилтону, что лучше останется ненапечатанным в Англии, чем позволит ему изуродовать еще одно свое произведение. Это были последние их переговоры после почти десятилетия близкой дружбы. С тех пор Сэлинджер не обменялся с Джейми Хэмилтоном ни единым словом.

При всех трудностях в общении с издателями и при всех его жалобах на их методы работы Сэлинджер на протяжении всей карьеры инстинктивно тянулся к определенным редакторам в поисках поддержки, часто смешивая личные взаимоотношения с профессиональными. В результате чисто деловые решения, которые его шокировали, воспринимались им как личное предательство. Он много раз обжигался, попадая в схожие ситуации, но уроков никаких из этого не извлекал. В 1961 году он посвятит «Фрэнни и Зуи» Уильяму Шону, называя его «мой редактор, наставник и (да помогут ему небеса) ближайший друг». И Шон окажется единственным, кто таковым навсегда и останется. После казуса с Джейми Хэмилтоном подозрительность по отношению к редакторам, и до того бывшая второй натурой Сэлинджера, превратилась в пунктик. Отныне Сэлинджер будет следить, чтобы в договоре на любое издание, англоязычное ли, переводное ли, оговаривалось его право вникать в мельчайшие детали оформления. По этой причине почти все последующие издания Сэлинджера лишены иллюстраций, рекламных текстовок, информации об авторе, за исключением предоставленной им самим, и, что менее всего удивительно, его фотографий. Мало кто из писателей так беспокоился о своих книгах. И хотя многим его придирчивость. казалась блажью, Сэлинджер всегда считал, что таким образом всего лишь защищает целостность своих произведений.

Весной 1960 года Сэлинджер решил, что пришло время выпустить новую книгу, но не обещанный ранее роман о семье Глассов. Он предпочел бросить вызов своим критикам, объединив под одной обложкой «Фрэнни» и «Зуи». Его амбиции в очередной раз перевесили нежелание иметь дело с издателями, и он вступил в переговоры с Недом Брэдфордом, заменившим в «Литтл, Браун энд компани» умершего Джона Вудберна. При всех стараниях находиться как можно дальше от издательского процесса, Сэлинджер настоял на том, чтобы реклама и оформление книги были с ним до мелочей согласованы. Через Дороти Олдинг он выставил целый ряд требований к «Литтл, Браун энд компани» и поручил адвокатам из «Гарольда Обера» иметь дело непосредственно с издателями. И все-таки через пару месяцев слух о готовящейся к печати книге Сэлинджера просочился наружу и вызвал целую вакханалию в прессе. Причем уровень газетно-журнальной шумихи не мог не вызвать у писателя желания задаться вопросом, тем ли путем он идет.

Первое серьезное посягательство на частную жизнь Сэлинджера совершил журнал «Ньюсуик», самый популярный наряду с «Тайм» новостной еженедельник. Несмотря на его респектабельность, тактика, избранная им для получения информации о Сэлинджере, напоминала практику современных папарацци. Пренебрегши всем известным желанием Сэлинджера оградить от посторонних взглядов свою частную жизнь, «Ньюсуик» твердо настроился получить желаемое. Журнал послал в Корниш своего репортера Мела Элфина. Элфин целую неделю выслеживал свою жертву, но не смог даже увидеть Сэлинджера издалека. Вынужденный обратиться к его друзьям, соседям и просто знакомым, Элфин обнаружил, что откровенничать с ним никто не расположен, а те, кто был не прочь поболтать, мало что знали про Сэлинджера. Журналисту удалось выведать, что Сэлинджер мог часами разговаривать о музыке, детективах (которые проглатывал пачками), дзен-буддизме, японской поэзии и йоге. Один сосед добавил необычную деталь: незадолго до женитьбы Сэлинджер пристрастился стоять на голове. Однако большинство описаний практически ничего не добавляло к уже известному всем портрету. «Джерри работает, как собака, — сказал Элфину художник Бертран Итон. — Он очень придирчивый художник, постоянно переделывает, шлифует, переписывает»'.