Комендантский час - Владимир Николаевич Конюхов

Звуки вальса заполонили комнату. Борис галантно поклонился Евгении.

— Думаю, я заслужил право первого тура?

Двигался он легко, даже изящно, тонко чувствуя ритм танца.

— Я желаю вам, Женя, счастья, — через силу улыбнулся Борис, обращаясь к ней почему-то на вы. — Как уроженец Кавказа, я бы мог многого пожелать вам, но тот, кого я глубоко уважаю, сделает это не хуже меня.

Бориса сменил Василий Николаевич.

— Вы уж меня старика, Женя, извините, что лезу не в свое дело.

— «Снова на „вы“, да что они — сговорились», — зарделась Евгения. — Но тяжело вам придется порознь. Жалко мне вас. Хорошие вы оба.

— Николаич, регламент! — напомнил Борис, и вот уже протягивает руки Вячеслав.

— Надеюсь, после Василия Николаевича я не выгляжу дрессированным медведем?

Глаза Евгении были полны восхищения. «Чудесно, не правда? — говорили они. — Какие все милые, симпатичные. И эта комнатушка словно огромная, с зеркальным полом зала».

«Она и есть зала, и мы на балу, — отвечал Вячеслав. — Ты царица бала, и смиренные кавалеры поочередно сменяют один другого».

Евгении казалось, что стены палаты раздвинулись и счастливый вихрь, подхватив ее, ласкает воздушными струями. Как стремителен и неудержим порыв, и как неохотно выпускает он ее из обволакивающего плена.

Но вот умолк магнитофон, лезут с поцелуями девчата, больно, не рассчитав, пожимает руку Василий Николаевич. Евгения умоляет гостей побыть еще немного, но все, кроме Вячеслава, покидают палату.

Потом она долго плакала, не стесняясь Вячеслава.

— Ну почему… почему, — всхлипывала Евгения, размазывая косметику, — мы не могли быть из одного города или уехать в один и тот же день? Они словно умерли для меня все сразу.

Тем временем Вячеслав убрал со стола, расставил стулья.

Евгения признательно улыбнулась.

— Я рада, что ты сблизился с ними.

— Я тоже.

— А эта выдумка со свадьбой? — Ее улыбка приняла совершенно иное выражение. — Шутка шуткой, но то, что ты остался, они восприняли как само собой разумеющееся.

…Было уже далеко за́ полночь. Он не шевелясь сидел на кровати, она на стуле, сцепив пальцы на коленях. Оба не проронили ни слова. Слова были ни к чему. Они остались по ту сторону уже пройденного барьера и произносить их заново было лишним и бессмысленным. Но оба догадывались, что надо, что необходимо выразить мучившее обоих, но каждый не решался сделать это первым, полагаясь на другого. И продолжали оставаться на своих местах, боясь даже движением потревожить тишину, что оградила их от всего мира стенами, за которыми лежала глубокая ночь да бушевал ветер.

До утра оставалось несколько часов. Евгения поймала себя на мысли, что тянет время, не зная, как ей поступить дальше.

Вячеслав тихонько, по-гостиничному посапывал, прикрыв глаза рукой.

Пожалуй, это самое лучшее в их положении. Она осторожно прошла к выключателю, потушила свет.

— Напрасно, — бодрствующим голосом сказал Вячеслав.

— Тогда я зажгу, мы не обменялись адресами.

— Мой, если хочешь, запиши. Но не уверен, что он понадобится.

Убеждать в чем-то этого упрямца было до смешного глупо.

Евгения подсела ближе, назвала адрес. Тонкий лучик пролегал через всю комнату, словно делил ее надвое.

«Мы на одной половине, — размышляла она. — Но это сейчас.

— А потом?.. Не проляжет ли между нами целая пропасть».

В поисках ответа пытливо смотрела на него. Дыхание Вячеслава раздавалось совсем рядом; протяни она руку…

Он сделал это раньше ее, и легкое прикосновение словно прорвало преграду, сковывавшую обоих. Евгения без конца покрывала поцелуями его смутно белеющее лицо; отчетливо слышала стук сердца в напружинившей груди, улавливала биение голубой жилки.

Внезапно она с ужасом увидела, как та самая, черная, холодная волна сбила с ног, понесла с собой. Евгения пытается выбраться, но страшная волна вновь накрыла, грозя бросить на камни. Она беспомощно барахтается в черном буруне прибоя, не в силах позвать Вячеслава. А вот и он. Но вместо того, чтобы помочь, увлекает глубже. Евгения с трудом отбивается, плывет, что есть сил, назад, к спасительному берегу…

Возглас Вячеслава был скорее горьким, чем недоуменным.

Шторы колыхнулись, сдвинули полоску света.

«Как же это? — готова была закричать Евгения, — почему так? Она съежилась, прижав руки к груди, словно старалась уберечь безвозвратно ускользающее. — Зачем он так?..»

Вячеслав, затаившись молчал.

«Оскорбился, — поразилась Евгения. — Но я же пеклась и о нем».

Будь она в гостях, ушла бы не задумываясь. Но в гостях был он. И молчание его становилось невыносимым.

— Не знаю, кто сказал, но я запомнила: «Мы чистыми пришли и осквернились, мы радостью цвели и огорчились». — Случись у нас, и тогда… Неужели это и было бы платой за все хорошее, что подарил мне ты? — со слезами выговорила Евгения.

— Твоя плата не лучше.

— Слава, я…

Вячеслав возбужденно заходил.

— Ты распоряжаешься мною, как хочешь.

Она готова была зажать уши. Только не эти упреки.

— Значит, ты и раньше считал, что нас ждало… И это ты?..

Вячеслав всё повышал голос.

— Ничего я не считал, и сейчас не считаю. Но раз так уж пришлось. — Подчеркнуто присел на самый краешек. — Впрочем, чего болтать зря.

— Не зря.

Евгения раздвинула шторы, стала так, чтобы не загораживать свет, падающий на него. — Тебе придется выслушать меня. — Стекло холодило затылок. — Если бы я не знала тебя до… последнего, у меня сложилось бы о тебе совсем другое мнение. Но я знаю тебя. Более того, знаю лучше, чем кто-либо. Сам того не ведая, ты разбудил во мне женщину в самом лучше смысле этого слова. Ты даже не можешь представить, насколько всё серьезно обернулось для меня. Настолько серьезно, что не уложилось в твои привычные представления. Впрочем, как и мои тоже. Ты мечтаешь, когда у всех проснется заложенный с рождения человечек. Но ты только что не увидел перед собой просто человека. Ты видел женщину. И как раз тогда, когда она видела в тебе не только мужчину.

Вячеслав смахнул упавшие волосы, но головы не поднял, слушал напряженно.

— И я думаю, хватит тебя надолго быть таким? Может быть, это обыкновенная блажь?.. Тогда мне вдвойне обидно. Гораздо обиднее, чем тебе сейчас.

Какое-то время они молчали, потом Вячеслав сказал приглушенно:

— Все верно, Женя. Я радостно млел, ничего не замечая. Но посуди сама. Всё так обернулось: нежданное свидание, гости, ночь. И тут… Я подумал, что ты смеешься надо мной, просто дразнишь. Перед тем ты целовала меня так, что на миг явилась просто, как справедливо заметила, женщина. А я по-прежнему оставался для тебя…

— Ты и сейчас остаешься таким же.

Он встал, зашарил по столу, что-то опрокинув, снова сел.

— Странная штука